Драматические сюжеты истории очень часто строятся на контрастах. Удивительно, но факт: в конце XVIII века лидером революционной Франции и политиком, одно лишь имя которого вызывало лютую ненависть всей монархической и аристократической Европы и отвращение, смешанное с ужасом, — был человек, внешне абсолютно ничем не выделявшийся. Максимилиан-Мари-Исидор Робеспьер (1758—1794), отец, дед и прадед которого были юристами (адвокатами королевского суда в провинциальном городке Аррас) обладал сдержанными, солидными манерами, всегда тщательно (но довольно скромно) одевался, выработал строгую, правильную речь, в юности часто писал на досуге изящные стихи о красоте природы и об аромате роз... «Отвратительное чудовище» (именно так называли Робеспьера при дворах Лондона, Вены, Петербурга, Берлина и Неаполя) выступало в Учредительном собрании, при глухом гуле неодобрения других депутатов, резким, но негромким голосом; он был не в силах перекричать шум, был близорук и щурился, порою надевал очки и, вероятно, не видел дальше третьего-четвертого ряда скамей в зале.
Но почему же именно такой деятель быстро стал известен всей Европе? Почему одни проклинали его за жестокость, за террор 1793 — 1794 гг., когда нож гильотины работал со страшной интенсивностью (под этот нож мог попасть буквально каждый — от короля Людовика XVI до простого ремесленника где-нибудь в Руане; достаточно было, чтобы тебя объявили «подозрительным», а затем и «врагом народа», — этот термин широко применялся!) — а другие с любовью называли Неподкупным и говорили: он — один из нас, он живет в скромной однокомнатной квартирке у столяра Дюпле, в деревянном флигеле (до своей гибели под тем же ножом гильотины), он отказывался от всех официальных должностей, являясь до конца жизни лишь депутатом Конвента и одним из 14 членов Комитета общественного спасения (без оклада), и вообще деньги для него не имеют никакой цены...
А что имело цену для Робеспьера? Его идеи, ради претворения которых в жизнь он счел необходимым развернуть беспощадный «революционный» террор в 1793—1794 гг., причем до предела упростив при этом судебные процедуры — без прений сторон, часто без участия защиты; смертные приговоры приводились в исполнение немедленно (неизбежно возникают аналогии с событиями ХХ века, не так ли?). Попытаемся ответить на этот вопрос, ибо без этого сложно понять неоднозначную личность Робеспьера: то, что говорили о его неподкупности и скромности, было правдой, как правдой было и то, что в период, когда Неподкупный фактически возглавлял правительство (Комитет общественного спасения), при этом номинально будучи лишь одним из его членов, в тот период (последние 13 месяцев его жизни) любое выступление нашего героя с критикой любого конкретного лица означало для критикуемого арест и смертный приговор — завтра, через неделю или через месяц, но неизбежно... Причем среди таких жертв оказывались и прежние соратники и даже друзья Неподкупного (он говорил так: «У меня нет друзей с того момента, когда они предают народ и Революцию»!). 27 июля 1794 года в Конвенте предателем и тираном объявили его самого.
Итак, каков был круг идей Робеспьера? Не удивляйтесь, читатель, но некоторые из них довольно отчетливо «перекликаются» с проблемами сегодняшнего дня. Сам лидер революции говорил, что пришел в политику и стал депутатом парламента (в 1789 году), чтобы участвовать в разрешении вполне конкретных проблем, важных для Франции того времени, с ее страшными контрастами между бедностью и богатством (а королева Мария-Антуанетта, когда в октябре 1789 года к ней под окна дворца явилась толпа женщин требовать хлеба для голодных семей, ответила так: «У них нет хлеба? Странно — пусть тогда кушают пирожные!» Робеспьер лично настоял, чтобы ее спустя четыре года отправили на эшафот; суд занял 30 минут). Какие это были проблемы? Прежде всего уничтожение дворянских сословных привилегий, обеспечение свободы личности, свободы печати, свободы совести, свободы слова, справедливое распределение налогов, ограничение прав исполнительной власти, всеобщее избирательное право независимо от доходов (но только для мужчин — это было 225 лет назад). Вполне демократично, правда?
