Но недавно вот опять случились гости, уже православные, но из Франции. Скрепя сердце, я отправился с ними снова в Лавру. На сей раз отделять овец от козлищ в пещерах поставили юного послушника. Он с одного взгляда оценил нас, без тени колебания определил: «Вам сюда» — и пустил по малому, туристскому кругу. В стороне от нас остались мощи основателей монастыря Антония и Феодосия; летописца Нестора; черноризца Илии Муромца; Ефросиньи, княжны Полоцкой; иконописца Алипия, которому ангелы дописывали иконы; смиренного Николы Святоши, внука Ярослава Мудрого и лаврского привратника; схимника Федора, деда князя Константина Острожского; целителя Агапита, лечившего князя Владимира Мономаха... Юный регулировщик отсек нас от них как недостойных. Нарочно отстав от гостей, я задал ему невинный вопрос: «Ну хорошо, не обо мне речь, но вон того пожилого господина вы отчего не пустили?» Юноша готовил ответ недолго: «А сразу видно, кто молится, а кто просто так».
«Тот пожилой господин» был мой отец, который научил меня первым молитвам на ночь, который стал брать меня на литургию с двух лет (и уверяет, что я выстаивал всю службу), который с раннего детства прислуживает в церкви и поет в хоре, который всю жизнь прожил в согласии со своей верой и, в моем представлении, как раз и есть тот самый настоящий православный, образованный, искренний и непоказной, каких немного мне посчастливилось встречать затем во взрослой жизни.
Но, взглянув в глаза регулировщику, я тотчас же понял, что рассказывать ему все это было бы нелепо. Не понравились мне его глаза. А тут еще внимание отвлек совсем зеленый блюститель порядка. Лет ему было на вид десять, и он деловитым баском прикрикивал на проходивших мимо паломников. Откуда он здесь взялся — неведомо, но чувствовал себя по- хозяйски: делать замечания ему было явно не впервой, и он получал от этого видимое удовольствие. Растет, растет юная смена...
Чтобы уравновесить «конфессиональный» оттенок досады (все- таки Лавра — обитель Украинской православной церкви Московского патриархата), вспомню, как в недавние времена во Владимирском соборе (где, как известно, кафедра Патриарха Киевского и всея Украины-Руси) некая монахиня выставила на улицу плачущую женщину с вот такими словами: «грешила, гадина, теперь не отмолишь». Женщина, заметим, была одета по всей форме: с покрытой головой, без косметики, без вольностей в покрое и цвете одежды, а плакала всего лишь от отчаянья за сына, который в армии попал в госпиталь вследствие неуставных отношений. Зашла перед всенощной потихоньку свечку поставить, вот и поставила... Теперь она в церковь не скоро пожалует, и хочу видеть того, у кого хватит духа ее осудить.
Отдаю себе отчет в том, что приведенными случаями никого не удивишь, и каждый желающий может обогатить личный опыт, стоит переступить порог почти любого храма. Жалобы на грубость слышны отовсюду. Того обругали в ответ на невинный вопрос, тому на ровном месте сделали замечание, у того якобы «не там» поставленную им свечку на глазах потушили и выбросили, к тому пристали, что мало крестится, тому навязали полный набор услуг, у того на панихиде исправили имя покойницы... Грубят «постоянные» прихожане, грубят батюшки и почему-то матушки, чувствующие себя хозяйками в приходах супругов. Никакая неотесанность и неловкость людей, впервые переступающих порог храма, не оправдывает такого поведения. Что народ наш хамоват, не я первый открыл. Что он бывает недоброжелателен, нетерпим, снедаем поголовно «комплексом вахтера» — очевидно любому. Но что стоит разбудить в нем, в народе, другие качества, присущие ему испокон веков: отзывчивость, доброту, способность уважать даже то, чего не понимаешь! Неужели Церкви как организации, в конце концов, как иерархической структуре, заботящейся о душевном здоровье народа, это не под силу?
Пусть кто-то скажет, что упомянутая проблема далеко не самая злободневная в жизни Церкви. Многие знакомые мне киевляне, уставшие от хамства, отыскивают какой-нибудь приход в пригороде или в окрестных селах, где настоятелем — разумный, добрый батюшка и где, соответственно, совсем другая атмосфера, ездят туда по воскресеньям. Они, конечно же, есть, но искать их — это уже сознательное поведение, чего не от всех можно требовать. Для остальных же церковь начинается и заканчивается радостными или печальными оказиями, в промежутке между которыми их религиозное, мистическое чувство находит выход в гадалках, гороскопах, эзотерике, эклектических ошметках буддизма, Блаватской, Рерихах, приезжих евангелистах (об этом ниже) — в чем угодно, только не в том учении, что пришло на эту землю тысячу с небольшим лет назад и определило ее дальнейшую судьбу.
