В предисловии к сборнику стихотворений Моисея Фишбейна «Ранній рай» (К.: Факт, 2006) Иван Дзюба, высоко оценивая творчество поэта, выражает уверенность, что этот сборник войдет в число памятных книг украинской литературы. Сделанное поэтом невелико по объему, но весомо и целостно, отмечено внутренним единством.
В сборнике стихотворные произведения расположены в обратной хронологической последовательности (от написанного уже где-то в наши дни до стихотворений конца 60 х — начала 70-х годов прошлоговека), но, что характерно и необычно, ранние стихотворения нисколько не нуждаются в скидке для начинающего. Какая-то неожиданная ранняя зрелость, взвешенность и бережность слова, неоклассицистическая самодостаточность формы («Веди мене, гармоніє, веди») — признак врожденного поэтического дара и органической культуры слова. Это отборные поэтические тексты — «Не декорацій хочеться, а саду», «Торкнися заповітної мети...», «Мить» или «Ранній проект фінішу»:
«Чи буде у мене чотири стіни,
Чи буде велике поле,
Чи будуть у мене чотири сини,
Чи небо в зіницях голе,
Чи реквієм тиші розколе світи,
Чи будуть оркестри грати,
Чи будеш — яка-то ти будеш? — ти,
Чи будуть банальні ґрати,
Що буде в останні хвилини мої
І що по моєму сконі?
Дивлюся на сиві осінні гаї,
На татові сиві скроні.»
Начинаясь спонтанно где-то изнутри, с заметной только поэту точки, мысль-ощущение взлетает на высокости градаций, к очерченным, словно пунктиром, таких будничных, но вновь узнаваемых ключевых «кадров» бытия и вспышек памяти:
«...і щастя це — хвилини півтори.
Склепівши очі, тихо повтори:
околиця... напівзабуті лиця...
овече хутро... сині хутори...
багаття... бринза...
сутінки... суниця...
Ти вернешся.
Воно тобі насниться.
Форель... зело...
криниця... Повтори.»
У меня есть свой любимый тест на подлинность поэзии — выделить первые строки стихотворения как отдельную самодостаточную мини- поэзию. Когда-то испытывала его на таких бесспорных поэтических авторитетах, как Свидзинский и Стус. Поэтические тексты Фишбейна с честью выдерживают такой тест на подлинность («Господи, порожньо в нашій господі...», «Ані світиночки в темряві, ані...», «Пташиний подих губиться в тумані...» и другие). В искорках поэтического огня зафиксировано мгновение, впечатление, рефлексия и возведено до уровня поэзии с ее непроизвольной ненавязчивой афористичностью и неповторимостью.
Словесная ткань поэзии Фишбейна по смыслу и настроению многослойна, исполнена воспоминаний, реминисценций и видений («снива показують, можна дивитись»). Мозаика воспоминаний, отдельных аутентичных «кадров» бытия то с привкусом юмора, то обозначенная трагическим дыханием истории с ее неумолимым вмешательством в судьбу маленького человека («1954» — «Ішов п’ятдесят- післясталінський рік...», «Дитинство, провінція, ретро»). Единый, несмотря на расстояния и годы, бытийно-географический (и настроения) фон. Черновцы, самая родная точка на карте вселенной, которая воспитала не одного поэта, — как «свято-яке-завжди-з-тобою», Киев, Иерусалим, Германия — и опять Киев, Украина.
Мозаичная смальта воспоминаний помогает оживить прошлое через светящуюся деталь, дает ощущение присутствия наперекор времени и пространству. Старые вещи и названия, вычурные совдеповские аббревиатуры. Реалии быта и идеологические фетиши. Песни, которые пели когда-то, фильмы, на которые ходили, анекдоты, которыми наслаждались, тогдашние лозунги, темы дня. Языковая реальность — колоритный коктейль из украинского, русского, идиш. «...Найти красочные и отточенные проточной водой различной формы камешки и по причудливой своей памяти выложить из них мозаичную картину прошлого» («Возвращение к меридиану») — так можно поэтически преодолеть «расстояние познания».
В свое время (1979 г.) молодого талантливого поэта и переводчика Моисея Фишбейна, которого ценили и поддерживали мэтры украинской литературы — Николай Бажан, Григорий Кочур, Николай Лукаш, и который не вписывался в рамки соцреалистических канонов (к тому же взрывоопасный феномен — еврей и в то же время «украинский буржуазный националист»!), вытолкнули из Советского Союза. Израиль, впоследствии Германия, работа в журнале «Сучасність», на радиостанции «Свобода». 1984 года в издательстве «Сучасність» вышел в свет его сборник «Збірка без назви» с предисловием Юрия Шевелева, который содержал оригинальную поэзию, стихотворения для детей и переводы с немецкого, русского, испанского языков, а также иврита и идиш.
Общечеловеческое звучание поэзии Фишбейна неоспоримо, но в основе его поэтического мировоззрения — обостренное и постоянное ощущение своих двуединых — родных корней. Поражает абсолютное непринятие эмиграции, ощущение чуждости в не своем мире — дома чувствует себя только в Украине. Недаром с того момента, как стали возможными в атмосфере «перестройки» нормальные непосредственные контакты между Западным миром и Украиной, Фишбейн — постоянный гость и активный участник культурного возрождения Украины. В 1989 году организовывает поездку первой группы детей Чернобыля на лечение и отдых в Израиль.
