Иду за 45-летним Николаем Сасом в лес узкой тропинкой, известной только ему и еще одному человеку по имени Сима. Он идет тихо, легко и быстро. Высокие дикие травы как будто склоняются перед ним. «Так и напишите: я встретился с человеком, который живет на дереве, в ту пору, когда зацвел иван-чай», — «помогает» мне Николай в творческих поисках.
НА СЕМИ ВЕТРАХ
Когда уже к той липе, на которой он обустроил свое надежное жилье, оставалось где- то с полсотни метров, вдруг остановился: «Видите, округлые формы — кочевой стиль. Это отвечает моему характеру. Вблизи не увидишь. А как же, это на расстоянии просматривается. И это, и то... Девятого мая затянул на липу первую балку, а через месяц, как говорится, и новоселье справил», — показывает на дерево, возвышающееся среди других вокруг. Потому что уже имел опыт такого строительства...
Николай Сас говорит, что с липы видит Карабчиев. Там он в 2000-м впервые построился и в тот же таки год, однажды поздней осенью, «остался без хаты». Карабчиев его не принял. Разве, мол, нормальный человек может жить и быть на дереве?! Затворник в селе приобрел злую славу. Это, говорили, «тот, который плотины рвет»... Поэтому как-то пришел на руины «своего жилья». Впоследствии ему кто-то рассказал о том, как происходило это побоище:
— Они срезали ясень, на котором хата была, а он не падает... Фантасмагория какая- то. Для них, конечно же. Вроде бы я — колдун, и еще бог знает кто... И вроде бы дерево я заколдовал!.. Ведь срезали же, а оно не падает... Человек, который общается с живой природой, для них непонятен почему-то. Наконец, разрушители поняли, что хата — на растяжках. На семи деревьях держится, как на семи ветрах.
Вот они все семь реликтовых деревьев и свалили. Выполнили свою разрушительную «миссию». В заповедном лесу!..
ПОДАРОК ДЛЯ ЛИПЫ
Та хата была на высоте 18 метров от поверхности земли, эта — на вдвое меньшей высоте. Та — на ясене, эта — на липе. Николай стоит около нее, столетней липы: «Знаете, чем я здесь ее обеспечил? Опылением! А опыление для дерева — это любовь. Я же подарил ей непревзойденные перспективы в отношении любви. Конечно, набил здесь штырей». И показывает на ульи, установленные на балконе своей хаты: «Что касается ульев, то этим заведует мой друг Сима. Его фамилия — Гулай. На его попечении пчелы». Есть люди, которые понимают Николая!
Летят пчелы, поют птички, под ветром шумят деревья своими кронами. «Ясень твердый, а липа — мягкая, податливая. Раньше я был похож больше на ясень, но у него есть недостаток: хрупкий, ломается. А липа держится!».
Теперь Николай Сас считает, что больше похож на липу. Диоген философствовал в бочке, а наш современник Сас — на дереве. Чтобы ему никто не мешал в поисках ответов на основные вопросы философии.
Так может ли теперь, после незабываемых событий в лесу за селом Карабчиев, так же сказать, как в свое время Григорий Сковорода? «Мир ловил меня, но не поймал?» — переспрашивает полный жизненных сил и вдохновения затворник. Куда- то всматривается с высоты своей хаты. Потом отвечает: «Не знаю. Может, еще рано такой вывод делать...».
Сам себе и архитектор, и застройщик. «У меня уже был опыт, когда взялся за это строительство. Но хата была меньше, эта — большая, просторная. Почему именно на этой липе? Ветви «расходятся» так, что мне удобно «идти» домой или из дома. До села, где мамин дом, недалеко. Все делаю так, как мне интуиция подсказывает, без расчетов, на уровне подсознания. Предварительно спросил у лесника разрешения, что возьму дерево, о цене договорился. Нужный размер взял. Больший не возьму. Потому что это очень важно — вес. Там нужно с ним справляться. Все — в воздухе. Балки очень тяжело было устанавливать. Ну, на страховке, конечно. Иначе нельзя. Потому что, хоть и невысоко, но покалечиться можно. Хотя в страховке есть один большой недостаток. Когда я еще ту хату строил, хотел сделать страховку, но не сделал. И это спасло мне жизнь. Тогда была такая острая ситуация, что нужно было в сторону отойти. Если бы я был на страховке, балка, которая оторвалась, меня ударила бы».