Чем занята в это время православная церковь, вернее, церкви, я не берусь судить. Очевидно, строятся. Очевидно, сражаются между собой — это то, что заметно невооруженным глазом. Но также невооруженным глазом видно, что в суете роста и взаимных нападок они пропустили самое важное, уже пропустили. Какая часть из вновь крестившихся становится постоянными прихожанами? Какая часть молится, соблюдает обряды, регулярно постится, исповедуется и причащается? Наконец, сколько из них стали христианами не по букве, а по духу Закона?
Освящение офиса, магазина, склада, автомобиля, кабака — это занятие, кто спорит, поддерживает Церковь. Может, ради конечного блага стоит даже закрыть глаза на совершенно неприличный размах такого рода коммерции. Хуже, когда требы — крещение, венчание, отпевание — становятся основной формой пастырской деятельности для священнослужителей и почти единственной формой воцерковления для вчерашних атеистов. В церковной жизни Украины отсутствует в принципе институт заботы об оглашенных, то есть людях, только приходящих к Богу. Нетерпимость, фундаментализм, неспособность достойно решать межконфессиональные конфликты, наконец, пренебрежение реальными заботами и запросами рядовых прихожан — ни одна из этих установок не будет стоить украинскому православию так дорого, как презрение к заглядывающим в храм случайно, из любопытства, из моды или «задля годиться» и т.п.
Нетерпимость — это отдельная тема. Что делать, если «экуменизм» для наших иерархов и богословов — синоним ереси, а Николай Бердяев и о. Александр Мень — суть еретики? Если в иконных лавках днем с огнем не найдешь трудов о. Сергия Булгакова, о. Павла Флоренского, о. Георгия Флоровского, зато продаются брошюрки за 70 копеек под названием «Тайна Израиля» и «Католицизм — язычество в христианстве»? Тут даже не столько в постановке вопроса проблема (в конце концов, для каждого православного представители иных конфессий — «инославные» по определению), сколько в интонации. Недавно в газете один московский священник рассказывал, как он, путешествуя по Италии, заходил в тамошние храмы. Видя человека в рясе, католические прелаты тут же, с порога предлагали ему отслужить вместе с ними мессу. И совершенно искренне не понимали его отказа, а он, бедняга, не мог объяснить причину, потому что любое внятное объяснение в этих обстоятельствах, с этими людьми звучало бы неуместно.
Говорят, нетерпимость — спутник не столько истинного глубокого знания, сколько обычного невежества. Не стану спорить. Ведь не секрет, что большинство нашего духовенства не может похвастать блестящим образованием. Возможно, для кого-то окажется неожиданностью, что в семинарию принимают после восьмого класса, и там будущие диаконы, а впоследствии священники не проходят курса общеобразовательных дисциплин. Обучение в духовных академиях дальше продолжают единицы. Из чего следует, что наши пастыри в массе своей темнее своей паствы, ибо у нас обязательно всеобщее какое-никакое среднее образование. И ссылка на недавний коммунистический гнет никого не должна убеждать. В той же Румынии, не меньше нашего измученной чаушесковским социализмом, 80 процентов священников — выпускники академий.
Я это все к тому, что нечего удивляться успеху множества проповедников, говорящих по-русски или по-украински с акцентом (среди них, кстати, есть немало прохвостов, а немало и добросовестных, самоотверженных людей), эти хоть дают людям реальное утешение и реальную поддержку. Что- то, наверное, и забирают.
Хочу заверить, что скрупулезно описал здесь свои личные впечатления, ничего не приукрасив. Так вот, как нарочно, в тот самый день при выходе из Лавры нам встретились два ангелоподобных подростка, мальчик и девочка. Они поздоровались, улыбнулись и вручили по листовке. Это было приглашение на концерт таких же лучезарных созданий, пятерых сестренок и братишек в возрасте от трех до тринадцати лет, поющих, как было написано, «современную техно-, хип-хоп и рэп-музыку». И на обороте — тексты их песен. Я не сразу даже понял вначале, о чем речь, пока не прочел: Отец, Сын и Дух, Троица святая, План освобождения Осуществить желали... Ниже еще: Во имя Иисуса я иду. Ты послал своего сына в мир. Я другого сделать не могу.
И так далее. Понятно. Иисус в стиле хип-хоп — это круто! И знаете, пожалуй, к ним придут.
Кто полагает, что я это все придумал, чтобы поэффектнее закончить заметку, может сам покараулить у входа в Лавру.
