Вахтанга Кипиани необычное хобби — еще со школьных лет он собирает периодические издания. Сегодня в его коллекции более 30 тыс. наименований газет, три тысячи наименований журналов, а также несколько десятков тысяч образцов предвыборной агитации разных эпох. Впоследствии на основе нескольких сотен тысяч экспонатов частной коллекции появился музей-архив прессы, который функционирует в формате некоммерческой просветительской организации.
Один из экспонатов привлек внимание нашей редакции. Речь о выпуске газеты «За рубежом» от 1934 года, в которой опубликовано интервью Сталина журналисту «Нью-Йорк Таймс» Волтеру Дюранти, известного, в частности, отрицанием Голодомора, а также... Пулитцеровской премией. Вахтанг Кипиани распространил материал на своей странице в «Фейсбук» 8 мая. Следующие дни празднований «победы» продемонстрировали, что еще достаточно большая прослойка людей в Украине продолжает мыслить пропагандистскими категориями. Именно поэтому умение правильно расставить акценты, очевидно, должно быть здесь ключевой ответственностью СМИ. Учитывая то, что случай Дюранти кажется для этого замечательным поводом, а также то, что газета «День» имеет здесь свой собственный опыт, связанный, в частности со статьями Джеймса Мейса, а также с письмом в Пулитцеровский комитет, мы решили спросить у Вахтанга Капиани о том, почему он считает эту историю западного журналиста-приспособленца актуальной из современной перспективы. Но, разумеется, не только об этом.
— Пан Вахтанг, посмотреть коллекцию Музея-архива прессы можно только на выставках или существуют другие пути?
— Да, посмотреть можно в основном на выставках. В этом году, например, в помещении Львовского музея истории религии была выставка «Патриарх Иосиф Слипый на обложке». Кстати, номер газеты «День» там тоже был представлен — в начале года у вас был выпуск с материалом «...Що бы сказал Иосиф Слипый?» (см. №24-25 от 12-13 февраля) на обложке. Мне такая журналистская идея показалась правильной и интересной.
Этот номер был в экспозиции среди прочих около 100 изданий, в которых патриарх был изображен на обложке. Кроме того, в музее-архиве прессы уже больше года происходит выставка под названием «За Украину, за ее волю». Речь идет об экспозиции изданий ОУН, УПА, УГВР, дивизии «Галичина» и других освободительных националистических формаций, с 20-х годов почти до наших дней. Чтобы посетить музей, нужно сконтактировать со мной — например, через «Фейсбук». Это может быть отдельная личность или же класс или кружок юных журналистов, студенческая группа из другого города, которая приехала на экскурсию в Киев.
— Газета с интервью Сталина Дюранти — какова ее история?
— Газета «За рубежом» в советские времена была очень популярной. Речь о своеобразном дайджесте публикаций зарубежной прессы, тех, которые должны были быть интересны советскому читателю. Разумеется, это было провластное издание, которое существовало во времена жесткой цензуры. Если там были какие-то публикации из американской прессы, то только так называемых прогрессивных журналистов. Газета просуществовала до самого конца СССР. Для меня в юности и для нескольких поколений перед этим это было окно в мир. Несмотря на то, что журналисты писали преимущественно о коммунизме, о Сталине и о том, как загнивает капитализм, в 80-е годы издание было своеобразной отдушиной в мире советской прессы. Были статьи о западном искусстве, хотя, конечно, его в основном критиковали за несовпадение с советскими соцреалистическими канонами. Но все же они писали что-то о художниках, музыкантах, и определенную картину себе из этого можно было составить. Именно этот номер, если не ошибаюсь, я купил на Петровке на одной из газетно-журнальных раскладок. Она была плохого качества, в малиновых пятнах, так как ее, наверное, пытались лечить от грибка. Но для меня это очень важная газета, потому что в ней на целую страницу разговор «господина» Дюранти с «товарищем» Сталиным. Он состоялся после Голодомора, в начале 1934 года. Это — один из тех разговоров, после которых Дюранти стал тем, кем он стал. Он был очень хорошим журналистом, который, однако, сознательно фальсифицировал советскую действительность — потому что хотел иметь уникальный доступ к первому лицу, в «святая святых». Один мой знакомый из диаспоры, у которого я брал интервью на эту тему, сказал, что Дюранти точно знал, что врет, но его личные карьерные интересы и возможность увидеть на первой странице свое интервью со Сталиным побеждали. Судьбы людей, которые умерли от голода, были для него менее важными, чем карьера или благосклонность товарища Сталина.