О строительных материалах: «Искал в лесу робинию белую, которую в наших краях почему-то акацией называют. Никакая это не акация, а робиния белая. Она очень крепкая, долго стоит — не гниет. Дубовая сухая ветвь также использована. Вбиваются штыри. Очень прочные, металлические. И на них ставятся балки. А потом балки скручиваются проволокой, которая вдвое берется. Если в одно взять, то это — ненадежно: может быть какой-то дефект. Я же здесь не всегда один. Гостей принимаю, а как же. На балконе в спальных мешках ночуют. Ко мне письма пишут. По адресу: «Хмельницкая область, человеку, который живет на дереве». Получаю. Со всей страны. Большинство адресантов — такие же, как я. И такие бывают, что даю им на обратную дорогу...».
Потом продолжает о процессе строительства: «Когда уже сделал каркас, то далее все проще делается. На стены и перекрытия берется преимущественно сосна — она ровная, легкая и достаточно прочная. Правда, воды боится, но у меня надежная крыша».
Хата, как хата. Только и того, что на дереве в лесу. Хотя и трудно даже представить весь этот процесс строительства в воздухе. А он продолжает: «С камином, как видите. И в той хате камин был. Ведь что же это за природа без огня?! Первобытные люди — и те без огня не жили...».
Рассказывает, что, построившись во второй раз, окончательно вернул себе душевное равновесие, потерянное в определенной степени после того, как оказался на руинах первой хаты: «В той хате я бывал раз или два в неделю, а в этой — и два раза в день. Вблизи от села. Я же не единым духом живу. Репетиторством себе на хлеб насущный зарабатываю. Огород есть. А бывает кто-то придет: Коля, помоги траву для скота скосить. Помог — есть молоко. Если думать только о звездах, то известно, где можно оказаться. Знаете же о том, кто упал в яму».
Спрашивается в задаче: а зачем это ему нужно — на дереве иногда жить? «Я же философ», — отвечает Николай. И прибегает к лирическому отступлению:
«Музыка, живопись... Откуда вдохновение у художника? От природы, конечно. Природа — это первоисточник. От этой красоты (пейзажей. — М.В. ) больше удовольствия, чем от картинной галереи. В картинной галерее можно получить эстетическое наслаждение только тогда, когда созерцаешь природу. Вдруг поражает: художник заметил и воспроизвел на полотне именно то, что когда-то увидел я. И тогда таки появляется эта связь между художественным произведением и человеком. Это же касается и музыки... Обыкновенные люди этого не замечают. Потому что они озабочены буднями. И нужно быть спокойным, терпеливым. Нужно очень долго наблюдать, чтобы заметить что-то чрезвычайное. Смотришь: как будто все, как всегда. И вдруг: мгновение такое прекрасное, неповторимое — отблеск чрезвычайный. И все воспринимается иначе, остаются незабываемые впечатления, которые становятся пищей для размышлений. На мой взгляд, это — высшее блаженство, которое только может быть в жизни. Ну, может, не самое высокое, но одно из лучших ощущений, которое только может пережить человек. Вот недавно: дождь только что прошумел, облака еще не разошлись, а солнце уже выглянуло. Я посмотрел и думаю: вот этого я до сих пор не видел. Сколько же наблюдал раньше, различные оттенки, различные краски видел, а это — что-то новое. Природа не повторяется в своих творениях. Конечно, после этого можно что-то и читать, слушать, общаться. Если нет впечатлений от природы, от первоисточника, то теряешь под собой почву, не знаешь точно, зачем пришел в этот мир. Мы же пропадем, если все потеряем эту связь. Духовно пропадем. И материально.
Вот такая гармония живая...
В СЕЛЕ
То кто же он, Николай Сас?.. Певец прекрасной природы? Похоже на это. Радуется: «Вот- вот зацветет алтея...». Однако: «А это — стосил. Я его здесь посадил. Знал из справочников, что есть такое растение. Годами ходил — не находил. И вдруг встретил! Собрал семена... А это — лилия лесная. Растение нуждается в охране. Я только в одном месте ее нашел. Теперь распространяю в подходящих для нее местах. Она же только на южных склонах растет. Семена присыпаю землей. Проходит определенное время и иду, смотрю, как оно взошло. Некоторые разновидности папоротника, которых здесь нет, привез с берегов Днестра, распространил в наших местах. И теперь приятно путешествовать, наблюдать, как они растут...».
