Обычно тяжелую катастрофу, которая постигла СССР во время Второй мировой войны, связывают с 22 июня 1941 года — днем начала немецко-советской войны. На самом деле этих катастроф было две, и 22 июня — это прямое следствие первой из них, которая была почти незаметна за громом победных фанфар сталинско-ждановской идеологической машины.
ПЕРЕВЕРНУТЫЙ МИР
Случилось так, что в сентябре 1939 года, после ратификации Пакта Молотова — Риббентропа, после прекращения антифашистской пропаганды и начала идеологической кампании против западных демократий, после введения Красной армии на территорию Польского государства и после массовых дружеских контактов между немецкими и советскими военными (а кое-где и их общих боевых действий против Войска Польского) — одним словом, после всего этого общество пережило тяжелый шок.
Мир действительно перевернулся: центральные московские газеты печатают без купюр речи Гитлера, Геббельса, Геринга, изложения этих выступлений дает московское радио. А в придачу — еще и информацию о жизни рабочих национал-социалистической Германии, где трудящийся человек живет куда лучше, чем при прогнившей буржуазной демократии, и о культурных высотах, на которые вышла народная интеллигенция Третьего Рейха. И о хорошо организованной, обученной и оснащенной немецкой армии, о ее победах в небесах, на земле и на море над западными трусами в военной форме (а упомянутые уже контакты с солдатами Вермахта засвидетельствовали: это не пустая болтовня — немецкая армия действительно хорошо организована, и командиры там куда лучше заботятся о своих бойцах). И так далее, и тому подобное. Еще раз повторю: это был общественный шок.
И шок вовсе не от того, что вдруг десятки миллионов людей близко ознакомились с идеями абсолютно чуждых самому гуманному в мире советскому социализму нацистских лидеров, — шок от того, что большевизм и нацизм оказались идеологическими братьями. Возможно, даже близнецами.
Вот некоторые из голосов советских украинцев осени 1939 года, найденные в архивах спецслужб и партийных органов известным историком Владиславом Гриневичем:
«Вот новость — так новость. Думали и ожидали, что на днях начнется война с Германией, а тут вышло совсем наоборот!»
«Если бы по радио не передавали, что это речь Гитлера, то можно было бы утверждать, что это говорит коммунист. Ох, хорошая речь. Как у настоящего коммуниста. Судя по последнему выступлению, Гитлеру можно дать партбилет. Он выступает, как коммунист».
«Если дело так дальше пойдет, Гитлер перевоспитается. Дело пошло так, что остается только ждать, когда Гитлер подаст заявление о вступлении в коммунистической партию».
«Немцы — народ умный. Геринг заявил: большевики строят коммунизм, а мы национал-социализм, это почти одно и то же».
«У Гитлера сейчас самая сильная армия в мире. Это новый Наполеон».
«У Гитлера лучше чем, у нас, у него армия хорошо накормленная, одетая, поэтому они идут с большим желанием воевать и имеют успех. У нас же плохо кормят, одевают, и поэтому воевать гонят под ружьями».
С позиции сегодняшнего дня можно сказать, что в таких взглядах, высказанных шепотом, но услышанных сталинскими спецслужбами, содержалось немало резонного. Поскольку, действительно, в Третьем Рейхе господствовал социализм с куда более человеческим лицом, чем социализм сталинский. Но только для арийцев, чего несколько удивленные нацизмом подсоветские украинцы тогда еще не знали (впрочем, как не знали этого и галичане или волыняне, чем и были вызваны политические иллюзии их определенной части).
БЫЛ ЛИ ГИТЛЕР СОЦИАЛИСТОМ?
Я понимаю, что утверждение о социалистическом строе в гитлеровской Германии вызовет у определенной части читателей не меньший шок, чем тот, который пережили их родители, деды и прадеды 70 лет назад. Как? Разве это возможно? «Фашизм — это террористическая диктатура наиболее реакционных кругов империализма, не прикрытое никакими законами господство монополистической буржуазии», — учили тех, кому, как говорится, за сорок, в вузах советских времен. «Фашизм — это самый жестокий враг социализма», — твердят доныне украинские и российские левые партии. Фашистами в Украине некоторые журналисты и политики зовут своих оппонентов, имеющих национально-демократические или даже либеральные взгляды.
