Сознаюсь, когда в мои руки попала книга Сергея Дзюбы «Кракатунчик — кленовий бог» (Редакционно-издательский комплекс «Деснянская правда», Чернигов, 1999), я искренне обрадовался. Что бы ни говорили об упадке отеч ественного книгоиздания и финансовых трудностях, думал я, а родную литературу для детей теперь издают даже в русифицированном Чернигове. Пристойный тираж издания — пять с половиной тысяч экземпляров — вызвал чувство уважения к неизвестному мне автору и желание пожать руку тому таинственному спонсору, благодаря которому это издание смогло увидеть свет. Однако углубление уже в первые страницы «повести о настоящей дружбе и невероятных приключениях» грубо раздавило мою радость — я понял, что натолкнулся на ментальное увечье и отсутствие элементарной ответственности автора перед теми, кому он адресует свое слово.
Чтобы моя обеспокоенность стала понятной читателю, коротко перескажу завязку повести.
В перерыве между уроками первоклассник Сережа дает сдачи ровеснику Андрею, который немедленно жалуется старшему на год брату Вите. Витина компания, которую дети называют «мафией», избивает Сережу, а напоследок заставляет его целовать ботинки Андрея. Сережа тяжело переносит унижение: взрослым он ничего рассказывать не собирается (в его представлении — это было бы предательством), но желание вызвать сочувствие приводит мальчика к мысли о самоубийстве. Логично рассудив, что родная мамочка не была бы в восторге от такого финала, идею покончить с жизнью Сережа вскоре отбрасывает. И кто знает, через какие испытания мальчику еще пришлось бы пройти, если бы дорогой домой он не встретил загадочное существо, которое глубоко прониклось его проблемой...
Пусть меня застрелят (и это огорчит моих родителей и родных), если кто-то докажет, что дзюбинское перенесение откровенно зэковских понятий и обычаев на жизнь детей начальных классов убедительно и оправдано. Даже при условии, что традиция группового «опускания», составляющей которой является целование ботинок, успешно культивировалась в школе, где в свое время учился автор «Кракатунчика», — типичность конфликта слишком сомнительна. А ввиду того, что книга адресована детям (следует понимать — ровесникам Сережи), на адекватное восприятие конфликта рассчитывать и вовсе не приходится.
Впрочем, непонимание разницы между «зоной» и школой, очевидно, не самая большая неудача Дзюбы. Смоделированный автором конфликт, по Сережиному понятию о «предательстве», иначе, как тупиковым, не назовешь. И если следовать трезвой логике (вообразите на минуту, что в описываемой школе зэковские понятия победили окончательно и бесповоротно), в конце произведения мы должны бы стать свидетелями волнующей сцены превращения мальчика в девочку. Однако Дзюбе был нужен «нерру еnd» без каких- либо извращений. Вот здесь-то он и вытягивает из кустов своей мечты сказочного волшебника Кракатунчика, которому отводилась роль «палочки-выручалочки». Повесив на кленового божка обязанность победить «мафию» и устроить трепку другим злюкам, Дзюба сознательно или подсознательно предложил читателю установку — полагаться на «шару». В то же время главного персонажа он превратил в наблюдателя, избранника судьбы.
На первый взгляд, ничего уродливого в такой схеме нет. Что-то подобное мы можем найти в русских сказках о «Золотой рыбке», «Скатерте-самобранке», «Ковре-самолете», «Иванушке-дурачке» и тому подобное. Однако в том то и дело, что эти сказки и к украинской традиции не только не имеют никакого отношения, но и вредят ей. Говоря так, подчеркну, что речь идет не об упрямой попытке во что бы то ни стало дистанцироваться от всего инородного, а о потребности предотвращать распространение синдрома ожидания «шары небесной». Сто раз были правы наши пращуры, когда противопоставляли этому человеческий труд, ум и смекалку. И сто раз не прав Сергей Дзюба, когда, изменяя своим пращурам, въезжает в анналы современного литпроцесса на кленовом божке.
Собственно, черт с ним, с этим литпроцессом — жаль детей, ментальность которых со всех сторон калечит не только радио и телевидение, но и писаки, которые не знают наших сказок.