Хвалит местного лесника Владимира: «Вчера такое солнце было — погода хорошая. Я ходил за лекарственными травами. И вот иду, у меня слезы наворачиваются на глаза. Знаете, почему? Потому что я иду и вижу, что посажен дуб и посажена робиния. Я уже представляю, каким должен быть лес. И мне жаль, что я уже в этом лесу не буду. Лесник работает для будущего. Он весь в заботах. Потому что люди очень несознательные. Выпасают там скот...».
По профессии Николай Сас — биолог. Однако учительскую практику почему-то вспоминает без энтузиазма и без особого удовлетворения: «Подопечным — радость, бюрократам — горе». Не разделяет версию в отношении того, что он, как говорится, «белая ворона»: «В мире много таких, как я». А в его сельской хате из телевизора несется музыка: «Моцарт мне позавидовал бы. Спутниковая антенна. «Нашел» один канал — сутками слушаю классическую музыку. Но я и рок уважаю...».
С удовольствием показывает на книжные полки: «Здесь — философия: Платон, Спиноза, Фрейд, Ницше... И Сковорода есть. Это — поэзия: Данте, Гомер... Вот и Байрон, Гете. Классические произведения преимущественно. Те, которые пережили своих авторов. Кого читаю сегодня? Платона. Актуальный, конечно же».
Потом показывает на свой фотоальбом:
«Там — эпизоды из Кавказского периода жизни. Мне было только 30... 1990-й, 1991-й годы... Одолевал хребты Кавказа. Нельзя осмыслить жизнь, если только читать. Еще нужны какие-то эмоциональные личные впечатления. Горцы меня очень радушно встречали. Мы живем не только духом, но и телом. Поэтому тело нужно соответственно закалять. У каждого должен быть свой Кавказ. Без этого я не стал бы тем, кем есть».
А за хатой тихо течет речка Батижок. «Я запрудил ее вместе со своим другом, которого уже, к сожалению, нет среди нас», — рассказывает Николай.
Над Батижком — им же сделанная 10-метровая вышка. «Когда я зимой прыгаю с нее, вспоминаю Шекспира: трусами нас делают размышления. И уже решительно кладу конец размышлениям. Иногда на размышления остается только одно мгновение. Нужно решать. Прыгаю!».
Смотрит вокруг: «Здесь в детстве я пас скот. Вместе с дедом. По отцовской линии. Он семь лет жил в Америке. После революции вернулся. Ага, за землей... Пережил все тяжелые времена. Дед рассказывал мне всяческие небылицы, были, сказки. Оказал на меня большое влияние...».
За речкой — непаханое поле. Много диких трав. «Такое себе могут позволить только очень богатые страны. Посткоммунистический период — пусть поле отдыхает. Слава Богу, что, наконец, посткоммунистический. Придут новые люди, окультурят поле», — говорит о перспективах Николай Сас.
Потом с оптимизмом говорит о том, как он себе представляет организацию жизни в селе, которое «не туда пошло при колхозном строе»: «Где вы еще такие села видели, чтобы хата возле хаты?! Нигде в мире таких нет. Гляньте в Интернете, как люди в Европе живут. И в наших краях когда-то так было. Сельская местность — это ферма, поле вокруг. Сад там у него есть. А рига где должна быть? Возле хаты. А где же теперь поставишь ригу, если хата около хаты?! Утрачена традиция. Что нам дед-прадед оставил? Ни инвентаря, ни хозяйственных дворов, как у цивилизованных людей. Только колхозные привычки. Поэтому пусть пока что поле отдыхает».
По-видимому, поэтому Николай Сас и построился на дереве. К другой такой же хате очень далеко. Во второй раз так построился. Но до сих пор не женился. Хотя и отметил, что эта радость жизни для него не чужда. Поэтому сказал, что среди представительниц прекрасного пола пока что не встретил ту, которая приняла бы такой способ его жизни. Однако надежды не теряет: «Есть же Интернет!..».
Мол, активные поиски ведутся, желанный результат будет.
А родное село Завадивка принимает Николая Саса таким, каким он есть. «Утром видели Николая — шел по улице. А где он теперь, когда прошло два часа?.. Он такой энергичный», — сказала о Н. Сасе его пожилая соседка Мария Ткач. Хорошую характеристику «дали» Николаю и в сельском совете.
