Ленинско-сталинский режим, который пришел после свержения царского, устанавливал жестокие порядки и среди простого народа. Все, кто был хоть немного не согласен с новым порядком, сразу становились врагами народа, и их немедленно, без суда и следствия уничтожали, преследовали. Простые же люди, не чувствуя себя в чем-то врагами народа, стремились к счастливой жизни с новой властью и искренне хотели построить свою жизнь с честным отношением к труду и государству.
Дед Петр, тогда еще молодой, решил обустроить себе жилье на улице Широкой, которая шла от центра города Днепродзержинска к областному центру. Собственный дом он построил параллельно улице. Дом был длинным и большим, ведь планировали, что в нем будут растить детей. Просторный двор. Большой огород тянулся вниз от дома к плавням с заливом, который был сделан специально в виде спирали для оттока воды, прибывающей во время дождей или от предприятий. В нижней части огорода была копанка для сбора воды во время засухи. Эту воду потом использовали, чтобы поливать огород.
Дед Петр с семьей жили спокойно и трудолюбиво. По специальности он был фельдшером. Это был человек христианских правил. Он ходил в Рождественско-Богородицкую церковь, которая находилась на улице Первомайской. Построена она была без единого гвоздя. Имела плетеную из дерева отделку, богатейший иконостас. Во время разлива Днепра ее тоже затапливало. Она была жестоко разорена во время строительства кислородно-конверторного цеха металлургического комбината. Церковные ценности атеисты разбрасывали неизвестно куда и как, хотя все это можно было бы сохранить для истории города.
В 1936 году напротив дома построили школу № 21. Это было двухэтажное капитальное здание с котельной, большими светлыми окнами, просторными комнатами. Я тоже оканчивал эту школу, будучи в седьмом классе. К слову, во время притеснений всего украинского, когда при Леониде Брежневе сокращали количество украиноязычных школ, школа № 21, по улице Широкой, была закрыта и передана разным организациям, а затем разрушена. Тогда даже дошкольные заведения переводили на русскоязычное обучение. В городе осталась одна украинская школа на околице села Романовка. Я не мог записать детей в украинскую школу, ведь она была расположена слишком далеко. Кроме того, руководство школы, делая вид, якобы родители не хотят, чтобы дети учили украинский язык, освобождало их от уроков украинского языка, поэтому ученики бездельничали возле школы или еще где-нибудь. Сейчас это уничтожение всего украинского продолжается, но более коварно и нахально, особенно в притеснении нашего языка как такового.
Однако вернусь к жизни деда Петра. В те времена он строил свою жизнь, но все разрушила развязанная сталинско-гитлеровской кликой война.
Сначала добрались до нашего города немцы, а затем, кажется, румыны и венгры оккупировали школу. Да так в ней гремели, что сожгли внутри полностью. Такой школа и осталась после войны. Мы туда ходили со своими табуретками, тетрадями, сделанными из желтой от цемента бумаги. Когда немцы вошли в город, в нем начали что-то делать, чтобы наладить работу. Стали записывать детей на обучение. Записал сын деда Петра Константин и свою дочку Галю.
Неизвестно почему, но так никакой учебы и не было. Немцев скоро советская армия выгнала из города и из Украины. Организовывать и восстанавливать жизнь в городе начали советские органы власти.
Все как будто шло к улучшению жизни. Но однажды ночью в дом Ткаченко Константина и деда Петра постучали. Что же могло быть? Не иначе как враги, потому что тогда их было предостаточно. Все в семье всполошились. Что же делать? «Кто там?», — спросили. В ответ: «Милиция!» И хотя под видом милиции могли быть враги, но нужно было открывать.
В дом вошло нескольких человек. Спросили фамилию дочери Гали и сказали, чтобы собиралась с ними. Ничего не объяснили. До утра никто не спал. Ничего родным не сказали. А на следующий день, как и в остальные дни, в органах власти и в милиции добиться ничего не могли. Враг народа, и все.
Родственники приходили к нам домой, к моим родителям. Советовались, что же делать. Приходил и дед Петр. Он всех призывал к христианской покорности, советовал ждать, потому что ни родители, ни их дети против государства ничего не делали.
По прошествии времени пришло письмо. Дочь писала, что она очень далеко и что у них очень холодно. Даже волосы смерзаются. Больше ничего не было.
...Реабилитировали Галю Ткаченко уже после оттепели. Но жизнь ее была коммунистическим режимом незаслуженно уничтожена. Приехала в город она не сразу. Устроилась на работу в швейную мастерскую, где успешно работала. Но годы неволи взяли свое. Она болела, и два года тому назад умерла. Однако ее род продолжает жизнь.
