вечное движенье».
Со временем в обществе накапливается недовольство, обиды, разыгрываются амбиции.
Задача бюрократии состоит в том, чтобы канализировать излишнюю общественную активность в выборы. Выборы съедают амбиции, отсеивают слишком буйных и дают усредненный, безопасный и приемлемый для бюрократии результат. Но иногда случается, что возьмут да и выберут какого-нибудь Гурвица.
— Мы не признаем результаты выборов, — говорят власти. — Вы не довольны? Что ж, у нас демократия. Немного отдохнем и проведем еще одни выборы, но уже без крайностей, без Гурвица.
Я получал политобразование на Кавказе и знаю, что в таких случаях делает кавказский избиратель. Он достает из серванта свой самый понтовый пулемет и идет на площадь перед администрацией покрасоваться в компании таких же вооруженных избирателей, пострелять в воздух, потанцевать суфийские танцы и, чуть не забыл, заодно восстановить справедливость.
Я читаю газеты и смотрю телевизор, я могу представить, как ведут себя западноевропейские избиратели, когда бывают возмущены. Они начинают общенациональную забастовку, они строят баррикады на Монмартре, они валят правительство.
Я живу в Украине и с ужасом вижу, что соотечественник идет на выборы снова. Меня не возмущает власть (на месте Кучмы я делал бы то же самое), меня возмущают все эти избиратели, налогоплательщики, рядовые телезрители. Они не дают нашему Президенту стать политиком европейского уровня. Они не пытаются его боднуть. Нельзя стать великим тореро, пробивая загривок соломенного бычка.
С начала девяностых я считал и доказывал рядом провокаций, что легенда про ужасный крымский сепаратизм не имеет под собой реальных оснований. Никто не верил. Наконец Кучма послал в Ялту нескольких милиционеров и какого-то толстячка — вице-премьера — и этого оказалось достаточно, чтобы навести такой порядок, как в прогулочном дворике Лукьяновской тюрьмы.
Кучма мог бы стать новым Де Голлем, если бы одесситы в девяносто восьмом году смогли вести себя так, как парижане в шестьдесят восьмом. А они вместо того, чтобы строить баррикады, идут на выборы. Если так пойдет дальше, мы никогда не получим выдающихся государственных деятелей. В обществе, в котором не прячутся бруты, никогда не рождаются цезари.
Кучма имеет все данные для того, чтобы стать Цезарем. Подобно всем великим он не любит Конституцию. Но вся проблема в том, что подданные не догадываются о ее существовании. Материал должен сопротивляться резцу. Канова не стал бы выдающимся скульптором, если бы вместо мрамора имел перед собой туман. Он не сбивал бы рук, но и не творил бы форм.
Русские немного побунтовали в 1991 и 1993 годах, чуть-чуть повоевали с кавказцами и посмотрите: какие у них яркие, колоритные, интересные политики, правители, монополисты. Какие типажи!
В Украине все серо, плоско, анонимно. Верхушка истеблишмента не поддается запоминанию. Нет личностей, нет событий. Историю Украины девяностых будет легко изучать: в 1991 году на нее свалилась независимость и далее уже ничего не происходило.
Впрочем, стараниями Кучмы и у нас начинают появляться более-менее забавные типажи: Лазаренко, Гурвиц, Витренко, Тимошенко. Я всегда считал, что теория самозарождения мух из грязи — это не только безосновательно отброшенная морганистами биологическая теория, но и социально-политическая.
Слышите? Уже жужжат наши мухи!