Всеохватывающая сыновняя привязанность к родной земле, интегрированность в украинскую культуру органически сочетается у него с осознанным генетическим еврейством — целостный и действительно неповторимый, достойный уважения феномен. Киев и Иерусалим — две святые земли, две постоянные географические и духовные координаты его поэтического сознания. «Кафка чувствовал себя евреем среди чехов и чехом среди немцев, — писал И. Петровський- Штерн в статье «Новейший Моисей» («Єгупець», 2006, № 16), — Фишбейн — еврей меж украинцами и украинец среди русских.» Он «сочетал в себе безграничную поглощенность бытия Украины с генетическим кодом, памятью еврейской судьбы... Сквозь его поэзию лейтмотивом проходят сакральные образы Реки (Днепра) и Стены (Стены Плача в Иерусалиме), а библейская высота языка пронизана украинской сердечностью и широтой эмоциональных вибраций» (Иван Дзюба). Ему больно, когда об одной из мировых гиперкатастроф — Холокосте — мир знает, а о второй — Голодоморе — знать не хочет. Когда мир знает о Шиндлере и не хочет знать об украинце Шептицком. Когда растравливают исторические раны и коварно давят на всем известные болевые точки в отношениях между двумя народами вместо того, чтобы напоминать, культивировать реальный опыт взаимопонимания и сотрудничества, как это, например, делает сегодня очень содержательная и эстетически совершенная выставка в Музее украинского искусства, которая демонстрирует полузабытый феномен «Культур-лиги» — еврейского культурно-художественного возрождения в атмосфере «Золотого Гомону» украинской революции.
Быть евреем в украинской литературе для Фишбейна значит быть в украинском национальном возрождении, создавать на этой почве общечеловеческие ценности. Язык для него является чем-то более значительным, чем обычное средство коммуникации, становится творческим инструментом — в центре его человеческого и поэтического опыта. Имеет сакральный смысл — И. Петровский в вышеупомянутой статье говорит об «языковом экстремизме, который опирается на лингвоцентрическое видение вселенной и истории». Всегда готов защищать свой украинский язык от посягательств в различных обстоятельствах и от всех врагов. Язык украинский как один из главных и постоянных персонажей поэтического мира Фишбейна, как двигатель мысли, убежище для души. Язык божественный, язык с большой буквы — «неторканий, гвалтований, святий...». Язык — в барочной пышности, в «лукашевском» звукоигровом и смысловыразительном богатстве (недаром Николай Лукаш является для него самым первым авторитетом в мире языка). Блаженствует в нем, лелеет забытые слова «с собственным лицом», культивирует языковую виртуозность, органическое единство звучания и значения: «совершенная украинская акустика» (В. Скуративский); «спасается, наслаждаясь сопротивляемостью и мудростью языка, который может все поставить на свое место...» (И. Дзюба). Не допускает расхлябанности в языке, сопротивляется манерности. Четкость и стройность формы, хорошая традиционность — не использование традиции, а вырастание из нее, не зависимость, а принадлежность к ней.
Поэтические переводы М. Фишбейна на украинский язык — принципиально, концептуально важная для поэта составляющая творчества — достойны его учителя на ниве перевода — Лукаша, и войдут в переводческую сокровищницу украинской культуры. Это переводы с иврита и идиш, с русского, испанского и французского, с румынского («Прокльони» Т. Аргези в его интерпретации конгениальны оригиналу по силе страсти и магии слова), с немецкого (Рильке, Целян, Тракль и другие поэты, близкие ему по темпераменту и экспериментами со словом) языков.
Вот уже несколько лет, как поэт и публицист, лауреат премии им. Василя Стуса Моисей Фишбейн вернулся в Украину. Вернулся, потому что не может без нее жить. Несмотря на житейскую неустроенность, идеологические сложности, он из тех, кто никогда не скажет об Украине «эта страна», потому что это «его страна», к развитию которой он прилагает все усилия. Погруженный в ее непростую действительность, живет и работает в ней здесь и теперь. И только того, кто этого не знает или не хочет знать, может шокировать сочетание в одной книге рафинированной эстетской поэзии и задиристой сатиры, сознательного словесного шутовства, въедливой иронии его «Аферизмів», — не выбирает слов, пренебрегает джентльменским целомудрием, при помощи игры слов «фотографирует» общество во всей причудливости его политических, социальных и моральных реалий. Так для всех, кто обречен на нашу телевизионную реальность, замена одной буквы в общепринятом понятии вызывает полностью узнаваемый образ: «Новая телепередача «Час пик». Или: «Популярная мифология». — Я не двуликий, — сказал Янус. — Я многовекторный»; «Бытие. Сначала было Слово. После этого — слова, слова, слова...»; «Экономическая эволюция: от плана до клана»; «Обстановочка. Содом и Гоморра между Сциллой и Харибдой...». Энергия «Аферизмів» позитивная, направленная на осмеяние и уничтожение этого театра идеологического и морального абсурда, среди которого живем и работаем. Во имя святого для нас, во имя Украины: «Украина — богом данная и богом избранная. И она выживет, потому что так хочет Бог. Я не знаю, почему мне, еврею, дано это знать. Но я это знаю» (Моисей Фишбейн. «День», 10.01.1995).
Год назад, поздравляя одного из своих самых любимых украинских поэтов Моисея Фишбейна с шестидесятилетием, я пожелала ему новых творческих озарений на радость всем, кому в родной поэзии «не декораций хочется, а сада». Повторяя это свое пожелание, хочу подчеркнуть, что, по моему глубокому убеждению, присуждение Поэту Шевченковской премии будет актом справедливости.
