Действительно ли конфликтная ситуация на совместном предприятии «АвтоЗАЗ-Daewoo», как сказал Президент Кучма, не экономического характера, «а больше политического и личностного»? Думается, что любой, кто хоть немного знаком с предпринимательской деятельностью, усомнился бы в этом… и был бы не совсем прав.
Как правило, все недоразумения и трения, возникающие между партнерами по бизнесу, начинаются с финансовых неувязок. Причем поводом к началу конфликта почти всегда оказывается сокращение реальной (против — ожидаемой) прибыли от проекта. Независимо от того, какие убытки несет проект, — естественно, у крупного бизнеса и убытки крупнее, — его соучредители просто-таки вынуждены заняться приведением своих замыслов в соответствие с действительностью. Собственно, на этой фазе и выясняется, способны ли партнеры оставаться партнерами и впредь. Иными словами, возможно ли согласовать их цели, готовы ли они идти на взаимные уступки, достаточно ли они «культурные люди», чтобы суметь договориться…
Год работы СП на украинском рынке, как это не прискорбно констатировать, почти полностью воспроизвел схему развития «производственного конфликта». Мы не будем останавливаться на деталях финансового фиаско СП, так как «День» подробно описывал эту драму на своих страницах. Но нам хотелось бы обратить внимание на одну особенность этого события, отличающую его от заурядной предпринимательской разборки. Дело в том, что изначально «Проект совместного предприятия» для украинской стороны не был коммерческим проектом. Следовательно, все бизнес-планы в сумме с балансом убытков/прибылей, о неадекватности которых сейчас так переживает корейская сторона, для украинцев имели совсем конкретный, отличающийся от корейского, смысл. Что больше всего волновало и волнует украинскую сторону? Во-первых, занятость на автостроительных предприятиях. Во-вторых, платежи в бюджет.
В-третьих, личный интерес чиновников. Последнее предположение — гипотеза, основывающаяся на разговорах с предпринимателями. А что волнует корейцев? Прибыль. Это — во-первых, во-вторых и в-третьих.
Таким образом, все попытки корейской стороны максимизировать прибыль и минимизировать убытки, исходя из внутри- и внешнеэкономической конъюнктуры рынка, просто-таки не могут не входить в противоречие со стратегическим интересом украинских партнеров, озабоченных прежде всего решением политических задач. Фактически именно желанием застраховать собственные деньги (которые, кстати, корейцы в 1998 году, после азиатского кризиса, уже не могли так транжирить, как во времена написания украинского бизнес-плана) мотивировано стремление «Daewoo» поставить под свой контроль денежные потоки от сбыта автомобилей. По сути, сбыт — это единственный источник дохода и для материнской компании, и для политически заангажированного украинского менеджмента. Для последнего прибыль «потом» просто не сопоставима с инвестициями «сейчас»! Надеемся, наш читатель догадывается почему.
Для любого правительства, разрабатывающего стратегию экономического роста, не должно существовать конфликта между экономической эффективностью и политической целесообразностью. Разве может быть иначе? Наша история показывает, что может. До последнего момента власть оберегала от отставки директора АвтоЗАЗа, «последовательно защищавшего, — как он сам говорил о себе, — интересы национальной автомобильной промышленности». А знаете, в чем интерес автомобильной промышленности? Александр Сотников считает, что «это, прежде всего — выполнение корейской стороной инвестиционных обязательств, принятых ею при создании СП год назад» («Бизнес», №8 за 1999 г.).
Очевидно, львиная доля разочарования корейской стороны объясняется лишь недооценкой такой позиции властей, а вовсе не финансовыми просчетами, как об этом говорится прессе.