Для любого человека старше 60 лет, кто следит за мировыми событиями, термин «два Китая» напоминает соревнование пост-1949 года за дипломатическое признание, которое вели за материк («Красный») Китай и Тайвань, или, более формально, Китайская Народная Республика и Китайская Республика. К началу 1970 годов практически каждая страна признала требование Народной Республики о том, что только она должна быть признана в качестве законного суверенного правительства Китая. Просто материк был слишком велик и слишком важен экономически и стратегически, чтобы его отчуждать.
Сегодня ставится новый вопрос «двух Китаев», но совершенно по-другому. Он основывается на том, что Китай лучше всего воспринимается как сильная страна, с многообещающим будущим, несмотря на некоторые кратковременные трудности, или как страна, сталкивающаяся с серьезными структурными проблемами и неопределенными долгосрочными перспективами. Коротко говоря, теперь можно увидеть проблески двух совершенно разных Китаев. Но какой из них одержит победу?
До недавнего времени было мало оснований задаваться таким вопросом. Более чем три десятилетия экономика Китая росла удивительным 10%-м или выше среднегодового показателем. Китай обошел Японию, став второй по величине мировой экономикой. Сотни миллионов китайцев вошли в средний класс. Китайская модель авторитарной эффективности казалась привлекательной для многих других развивающихся стран, в частности в результате глобального финансового кризиса 2008 года, который начался в Соединенных Штатах и, таким образом, казалось бы дискредитировал американский стиль либерального капитализма.
Но вопрос о будущем Китая стал неизбежным. Официально экономический рост замедлился почти до 7%; но многие считают, что реальная цифра ниже 5%. Как это ни удивительно, но замедление должно было прийти; все развивающиеся страны испытывают нечто подобное во время своего роста и развития. Тем не менее, скорость и степень изменения поймали власти врасплох и «подлили масла в огонь» официальным опасениям, что рост будет отставать от уровня, необходимого стране для модернизации, как было запланировано.
Тревога правительства о более резком, чем ожидалось, замедлении экономического роста отразилась в его грубом вмешательстве в июле, чтобы заморозить фондовые рынки в разгар драматической коррекции цен. За этим шагом в этом месяце последовала неожиданная девальвация юаня, которая говорит о том, что отход от роста, ориентированного на экспорт не работает, как ожидалось.
Между тем антикоррупционная кампания президента Си Цзиньпина больше напоминает стратегию по консолидации власти, чем усилия по реформированию Китая на благо своей экономики и общества. Коррупция распространяется, и кампания Си остается широко популярной. Но волна преследований, которые развязал Си, сдерживает китайских чиновников от принятия решений в связи с их опасениями, что в будущем им могут быть предъявлены уголовные обвинения.
В результате этих событий в последнее время намного меньше говорят о китайской модели и больше о китайской действительности. Помимо замедления роста действительность включает в себя серьезный ущерб окружающей среде — один из результатов десятилетий быстрой угольной индустриализации. Согласно одной из оценок, загрязнение воздуха ежегодно убивает 1,6 млн китайцев.
Старение населения Китая — непреднамеренное последствие драконовской политики «одного ребенка» — представляет собой еще одну угрозу для долгосрочного процветания. Доля неработающего населения — процент детей и пенсионеров по отношению к мужчинам и женщинам трудоспособного возраста — в ближайшие годы стремительно вырастет, экономический рост останется вялым, а расходы на здравоохранение и пенсии будут оказывать все большее давление на государственный бюджет.
Все более очевидно, что китайские лидеры хотят экономического роста, который производит капитализм, но без спадов, что с ним приходят. Они хотят инноваций, что порождает открытое общество, но без интеллектуальной свободы, которая его определяет. Чем-то надо пожертвовать.
Некоторые наблюдатели, опасающиеся растущего Китая, с облегчением вздохнут, глядя на нынешние трудности Китая. Но эта реакция может оказаться недальновидной.
Медленный рост Китая мог бы подорвать восстановление мировой экономики, сделав его менее заинтересованным партнером в решении глобальных проблем, таких как изменение климата. Опаснее всего, у борющегося Китая мог бы возникнуть соблазн обратиться к иностранному авантюризму, чтобы успокоить публику, разочарованную замедлением экономического роста и отсутствием политической свободы. Действительно, существуют некоторые признаки того, что власти сделают это только в Южно-Китайском море. Национализм может стать основным источником легитимности правящей партии, которая не способна далее вести к быстрому повышению уровня жизни.
США и другие страны должны будут отступить, чтобы убедиться, что Китай не поддастся такому соблазну. Но эти страны были бы одинаково мудрыми, дав Китаю сигнал о том, что он ожидаем, чтобы занять свое место среди ведущих стран мира, если он действует ответственно и в соответствии с правилами, установленными для всех.
Но большой политический выбор остается за Китаем. Правительству нужно будет найти правильный баланс между государственными интересами и правами человека, между экономическим ростом и охраной окружающей среды, а также между ролью рынков и ролью государства.
Выбор, с которым сталкивается Китай, так же сложен, как и неизбежен. Крупные социальные волнения не могут быть исключены. Единственная уверенность состоит в том, что следующие три десятилетия не будут отражать последние три.
Проект «Синдикат» для «Дня»
Ричард ХААС, президент Совета по международным отношениям, в прошлом директор по планированию политики в Госдепартаменте США (2001—2003), был специальным посланцем президента Джорджа У. Буша в Северной Ирландии и координатором будущего Афганистана.
