В свете сегодняшнего расклада сил и интересов в Восточной Европе необходима своеобразная «новая восточная политика» Германии. Будущий немецкий подход мог бы сочетать в себе высокий уровень внимания к России с постоянной заботой о так называемой промежуточной Европе, в первую очередь — об Украине. Такие мысли, правда, уже давно курсируют в Берлине. Они обрели актуальность уже несколько лет назад ввиду политического отката после прихода к власти Владимира Путина в России и нашли свое выражение в целом ряде политических и аналитических публикаций. Частично призывы к соответствующей переориентации даже озвучиваются в выступлениях самих вовлеченных в этот процесс действующих лиц.
Так, в феврале 2012 года межпартийная группа политиков, интересующихся Восточной Европой, в здании Немецкого общества внешней политики в Берлине представила совместный документ о своей позиции относительно активности Германии в рамках Восточного партнерства ЕС. В нем подчеркивается геостратегическое значение этой инициативы Брюсселя для интересов Германии. В межпартийном меморандуме предлагается назначение немецкого уполномоченного по вопросам Восточного партнерства и выдвигается требование предоставления странам Партнерства перспективы членства в ЕС в качестве инструмента, дополняющего политику соседства Брюсселя, а также заключения договоров об ассоциации ЕС с такими странами, как Украина, Молдова и Грузия (DGAPstandpunkt. 2012. № 1).
Уже в статье, вышедшей в январе 2005 года, непосредственно после украинского электорального восстания, влиятельный немецкий политик Вольфганг Шойбле, в то время заместитель председателя фракции Партии ХДС/ХСС в бундестаге и сегодняшний министр финансов ФРГ, жаловался на то, что «ЕС до сих пор в своих высказываниях о европейской перспективе Украины ограничивался соблюдением принципа равноудаленности». Шойбле требовал: «Теперь ЕС не имеет права бросить эту страну наедине с собой, а должен быть готов к тому, чтобы однажды, при условии установления демократии, правового государства и рыночной экономики, вовлечь ее в структуры ЕС» (FAZ. 2005. 27 января). Однако эти и подобные идеи, произнесенные разными политиками стран ЕС во время и после оранжевой революции, сколь-нибудь существенных эффектов ни для берлинской, ни для брюссельской политики в отношении Украины того времени не имели.
Вместо этого, вскоре — в феврале 2005 года, — Украина и ЕС приняли т.н. План действий, содержание которого было определено ЕС еще в предыдущем году, — то есть еще до успешного совершения оранжевой революции в конце 2004 года. Название этого документа — «План действий» — стало меткой очковтирательства западных дипломатов, вовлеченных в решение вопроса о европейской интеграции Украины. Они после оранжевой революции приняли за основу документ, разработанный еще в период полуавтократического президентства Леонида Кучмы. То, что этот План действий в 2005 г. презентовался как реакция Брюсселя на одну из самых массовых акций гражданского неповиновения послевоенной Европы, иллюстрировало тогдашнюю неспособность европейской политики к адекватной реакции на крупные исторические события.
ЕС, хоть и с большим опозданием, но все-таки отреагировал на события ноября — декабря 2004 г., когда он в 2007 году начал разрабатывать вместе с Украиной подробное Соглашение об ассоциации, включающее особенно углубленную и расширенную зону свободной торговли. Парафированный в 2012 году текст договора, предусматривающий как политическую ассоциацию, так и далеко идущую экономическую интеграцию Украины в европейский рынок, стал бы самым значительным соглашением, которое ЕС когда-либо заключал со страной, не являющейся его членом.
Однако ясной перспективы возможного будущего членства в ЕС для Украины до сих пор нет ни в тексте Соглашения 2012 г., ни в заявлениях Европейского совета последних лет. И Германия несет часть ответственности за это. Такое упущение связано не только с неподвижностью политической бюрократии ЕС, но и с до сих пор скептическим отношением части европейских элит к идее вступления Украины в ЕС. Видимо, тут играют немалую роль психологические факторы, которые частично понятны ввиду многочисленных странностей функционирования украинской внутренней политики и все более неуклюжего поведения украинского руководства на международной арене.
И все же политологические исследования международных европейских студий за прошедшие годы убедительно доказали высокое значение условного предложения о возможном будущем вступлении в ЕС для проведения успешных преобразований посткоммунистических стран переходного периода. К тому же недавно, а именно в связи обретением Турцией статуса кандидата на вступление в ЕС с неясным будущим, был создан прецедент отмены существовавшего доселе автоматизма между перспективой членства (и даже статусом кандидата!) и последующим приемом в Европейский Союз.