По этой логике нацисты — другое имя жестоких врагов принципов социальной справедливости, защиты прав трудящихся масс и солидарности наемных работников. Но стоит вспомнить, что партия фюрера Адольфа Гитлера называлась Национал-социалистической, да еще и рабочей. И называлась так не случайно.
Когда нацисты пришли к власти в начале 1933 года, Германия находилась в глубоком социально-экономическом кризисе. Без постоянной работы оставались 25 миллионов взрослого населения, для 40% семей помощь по безработице была главным источником доходов. Кризис углубляли постоянные конфликты между трудом и капиталом, которые обретали формы забастовок, локаутов, массовых беспорядков. Уже в середине 1930-х безработица снизилась до нескольких процентов, а в 1938 году — практически до ноля. Забастовки и локауты прекратились, а уровень жизни наемных работников достиг наивысших показателей в тогдашней Европе. В придачу к этому, рабочие и их семьи стали активными участниками целого ряда социальных и культурно-образовательных программ.
Чем не социализм?
И даже во многом похожий на советский, что легко можно увидеть.
Поскольку ведь нет единой модели социализма. Есть его общие основы: максимально возможные на данный момент социальная справедливость и равенство граждан, государственный контроль за производством, честное распределение продуктов общественного труда и создание системы социальной защиты. Даже сами Маркс и Энгельс признавали, что существует немало разновидностей мелкобуржуазного, буржуазного и даже феодального социализма, и среди прочих они называли некий «немецкий социализм». Хотя в середине ХІХ века он был только из области утопии, даже не теории...
Революционный красный цвет знамен, Первомай как национальный праздник, социалистическое соревнование между коллективами фабрик и заводов за звание «образцового национал-социалистического предприятия», победителям которого лично фюрер торжественно вручал почетные «переходные золотые знамена», праздник «первого снопа» на селе, «рабочие дружины» для поддержания порядка в городах, народные театры и «народные суды чести», жилищные кооперативы для рабочих, массовая художественная самодеятельность, торжественные юбилеи ветеранов труда — все это и многое другое характеризовало жизнь тогдашней Германии. И вовсе не случайно руководитель Немецкого рабочего фронта (DAF), возникшего на месте распущенных профсоюзов, Роберт Лей в 1937 году на собрании активистов своей организации в Магдебурге заявил: «Я буду стремиться к тому, чтобы наши заводы и фабрики стали храмами труда, я буду пытаться сделать рабочих самыми уважаемыми людьми Германии». И добавил: «Не нужно говорить, что наши социальные мероприятия — это мелочи, наоборот, они являются проявлениями предприимчивости высшего порядка. Предприниматель, который этого не понимает, — не хозяин и не немец».
А меры эти были разнообразны. Скажем, в пределах политики борьбы с инфляцией с 1933 года зарплаты в Германии были практически «заморожены», так же, как и цены на основные товары. Но 5 декабря 1933 года был издан правительственный указ, согласно которому зарплаты меньше, чем 183 марки, освобождались от налогов. Средняя зарплата в Германии тогда составляла 170 марок. Таким образом, де-факто зарплаты абсолютного большинства немцев были увеличены. Но качество жизни не измеряется самой лишь зарплатой. И вот с 1934 года заработала программа «Красота труда», составляющими которой были эстетизация трудовых процессов и культурное образование трудящихся. Кроме создания более комфортных условий для самого труда, она имела как следствие построение практически на всех предприятиях страны столовых и буфетов, где рабочие могли питаться по умеренным ценам. До Гитлера таких столовых почти не было. Работники DAF в пределах этой программы занимались также проблемами гигиены на производстве (души, рукомойники), питания (качество и цены продуктов, оформление столовых и буфетов), жилищными условиями на тех предприятиях, где людям приходится длительное время работать далеко от дома. Строились также открытые бассейны и спортивные площадки при предприятиях.
Вот некоторые результаты программы «Красота труда»: в 1935 году на 12 тысячах предприятий значительно улучшились условия труда; предприниматели на это потратили 100 млн. рейхсмарок. В 1936 году на 70 тысячах предприятий были построены десятки тысяч кухонь и столовых, комнат отдыха, бассейнов и спортивных площадок на общую сумму в 1 млрд. марок.
На протяжении 1935 года была проведена акция «Хорошее освещение рабочих мест — хорошая работа». В следующем году прошла новая акция — «Чистые люди на чистом предприятии». Дальше был «Чистый воздух на рабочем месте». Дальше — «Горячая еда на предприятии». Мелочи? Рабочие Германии, страны, проигравшей в Первой мировой войне и с огромными трудностями выходившей из экономического кризиса, так не считали.
