Это инсценизация режиссера Людмилы Колосович по произведениям Тараса Шевченко и Юрия Щербака. После спектакля «Стена», в котором, кстати, далеко не все безукоризненно, хочется единым духом перечесть всего Шевченко или прямо из зрительного зала вернуться к компьютеру/цеху/полю и работать до самозабвения... Почему?
Работа над премьерой (в феврале) стала для артистов личным Майданом. Их творческий максимализм привел к тому, что спектакль, как капля океанской воды, вобрал в себя не только визуальные и вещественные знаки Революции достоинства, но и воспроизвел в эстетическом, профессиональном, гражданском смыслах ее самые существенные черты.
Четырнадцать актеров (а в Театре им. Леси Украинки их всего 20) — студенты и недавние выпускники актерского отделения ЛНУ им. И. Франко — вместе с режиссером и художественным руководителем театра Людмилой Колосович, художником Оксаной Радкевич и хореографом Ксениею Рыхальской создали собственную, актуализированную версию одной из самых известных пьес Юрия Щербака.
Сквозным тоскливо-камерным лейтмотивом спектакля проходит ряд эпизодов-воспоминаний Варвары Репниной (Мария Дзвоник, Инна Лиховид). В хрупких фигурах юных актрис, психологически убедительных сценах — тот ген мужественной женственности, который настойчиво селекционирует в своих режиссерских работах Л. Колосович. Сквозь тончайшие интимные чувства героини театр обращается к зрителям на традиционном, понятном художественном языке, получая в ответ мандат доверия.
Это доверие нужно актерам в их желании осовременить произведение, в первую очередь — образ самого Шевченко. Вот Тарас молодой, исполненный жаждой жизни, кружит в паре с Репниной, рисует в воздухе картины, даже ходит на руках (Дмитрий Благый). А уже через мгновение из его уст срывается «Мені однаково...», читаное по-реперски порывисто и экспрессивно, под музыкальное рок-сопровождение. Такое своеобразное «очуднение» и самой личности Кобзаря, и его известных текстов — острый, смелый прием, который удивляет незаурядностью.
Но в своем художественном радикализме артисты идут дальше. Введение в действие символических образов — Украины (Анна Епатко), Девушки (Наталия Липко), Кобзаря (Павел Довгань-Левицкий), Ведьмы (Остап Дзядек), Смерти (Владимир Пантелеев) переводит спектакль на путь поэтического театра, ведет к созданию более сложной, лирико-эпической формы. Достигнув здесь каких-то совершенно новых для себя высот, актеры поднимаются к творению развернутой во времени и пространстве мощной художественной метафоры, сложной и предельно простой в то же время.
Первый проход через сцену серой, безликой, безвольной шеренги людей-теней поражает близостью и к курбасовскому античному хору в знаменитых «Гайдамаках», и к известным брейгелевским «Слепым». Ритмизованная, обезличенная гурьба подвижной стеной раз за разом переходит по сцене, дословно отделяя Репнину — от Шевченко, Шевченко — от мира, мир — от Украины, материализуя таким способом идею, заложенную в названии пьесы и спектакля... На этих мешках, которые на согнутых плечах выносят и бросают на сцену «рабы», корчится в пьяном бреду Поэт... Дальше, кажется, — только боль, страх, мрак. В темных очертаниях фигур, которые в дыму наполняют собой сцену, мы вдруг узнаем черные маски современных «титушек» с хищными глазами в прорезях. Это они окружают белоснежную фигуру Берегини, бьют, издеваются, пока наконец не поднимут кверху, распятую...
Только тогда слепые — прозреют, немые — заговорят. Отзовутся «Кавказом». Сначала тихо, несмело, дальше все громче и громче. В десятках вдруг сильных и мужественных рук мешки, под весом которых еще мгновение назад безымянная масса пригибалась к земле, превратятся в средство сопротивления. Звучат строки поэмы — с рук в руки передаются мешки — укладывают друг за другом слои баррикад. Ритм повторяется, напряжение растет, у нас на глазах поднимается Стена... На ней — тела убитых, новые и новые герои, которые приходят на смену павшим, Шевченко со стихотворениями, Украина с флагом — театральный плакат в мощнейшем понимании этого слова, парафраз «Свободы на баррикадах» француза-романтика Эжена Делакруа.
«Борітеся — поборете!» — финальные строки, с которыми обращаются к нам со своих, сценических, баррикад актеры — уже не художественный жест, не театральная условность. Это — крик души, наша общая правда, добытая на всех видимых и невидимых баррикадах.
Поистине живем в удивительное время: еще никогда так головокружительно и лихорадочно реалии из жизни не превращались в сознании актеров в мощные художественные символы. Еще никогда так быстро не мужала нация, и молодой театр в одном спектакле так смело и решительно не перерастал самого себя, завоевывая в борьбе право на серьезный, взрослый диалог с обществом.