А вот написанные Робеспьером главы из Декларации прав человека и гражданина (они легли в основу принятой в 1793 году якобинской конституции Франции). Вчитаемся в некоторые из них: «1. Целью всякого политического объединения является сохранение естественных и неотъемлемых прав человека и развитие всех его способностей. 2. Главными правами человека являются свобода и право обеспечить сохранение своего существования. 3. Эти права в равной мере принадлежат всем людям, каково бы ни было различие их физических и моральных сил. Равенство прав установлено природою. Общество, отнюдь не нарушая его, лишь защищает его от злоупотребления силою, которое делает это равенство обманчивым. 4. Свобода есть возможность, которою обладает каждый человек, осуществлять, по своему усмотрению, все свои способности. Ее правило — справедливость, ее границы — права других, ее принцип — природа, ее гарантия — закон. 5. Право мирно собираться и право выражения своих мнений, посредством печати или любым другим способом, — это столь необходимое следствие принципа свободы человека, что необходимость провозглашения такого права предполагает наличие деспотизма или свежей памяти о нем. 6. Собственность есть право каждого гражданина пользоваться и распоряжаться той долей имущества, которая гарантирована ему законом. 7. Право собственности, как и другие права, ограничено обязанностью уважать права других. 8. Оно не может наносить ущерб безопасности, свободе, существованию собственности других людей».
И далее — еще такие тезисы: «12. Граждане, доходы которых не превышают того, что необходимо для их существования, освобождаются от участия в покрытии государственных расходов. Другие граждане должны нести бремя этих расходов прогрессивно (актуальный вопрос! — И.С.), в зависимости от размеров своего имущества. 14. Народ суверенен: правительство есть его произведение и его собственность, государственные должностные лица есть его приказчики. Народ может, когда это ему угодно, сменить свое правительство и отозвать своих уполномоченных. 15. Закон есть свободное и торжественное изъявление воли народа. 16. Закон равен для всех (написано в 1793 году. — И.С.). 18. Всякий закон, нарушающий естественные и неотъемлемые права человека, является, по существу, несправедливым и тираническим, и не имеет силы закона. 19. Во всяком свободном государстве закон должен прежде всего защищать общественную и индивидуальную свободу от злоупотребления властью со стороны тех, кто правит. Всякий государственный институт порочен, если он не исходит из того, что народ хорош, а должностные лица поддаются разложению (во многом ключевой тезис. — И.С.). 20. Никакая часть народа не может осуществлять власть народа в целом».
И, наконец: «24. Всякий акт, направленный против свободы, против безопасности или против собственности какого-либо человека, осуществленный кем бы то ни было, хотя бы и именем закона, но не в указанных законом случаях и без соблюдения предписанных им формальных условий, является произвольным и недействительным. Само уважение к закону запрещает подчиниться такому акту. А если его захотят осуществить насильно, то позволительно оказать ему сопротивление силой. 27. Право на сопротивление угнетению есть следствие из других прав человека и гражданина. 28. Если один из членов общества подвергается угнетению, то налицо угнетение всего общества. 29. Когда правительство нарушает права народа, восстание является, для народа и для каждой части народа, самым священным правом и самой неотложной обязанностью».
Что может быть демократичнее этих деклараций? И еще более важный вопрос: как Робеспьер стал жестоким деспотом, обрекавшим на смерть тысячи и десятки тысяч людей? И ведь этот человек очень любил поговорить о «добродетели», о «гражданских доблестях» и «гражданском мужестве», обращаясь при этом к примерам из истории Древнего Рима, которую хорошо знал. Террор во имя «добродетели», террор против немногих врагов, после уничтожения которых народ обязательно придет к счастью и справедливости, — вот о чем думал Неподкупный. И в самом деле, надо не колебаться и нанести решающий удар по врагам — светлое будущее совсем близко! Задумывался ли юрист Робеспьер над тем, что число «врагов» все множится, среди них уже немало прежних соратников и друзей, а «светлое будущее» уходит вдаль?
Робеспьер разделял общепринятую уже в его время (но не везде поколебленную и в наши дни) уверенность в том, что «народ всегда прав». И отправлял людей на казнь, разумеется, «волей народа» и «от имени народа» (нужно при этом добавить: угнетение, о котором писал Неподкупный, реально существовало, и оно было нестерпимым). Но вот что характерно: «богатых», «имущих» Робеспьер исключал из понятия «народ», по сути, отказывал им в гражданских правах (хотя в процитированных выше статьях пишется и о собственности, и о ее защите, но, как видим, с жестокими ограничениями). Принимались жесточайшие законы против спекуляции, под страхом суровых наказаний — вплоть до гильотины — вводился фиксированный максимум цен, но «черный рынок» не удавалось укротить, а после свержения и казни Робеспьера он стал процветать...