В эти же годы DAF за счет накопленных денег получил возможность материально поддерживать его членов в случае их болезни, потери рабочего места и травмы на производстве. Финансировались также программы по охране материнства и детства, профилактике заболеваний на предприятиях.
Кроме того, немецкие рабочие получили оплачиваемые отпуска. До прихода нацистов к власти таких отпусков практически не было — в начале 1933 года минимальный отпуск промышленного рабочего (не считая праздников и выходных) составлял только три дня. В конце этого же года он был увеличен до шести дней (для молодежи — до семи дней). Казалось бы, разница незначительная, но она вскоре стала ощутимой в связи с тем, что вопросами организации отдыха рабочих занялась организация с несколько экзотическим названием «Сила через радость» (KdF). На ее учредительном собрании Роберт Лей заявил, что в выходные и во время отпуска рабочий должен полноценно отдохнуть — а полноценный отдых является активным. Бездеятельность во время отдыха, по словам Лея, порождает преступные склонности, ощущение пустоты и ничтожества, а «это очень опасно для государства». Для того, чтобы сформировать в рабочих чувство счастья и благодарности партии, продолжал он, а также ликвидировать комплекс культурной неполноценности, нужно открыть трудящемуся народу доступ ко всем тем культурным благам, которые до сих пор имела в своем распоряжении буржуазия. Для содействия физическому и духовному здоровью следует расширять возможности для массового спорта, организовывать для рабочих туристические поездки; туризм должен способствовать усилению любви к Фатерланду, к его природе и ландшафтам. В конечном итоге, отметил Роберт Лей, он ожидает от KdF большой помощи в создании «нового сообщества, нового общества национал-социалистического государства».
Что касается культурного просветительства, то для рабочих билеты на любые классические концерты и в большие театры дотировались из богатого бюджета DAF, в который платили преимущественно предприниматели (так, за посещение Берлинской оперы рабочий платил одну марку за билет, в то время, как средняя цена обычного билета была в три-пять раз выше). Организовывались даже массовые поездки рабочих на ежегодный Байрейтский фестиваль музыки Вагнера. Недельное пребывание там по путевке KdF (три концерта, жилье, питание) стоили 65 рейхсмарок, что было по карману простому человеку.
Поэтому: непосредственно перед Второй мировой войной мерами KdF был охвачен каждый второй немец (включительно с населением присоединенных к Рейху Австрии, Судетов и Клайпеды).
Своего рода «фирменным знаком» KdF стала организованная этим ведомством массовая и невиданная до сих пор в мире туристическая кампания для простых немцев под лозунгом «Немецкий рабочий путешествует». Пресс-секретарь DAF сказал об этой сфере деятельности организации так: «Лучшим свидетельством народного характера новой власти и лучшей пропагандой в ее пользу является то, что тысячи людей с мозолистыми руками стали счастливыми отпускниками».
Это не были пустые слова. KdF устраивались недельные турпоездки по стране, на уик-энд проводились вылазки на природу на велосипедах, пешком или в комбинации с автобусной экскурсией. Часто практиковались туристические поездки всем коллективом или семейные путешествия по вполне доступным ценам. На доступном уровне цены держались благодаря многочисленным скидкам: например, билет на поезд в третьем классе для отпускника стоил на 50 — 75% меньше, такими же серьезными были скидки на гостиницу и питание. Конечно, нередко это делалось за счет качества услуг, но рабочие были все равно счастливы — до прихода к власти нацистов туризм считался привилегией верхушки общества. Тем более туризм морской и заграничный.
Для организации морского туризма членов KdF сначала использовались старые корабли, плохо адаптированные для массовых морских путешествий. Но уже 1 мая 1936 года в Киле были построены два корабля-близнеца «Вильгельм Густлов» и «Роберт Лей». Каждый на 1600 пассажиров. Они были спущены на воду в мае 1937 года. К ним добавились лайнеры «Адмирал», «Сьерра Кордова», «Осеана», ходившие по Атлантике, Балтике, Средиземному морю. Скажем, недельный круиз на Мадейру на «Роберте Лее» стоил 150 марок, включительно с дорогой и питанием. Сумма немалая, но рядовой рабочий мог ее сэкономить за год, работая сверхурочно. Хотя, конечно, корабли DAF не были суперкомфортабельными, но они были устроены вполне рационально и удобно для массового туриста. Для сравнения: в обычных туристических фирмах поездка на Мадейру стоила около 400 рейхсмарок, ее могли себе позволить лишь представители обеспеченных слоев населения. Для рабочих DAF организовывал и другие круизы — на остров Гельголанд, в норвежские фиорды, на остров Тенерифе, по Средиземному морю, на Азорские острова, а также просветительские экскурсии в Венецию, Неаполь и Афины. Планировались даже поездки в дружественную Японию, но им помешало начало Второй мировой войны.
