Теперь принято едва ли не каждое событие называть историческим. Исторические визиты, исторические встречи, исторические заявления... Саммит Европейского Союза в Хельсинки считается историческим сразу по нескольким причинам. Во-первых, пятнадцать нынешних стран-членов ЕС решили провести переговоры о вступлении не с шестью, как планировалось еще год назад, а с двенадцатью странами. Таким образом Европейский Союз имеет шанс постепенно действительно стать европейским — а не только клубом из полутора десятка стран Западной Европы. Распространение норм наиболее на сегодня развитой цивилизации на страны, которые еще вчера были за «железным занавесом», можно только приветствовать. Если бы только одновременно с этим решением не возникало впечатление, что этим все и ограничится, что другие (в том числе Украина) сознательно остаются за пределами цивилизованной Европы — а это вряд ли добавит стабильности привыкшему за последних полстолетия к спокойной жизни Старому Свету. Если бы не было ощущения, что «говяжья война» — это только ягодки, а настоящие торговые баталии внутри ЕС еще впереди — ведь не существует каких-то реальных механизмов их избежания и предотвращения протекционизма — которым, в частности, славится Франция. Если бы было четким определение будущего ЕС — это своеобразное конфедеративное государство, экономический союз или что-то еще. Пока что ЕС больше смахивает на царство бюрократии, которое неспособно на серьезные шаги, но очень неохотно мирится с необходимостью очевидных перемен. Пока что очевидно только то, что прием новых членов будет на самом деле очень нелегким процессом — доказательством является хотя бы длинные споры относительно признания Турции страной-кандидатом.
Во-вторых, пятнадцать стран-членов ЕС решили, что Европа (по крайней мере Западная) — имеет право на собственную оборонную политику и собственные силы быстрого реагирования. Для кого-то это — избавление от полной зависимости от Соединенных Штатов, для кого-то — например, не членов НАТО — возможность немного больше самореализоваться в своей значимости. На самом деле — это только первый шаг к какому-то реальному объединению, которое не может всегда базироваться только на сугубо экономических механизмах и измеряться исключительно понятием рынка. Это — только первый признак того, что когда-нибудь интересы ЕС могут и не совпадать с интересами США. Сейчас говорить об этом было бы слишком смело. Тем более, что балканские события последних десяти лет доказали полную несостоятельность ЕС влиять на ситуацию фактически у себя дома. Возможно, перерастание ЕС из мощного чисто экономически-торгового союза в чрезвычайно влиятельную международную структуру было бы действительно историческим моментом — но пока что, наверное, можно говорить только об историческом ожидании. Париж