Еще до начала революции Робеспьер резко критиковал финансовую и налоговую системы дворянской, королевской Франции: нет денег, чтобы дать народу хлеб и просвещение, но находятся огромные суммы для губернатора, когда он выдает замуж свою дочь! Критика была и конкретной, и справедливой; но когда сам Неподкупный пришел к власти летом 1793 года, он не сумел разрешить экономических и социальных проблем революционной страны. Хотя, надо заметить, были приняты радикальные декреты, в соответствии с которыми уничтожались, без выкупа, все права феодалов (олигархов!) на землю, все повинности, подати и привилегии, общинные земли делились между крестьянами поровну на каждую душу, а конфискованные земли эмигрантов дробились на маленькие участки, и бедным крестьянам для их приобретения предоставлялась рассрочка платежа на десять лет. Но в городах (особенно в Париже) царили спекуляция, равенство в бедности, дефицит продуктов. Аграрные декреты Робеспьера (особенно важные для Франции как крестьянской в то время страны) были отменены в 1796 году, но, уже при Наполеоне, частично восстановлены.
Провозгласив принципы «суверенитета народа» (источником власти в государстве является не монарх, а общая воля народа) и «естественного права» (права, которыми наделен человек, даются ему от рождения, их нельзя отнять или забрать каким бы то ни было законом — право выше закона!), что на то время имело огромное значение для всей Европы, лидеры Великой Французской революции, и среди них Робеспьер, встали перед проблемой: а что делать, если народ разобщен, расколот; если «темная», «отсталая» его часть отстаивает возвращение к старому королевскому режиму, а не свободу в понимании якобинцев (Робеспьера, Марата, Сен-Жюста)? Ответ был четким: нещадный террор (между прочим, недаром многие большевики образца 1918 года высоко ценили Робеспьера, а его портрет долгое время хранился в фондах Института Маркса — Энгельса — Ленина). «Богатые претендуют на все, — говорил лидер Французской революции, — они хотят все захватить и над всем господствовать. Злоупотребление — дело и область богатых (если бы так! — И. С.), они — бедствие для народа. Интерес народа — есть общий интерес. Интерес богатых — есть частный интерес. А вы хотите свести народ к ничтожеству, а богатых сделать всемогущими». Чтобы этого не произошло, заявлял «законник» Робеспьер, хороши все средства: «Надо спасти государство каким бы то ни было образом; антиконституционно лишь то, что ведет к его, государства, гибели». Красной нитью тут проходит мысль: необходимо заменить формальную законность высшим для народа законом — революционной необходимостью. Ведь, как заявлял Неподкупный: «Народы! До сих пор плуты говорили вам о законах лишь для того, чтобы вас порабощать и истреблять. В действительности у вас не было законов. У вас были только преступные капризы некоторых тиранов, прорвавшихся к власти путем интриги и опирающихся на силу. Их преступления заставили вас еще раз взять в свои руки осуществление ваших прав».
* * *
Что такое «отсутствие закона», Робеспьер в полной мере ощутил на себе 27 июля 1794 года, когда в Конвенте внезапно (он стал мешать большинству «болоту» своим террором, каждый со страхом думал: а вдруг я следующий, вдруг объявят «подозрительным» — и на гильотину?) был поставлен вопрос об объявлении Неподкупного вне закона (а это, в соответствии с Робеспьеровскими нормами, означало казнь без суда!). Робеспьер требовал слова; он кричал охрипшим голосом председателю Конвента: «Предводитель убийц, в последний раз требую слова!» Но колокольчик председателя заглушал его слова. Арест Робеспьера и еще нескольких его соратников был проголосован единогласно (а ведь еще недавно за ним рабски шли!), на следующий день он был казнен. Как в воду глядел Дантон, его бывший соратник, обвиненный Неподкупным в «перерождении», стремлению к богатству и «красивой жизни». Когда приговоренного к смерти (приговор был продиктован, и понятно — кем) Дантона 5 апреля 1794 года везли на казнь мимо дома бывшего друга, волевого и холодного фанатика (самый страшный тип фанатиков), обрекшего его на смерть, Жорж Дантон крикнул громовым голосом: «Я жду тебя, Робеспьер! Ты последуешь за мной». Он понял (поздно!), что революция пожирает своих детей...