На этом фоне основной причиной относительного бездействия немецкой политики касательно европейской перспективы Украины кажется не какое-то осознанное коллективное решение в коридорах власти ФРГ. Скорее тут главную роль играет простое невнимание к Украине и непонимание ее геополитического значения в политической элите Германии. Эта наивность в свою очередь связана с продолжающимся доминированием России в общем видении Восточной Европы, сложившееся в сознании субъектов принятия политических решений в Германии. Несмотря на процитированные заявления Шойбле, а также ряда иных, подобных ему, высказываниях в других политических лагерях ФРГ, в принципиальных приоритетах немецкой восточной политики и ее фиксации на Москве после развала Советского Союза мало что изменилось. И это, несмотря на совершенно иную гео- и внутриполитическую ситуацию в Восточной Европе сегодня по сравнению с 1991 годом и на все более скептическое немецкое общественное мнение о России.
В сотрудничестве со своими европейскими партнерами Германия должна оказывать более сильную, чем прежде, поддержку консолидации украинской государственности. Вместе с тем она должна стараться не слишком раздражать Кремль такими действиями, а потому обязана продолжать сотрудничать с Москвой. Такого рода «эквилибристический» подход вряд ли всегда можно будет воплощать гармонично, что, возможно, повлечет за собой большую или меньшую отчужденность между Берлином и Москвой. И об этом пришлось бы только сожалеть.
Однако главную вину за такие осложнения, в конечном счете, несет само нынешнее руководство России. Если бы Россия, ввиду ее больших внутренних проблем, отказалась от и без того сомнительных — великодержавных — притязаний и бессмысленного соперничества с Западом вокруг бывших советских республик, — указанной дилеммы для Германии и ЕС не существовало бы. Украина, ориентированная на Запад, не была бы бельмом на глазу для проевропейской России, а наоборот, мостом к ее союзнику. Более того, украинская элита была бы значительно менее антироссийской, а возможно, даже заинтересованной в более тесном сотрудничестве с Москвой, если бы та более дружелюбно относилась к Брюсселю и Вашингтону. К политической ассоциации и расширенной свободной торговле, которые предусмотрены в парафированном Соглашении об ассоциации между ЕС и Украиной, могла бы стремиться не только Украина, но и Россия. Тогда бы не существовало ни большей части спорных вопросов в отношениях между братскими народами, ни связанных с ними разных закладных в немецко-российских и иных отношениях Москвы с западными государствами.
За последние 20 лет различные составы украинских правительств по целому ряду причин не облегчали ясного позиционирования и активного вовлечения Германии — как и всего Запада — относительно Украины. При президенте Кучме практиковалась т.н. многовекторная внешняя политика Киева, которая оставляла открытым, куда именно Украина движется. В период с 2005 по 2010 гг. препятствием для более эффективного украинского сотрудничества со всеми внешними партнерами Украины, включая ФРГ, — наряду с другими факторами — стало обострение конфронтации между Администрацией президента и правительством. После прихода к власти в феврале 2010 года Президента Януковича главной проблемой в отношениях между Украиной и Западом стал усиливающийся подрыв и без того слабо развитых демократических институтов и правового государства. Печальный политический регресс последнего времени в Украине уже на протяжении нескольких месяцев парализует политические и экономические отношения между Украиной и Западом и препятствует подписанию парафированного Соглашения об ассоциации между Украиной и ЕС.
Несмотря на эти и многие другие проблемы, Германии и всему Западу стоило бы более доброжелательно относиться к Украине. Во-первых, глубина нынешних авторитарных тенденций в Украине все еще меньше, чем в большинстве других постсоветских государств. Во-вторых, история украинской политики последних 20 лет была более переменчивой по сравнению, например, с историей России или Беларуси. В частности, украинская политика включала несколько волн демократического подъема и откатов. Это позволяет предположить, что маятник вскоре качнется опять в другую сторону, то есть в направлении новой демократизации. Дестабилизация полуавторитарного режима Януковича кажется лишь вопросом времени. Но приведет ли это к реальному сдвигу в отношениях между Брюсселем и Берлином, с одной стороны, и Киевом — с другой? Ввиду продолжающегося маргинального положения Украины на ментальной карте западноевропейских — и не в последнюю очередь немецких — элит этот вопрос остается открытым.
Андреас УМЛАНД — историк и политолог, главный редактор книжной серии «Советская и постсоветская политика и общество» (www.ibidem-verlad.de/spps.html) и член Института исследований Центральной и Восточной Европы, Айхштетт, Бавария. С 2010 г. — доцент кафедры политологии Национального университета «Киево-Могилянская академия» и член Международного дискуссионного клуба «Валдай», Москва.
