Избрание Хермана ван Ромпея президентом Совета министров Европейского союза, а также баронессы Кэтрин Эштон верховным представителем ЕС по иностранным делам, безусловно, подчеркивает, что у руля в ЕС находятся государства-члены. Они распоряжаются его учреждениями в своих собственных интересах. ЕС не является супергосударством, смело вступающим на новый путь.
Президенту Франции Николя Саркози не придется конкурировать с какими-либо брюссельскими вождями за всеобщее внимание. Германии не придется бороться со своей растущей замкнутостью или демонстрировать свою послевоенную демократическую позицию, при любом возможном случае выражая приверженность к европейской идее. Великобритания может быть уверенной в том, что ее глобальная роль так и будет связана со стремлением быть «Дживзом» Белого дома.
Лучшее, чего можно ожидать от назначения двух новых сдержанных европейских лидеров, так это более качественного и более последовательного управления бизнесом ЕС. Ван Ромпей получит возможность осуществить более масштабные замыслы, чем за шестимесячный срок национального президентства. А Леди Эштон сможет попытаться соединить политику и ресурсы во внешней политике Европы.
Однако, что бы там не говорило Лиссабонское Соглашение, пока еще не ясно, имеет ли Эштон полный контроль над внешним бюджетом ЕС или назначениями на новую дипломатическую службу. Ей придется играть роль тяжелой руки, и можно ожидать, что ее постоянно будет теребить за локоть президент Еврокомиссии Жозе Мануэль Баррозу, имевший большой успех в дележе рабочих мест. Но у министров иностранных дел появятся большие подозрения, если вдруг они решат, что Еврокомиссия занимается вопросами внешней политики.
Из опыта прошлых лет у нас есть пять руководящих принципов, которым необходимо следовать в том случае, если мы хотим добиться более эффективного европейского присутствия на мировой арене всякий раз, когда на повестке дня появляются вопросы иностранной политики и политики безопасности.
Во-первых, мы должны поверить в то, что те вещи, которые представляют собой наибольший интерес для Европы, также могут быть и лучшим вариантом для наших отношений с самым близким союзником — Соединенными Штатами. Например, мы должны стремиться к предотвращению милитаризации ядерной энергии в Иране, скорее как европейцы из-за своих собственных опасений, а не потому что мы являемся союзниками США.
Во-вторых, наша риторика относительно нашей роли в качестве международного партнера Америки в достижении мира не должна слишком далеко уходить от реальности. В самом деле, в настоящее время мы стремимся вступить в союз с Венерой, а не с Марсом, и остальная часть мира должна быть очень благодарной нам за это. Однако в этом вопросе мы заходим слишком далеко.
Дело не в том, что Европа не тратит достаточно средств на твердую власть, а в том, что те средства, которые она в действительности тратит — приблизительно 200 млрд. евро — используются очень плохо. ЕС необходимо общее согласие в военных закупках для приобретения вертолетов, транспортных самолетов, средств связи для районов боевых действий и беспилотных самолетов-разведчиков, которые необходимы для проведения операций в двадцать первом столетии.
С позиций истории, этики и безопасности, Африка должна расцениваться в качестве особой зоны европейской ответственности. Мы должны организовать помощь, наладить дипломатические отношения и миротворческие операции для поддержания стабильного развития, хорошего управления и регионального сотрудничества на континенте.
В-третьих, в тех вопросах, где у Европы имеется серьезная внутренняя политика, будет проще установить и более серьезную внешнюю политику. Лучшим примером здесь является энергетическая политика и отношения с Россией, которая хочет иметь сферу влияния вокруг своих границ.
Решение вопроса с Россией, вероятно, оказалось самым большим провалом в попытке сформировать европейскую внешнюю политику. Для разработки такой политики необходимо создание единой энергетической политики. Баронессе Эштон будет необходимо занять жесткую позицию по отношению к России и государствам-членам, которые ставят Европу в зависимость перед торговыми интересами своих национальных энергетических компаний.
В-четвертых, европейская внешняя политика эффективнее всего проявляет себя вблизи собственных границ. Мы находимся в наилучшем положении в своем собственном окружении, но, вместе с тем, и в наихудшем. Самым большим успехом внешней политики Европы было расширение ЕС. Оно оказало поддержку и объединило изменения в режиме без применения оружия, стабилизируя, тем самым, ситуацию на европейском континенте.
Но работа еще незакончена. Перспектива членства в ЕС лежит в основе политики ЕС на западных Балканах, где мы начинаем демонстрировать опасное нежелание применять жесткие условия (например, в Боснии и Герцеговине). Мы выступаем за «европейское признание» Украины, однако, не за ее членство в ЕС. Найдите отличие!
Более сорока лет назад мы дали обязательство обсудить членство Турции, как только эта страна станет полностью демократичной, с открытой экономикой и уважением к правам человека и правовой норме. Отказать Турции в членстве было бы для Европы эквивалентом исключения себя из любого серьезного решения глобального вопроса. Мы бы отказали стране, которая является значимой региональной державой, важным членом НАТО и ключевым энергетическим центром. Нас бы обвинили в сжигании, а не возведении мостов к исламскому миру. К сожалению, автор и поэт Ван Ромпей высказался против членства Турции в гораздо более жесткой форме, чем этого можно было бы ожидать от автора нежных хайку.
Моя последняя политическая рекомендация заключается в том, что Европа не является и никогда не станет супердержавой или супергосударством. Мы не встреваем во все вопросы, в отличие от США. Нам не нужна политика, затрагивающая все проблемы во всех регионах. Однако там, где проблема затрагивает какую-то другую область, а также, когда проблемный регион находится в непосредственной близости от нас, нам необходимо иметь политику, которая имела бы за собой нечто большее, чем просто согласие с решением Америки относительно того, какой должна быть эта политика, как, например, в случае с Ближним Востоком. Сегодняшнее затишье на Ближнем Востоке по принципу «не война и не мир» не жизнеспособно; так же, как невозможно или нежелательно и решение о наличии одного государства.
Что же мы можем сделать, чтобы подтолкнуть вперед решение проблемы в регионе, где Америка снова принимает участие, но ее не уважают, а Европа не принимает участия вовсе? По крайней мере, мы могли бы разработать свою собственную политику, начиная со стремления положить конец фрагментации Палестины и палестинцев между Западным берегом, Сектором Газа и Восточным Иерусалимом. Будет ли иметь значение, если позиция Европы будет отличаться от позиции США? Откровенно говоря, нет.
Две недели назад, когда Обаме пришлось выбирать между встречей АСЕАН и празднованием 20-й годовщины падения Стены в Берлине, он принял решение ехать в Азию. Сделает ли Европа достаточно для того, чтобы в следующий раз, когда появится такой выбор, изменить его мнение? При сегодняшнем положении вещей мы рискуем сделать Европу политически неуместным, успешным таможенным союзом с внешней политикой в швейцарском стиле и группой капризных недальновидных лидеров.
Крис ПАТТЕН — последний британский губернатор Гонконга и бывший комиссар ЕС по внешним связям, в настоящее время является ректором Оксфордского университета.
