Логика в желании Европейского Союза прописать в конституции ограничения бюджета и удалить ключевые экономические решения из избирательной политики сама по себе вполне естественна. Ведь общая валюта без совместной политической сферы может выжить только в том случае, если с выборами нового национального правительства не будет меняться основная макроэкономическая политика.
Но логика этих попыток ЕС разбивается на переломном моменте. Если избирателям не нравится экономический статус-кво, но им не хватает полномочий, чтобы изменить существующую политику путем демократических процессов, они прибегают к теории заговора, атакуют политические учреждения и требуют радикального изменения существующего порядка.
Многие европейские страны втянуты сейчас в такие восстания, так как распространенной обратной реакцией на строгие меры является протест против функционирующей представительной демократии. В то время, как народные движения набирают обороты по всей Европе, разделение на левых и правых исчезает. Теперь это противостояние народа и политического класса — «мы» против «них», 99% против 1%. Взять хотя бы недавние массовые акции протеста против повышения цен на электроэнергию в Болгарии, которые уже привели к отставке правоцентристского правительства. В то время как в Болгарии низкий дефицит бюджета, она остается самой бедной страной Евросоюза, имея медленный рост ВВП и высокий уровень безработицы. Почти один миллион болгар выехал из страны с 1989 года.
Когда строгие меры, включая задержки выплаты заработной платы или отсрочки компенсации НДС предприятиям, давят на граждан, сообщения о коррупции правительства и влиянии организованной преступности вызывают народное возмущение. Отсутствие европейских флагов на демонстрациях и то, что протестующие сделали козла отпущения из чешских и австрийских поставщиков электроэнергии, контролирующих рынок, свидетельствует об отсутствии у них надежды на то, что ЕС может помочь изменить ситуацию.
Но широко распространенное негодование не перерастает в сильную концепцию. Болгарские протестующие принудили старое правительство уйти в отставку, но они не потребовали формирования нового. Они просто призвали к немедленному выполнению неопределенных и порой противоречивых требований, включая новое учредительное собрание и радикальное изменение политической системы. Они, вероятно, предполагают, что их правительство функционирует как компьютер — стоит ввести команду, и желаемая программа запустится. Но им не хватает стратегии для создания такой системы. В результате недавний всплеск народной энергии не сможет решить проблем Болгарии. Учитывая нехватку вдохновляющих лидеров на данный момент, призыва политических структур к досрочным выборам будет достаточно для того, чтобы удержать новые фигуры от политической арены. При отсутствии оживленных требований исходом демонстраций, наиболее вероятно, не станет серьезная политическая и экономическая реформа. Скорее, можно ожидать очередную волну эмиграции, хотя, как показывают дебаты Великобритании по поводу болгарских и румынских иммигрантов, им будут не особо рады в других странах Европы.
По иронии судьбы, Болгария стала примером парадигмы ЕС «менять правительство, а не политику». Ее сохранение фискальной дисциплины, несмотря на слабые ведомства и высокий уровень непостоянства избирателей, убедило многих, что такая модель может работать во всех странах ЕС. Но протесты поколебали эту уверенность.
В Болгарии недавно основанные политические партии выигрывали выборы дважды за последнее десятилетие, и большинство болгар голосовало в 2009 году не так, как в 2001-м. После гиперинфляции 1997 года страна управлялась справа Союзом демократических сил, слева — Болгарской социалистической партией, сверху — бывшим царем, премьер-министром Симеоном II Саксен-Кобург-Готским, а снизу — Бойко Борисовым, бывшим начальником службы безопасности Симеона.
При всех этих радикальных перемещениях макроэкономическая политика в основном осталась неизменной, все правительства придерживались рассудительной фискальной и финансовой политики. И в самом деле, несмотря на безудержно растущую бедность и систему валютного правления, запрещающую девальвацию, дефицит бюджета Болгарии составляет менее 1% ВВП, а соотношение государственного долга и ВВП — приблизительно 18% (по сравнению с дефицитом бюджета 3,5 — 4% ВВП и средним соотношением государственного долга и ВВП около 90% в остальной еврозоне).
До недавних пор поддержка народа фискальной честности основывалась на желании выполнить требования ЕС. Большинство болгар верило, что ЕС может обеспечить оптимальные механизмы для изменения их коррумпированной и неэффективной национальной элиты. Но неспособность граждан влиять на основную экономическую политику своими голосами быстро ослабила веру народа в демократические институты и превратила улицы в самый эффективный политический институт страны.
Теперь, в придачу к низким ценам на электричество, граждане требуют новой конституции и пересмотра политического класса. В Болгарии, как и в Италии, на карту поставлена сама возможность управлять страной. Опыт Болгарии показывает, что демократической властью можно манипулировать, чтобы отвлечь избирателей от требования экономических реформ в ближайшее время. Такая стратегия теперь используется достаточно часто. Но, лишая людей возможности влиять на важные для них решения, новая парадигма политики ЕС ослабила их лояльность как к национальной, так и к европейской политике и руководству, искореняя при этом их чувство гражданской ответственности.
Выбор Европы стоит не между строгой экономией и экономическим ростом. Скорее, руководство ЕС должно выбирать между гибкостью и жесткостью, между тем, чтобы позволить избирателям делать ошибки, и потерей законности. Как показывает болгарский кризис, без надежды финансовая стабильность — это просто второе название стагнации.
Иван КРАСТЕВ, председатель правления Центра либеральных стратегий (София), научный сотрудник Института гуманитарных наук (Вена). Последняя его книга «В недоверие мы верим: может ли демократия выжить, если мы не доверяем своим лидерам?»