У DAF были собственные спортивные базы и дома отдыха (в том числе лыжные базы) в Баварии, Тироле, Гарце, а также базы и инвентарь для занятий парусным спортом и греблей. Ранее парусный спорт считался буржуазным развлечением; теперь он стал доступным для многих, поскольку недельный курс стоил 50—60 марок, включая услуги инструктора. Недельные курсы горных лыж на курортах с инструктором, проживанием, питанием, инвентарем и дорогой стоили 23 марки. Напомню еще раз: средняя зарплата в Германии составляла 170 марок, и хотя это было заметно меньше, чем в Великобритании и Франции, благодаря рациональной системе социальных преференций Германия второй половины 30-х годов ХХ века имела самый высокий уровень жизни рабочих и вообще — самый высокий средний уровень жизни в Европе. И не удивительно, что 75% немецких трудящихся 1939 года были задействованы в работе DAF, хотя туда и не загоняли палкой.
Конечно, эти все программы не распространялись на представителей «низших рас», то есть евреев, славян, цыган, вообще — людей неарийского происхождения. Но этого измученные многолетним кризисом и осчастливленные «великим фюрером» рабочие и другие наемные работники предпочитали не замечать...
Правда, была одна важная социальная сфера, в которой национал-социалистическое руководство Германии так и не сумело достичь существенного прогресса. Это жилищное строительство. Для решения проблем с жильем правительство широко использовало налоговые льготы и субсидии, чтобы стимулировать кооперативное строительство. Однако во времена Веймарской республики, скажем, в Берлине было построено 230 тысяч квартир, а при нацистском режиме — только 102 тысячи, да и то большая часть из них была заложена еще до кризиса 1929 года, законсервирована, а с 1934 года — «разморожена». Поэтому для решения жилищной проблемы нацисты увеличивали жилой фонд за счет депортации евреев. Так, после аншлюса Австрии за полгода в Вене в 44 тысячи еврейских квартир были вселены арийцы; евреи получили жилье в трущобах. Однако решить проблему даже таким образом не удалось; ведь потребность в жилье на начало 1938 года в Вене составляла 150 тысяч квартир. В 1940 году 40 тысяч венских евреев, которые остались на тот момент в городе, были депортированы в Польшу, но и это не решило окончательно жилищную проблему.
И еще один важный момент относительно социализма Гитлера: на протяжении почти всей Второй мировой войны в Германии сохранился восьмичасовой рабочий день, хоть и стали правилом дополнительно оплачиваемые сверхурочные работы. К 1942 году по сравнению с 1938 почти вдвое вырос подоходный налог с граждан. Высокие налоги были введены на алкоголь, сигареты, на театральные билеты и на проезд в общественном транспорте. Но несмотря на громкие заявления Геббельса о тотальной войне, заметного сокращения производства товаров широкого потребления не было вплоть до самого начала 1945 года.
Вообще, не удивительно, что благодаря активной социальной политике властей и энергичным действиям руководителя DAF Роберта Лея нацистской верхушке удалось получить практически неограниченную поддержку самого квалифицированного и самого организованного в западном мире рабочего класса практически до самого конца войны. Даже в критические моменты (Сталинград, массовые бомбардировки союзниками немецких городов, вступление вражеских войск на территорию Германии) эта поддержка не исчезала. В нацистской Германии не было ни одного спонтанного восстания против власти (как ни парадоксально на первый взгляд, среди антифашистов превалировали представители кадрового офицерства, интеллигенции, священнических кругов, но не пролетариата).
СОЦИАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО КАК ОТВЕТ НА ВЫЗОВ ВРЕМЕНИ
Таким образом, при более близком рассмотрении национал-социализм оказывается вовсе не таким простым явлением, как утверждала советская и даже западная пропаганда. В терминах концепции Арнольда Дж. Тойнби, национал-социализм стал одним из вариантов ответа на мощный вызов первой половины ХХ века. Речь идет о вызове модернизации, адекватный ответ на который невозможен без создания того или иного варианта социального государства. Собственно, Германия первой заложила основы такого государства, не ожидая полномасштабного вызова, еще в конце ХІХ века, и укрепила эти основы в первое десятилетие ХХ века. Вслед за Германией в начале ХХ века тем же путем пошли Великобритания и страны Скандинавии. Поэтому, вопреки распространенному мнению, Россия не была первой в деле построения социального государства. Более того: в России/СССР это государство вплоть до середины 50-х годов ХХ века оставалось лишь декларацией, вместо этого лозунгами обобществления производства прикрывался диктат нового господствующего класса — номенклатуры, который проводил модернизацию в своих интересах. В Италии 1920-х — 1930-х годов социальное государство строилось в виде корпоративного общества, где распределение общественного продукта регулировалось сложной системой предписаний и, прежде всего, авторитетом и волей Муссолини. В Германии же одновременно шли и процессы восстановления определенных социальных стандартов, характерных для нее накануне Первой мировой войны, и процессы поиска принципиально новых решений проблем сбалансирования противоречий и гармонизации общественных отношений. Но, в отличие от демократических Скандинавских стран или США периода «Нового курса» Рузвельта, Италию, Германию и СССР объединяла одна общая черта, позволяющая вести речь скорее о квазисоциальном, чем о действительно социальном государстве: там, образно говоря, произошло огосударствление общества вместо обобществления государства. А такое огосударствление, осуществленное при помощи новейших технических и социально-технологических средств, и позволяет говорить о тоталитарном строе, о тоталитарном социализме.
Ведь другой стороной и непременным спутником всех социальных программ, осуществлявшихся немецким правительством и партией, было откровенное программирование жизни рабочих и всех наемных работников и контроль за этой жизнью. 44 тысячи штатных работников DAF не только улучшали культуру труда, быт и досуг трудящихся, но и направляли этот досуг в «правильное» русло, воспитывали национал-социалистический дух, утверждали ценности «арийской расы». Рабочие имели возможность выбирать только между горнолыжными и морскими курортами; тематическое наполнение экскурсий в Афины, репертуар кинолент и театральных спектаклей, подбор книг в передвижных библиотеках — все это было вне их воли и определялось соответствующими партийными инстанциями. К этому следует добавить и «временное решение» жилищной проблемы за счет «нежелательных элементов», большинство которых составляли евреи, но были и немцы «неверной ориентации» (политической и прочей), поляки, представители других «низших» народов. За счет такой «зачистки» в Берлине улучшили жилищные условия, приняв эти нечеловеческие нормы общественной жизни, более 100 тысяч арийских семей — приблизительно столько, сколько и за счет строительства новых квартир.
Иными словами, ценой благополучия для немецких рабочих стал отказ от свободы. Выбор немцев в пользу стабильности и социальных гарантий описан Эрихом Фроммом в его знаменитой книге «Побег от свободы». Другое дело, что в отличие от народов бывшего СССР, где такой побег происходил ради не более чем призрака социальной справедливости и химеры «мировой революции», немецкие трудящиеся получили реальные блага в обмен на политические и духовные свободы. Но тоталитарный социализм или большевизм, или гитлеризм по своему естеству пропитаны агрессивными и ксенофобскими устремлениями, и это ведет его к катастрофе. Как и тот народ, который выбрал (при всей их важности) социальные гарантии вместо свободы.
...Но в сентябре 1939 года десятки тысяч советских солдат, близко познакомившиеся с немецкой армией, и десятки миллионов гражданского люда, прочувствовавшего на себе и массовый голод, и массовый террор, и постоянную нищету, — эти люди в своей массе не задумывались над такими «высокими материями». Они просто увидели и почувствовали, что сталинский социализм в том, что касается заботы о «простом человеке», заметно проигрывает гитлеровскому. И именно здесь, на мой взгляд, одна из главных причин катастрофы Красной армии и советской системы в 1941 году. Но «хорошего» тоталитарного социализма не существует и существовать не может, какие бы блага он ни предлагал — к сожалению, этот вывод в современном мире сделали не все, и печальный опыт Германии 1930-х годов многих совершенно ничему не учит.