— Как вы, вероятно, знаете, газета «День» неоднократно писала о случае Дюранти, в частности в материале Джеймса Мейса «Повесть о двух журналистах». «День» даже обращался в Пулитцеровский комитет и в «Нью-Йорк Таймс» с требованием упразднить премию. В те времена читателям Дюранти Россия представлялась как своеобразная альтернатива западному пути. Подобные тенденции наблюдаем среди определенных прослоек западного общества и сейчас. Как думаете, насколько проблема журналистов-приспособленцев, о которой писал Джеймс Мейс, актуальна сегодня? Возможно, она продолжает существовать, в частности и потому, что на Западе до сих пор не пересмотрели свое отношение к таким, как Дюранти?
— Я не являюсь постоянным читателем западной прессы, потому с моей стороны было бы не очень корректно анализировать ее. В конце прошлого года я снял фильм о Джеймсе Мейсе и об американском взгляде на Голодомор. Он называется «Страх и надежда. Украинский Голодомор и американская политика». В значительной степени этот фильм является моим личным памятником этому выдающемуся человеку. На экране появляется его жена Наталья Дзюбенко-Мейс, его друзья из Гарварда, из Америки, из Канады, ученики, Станислав Кульчицкий, который под воздействием Мейса переродился как исследователь. Мне кажется, получился интересный и глубокий материал, фильм помог мне самому разобраться в ситуации. Я пытался донести до зрителей, почему американское правительство и общество, которые до этого не признавали Советский Союз, признали его именно в пик катастрофы голода и почему они не реагировали на призывы украинской диаспоры. Здесь встает тема левых кругов в профессорском сообществе, тема «рационализма» во внешней политике США, желание продавать СССР зерно, машины, трактора, технологии, желание иметь общий блок против нацизма, который тогда поднимал голову. Сталинский режим казался им меньшим злом, чем нацизм. Речь идет о целом комплексе причин, которые привели к тому, что мир так и не впустил трагедию Голода в себя. Уникальность Мейса заключается в том, что он пришел из Западного мира, чтобы раскрыть эту тайну и для себя, и для американцев, и в то же время побуждал познать ее и собственно украинцев! Я чрезвычайно уважаю этого человека. Знаю, что его деятельность была тесно связана с газетой «День». Слава Богу, что у него была возможность работать здесь, написать эти сотни колонок, написать, в частности, свой знаменитый текст о свече в окне, который фактически положил начало новой национальной традиции. Глядя на то, что делал Дюранти, мы видим иногда своеобразный расчет западного мира, но ситуация не уникальна. Есть определенные интересы, и Украина, тогда бездержавная и безголосая, попала в колесики этих интересов, а миллионы людей остались не похороненными и не упомянутыми.
— Не кажется ли вам, что в Украине существует несколько идеализированное отношение к западной журналистике? Что мы нередко готовы воспринимать любые слова, советы западных медиаэкспертов некритически, не оглядываясь на то, насколько они отвечают собственно украинским реалиям. В частности, недавно в Киеве под эгидой ОБСЕ состоялась конференция «Участие СМИ в примирении: уроки для Украины», участники которой в который раз обвиняли украинские медиа в том, что мы не умеем оставаться «над конфликтом». Какая у вас позиция по этому вопросу? Не кажется ли вам, что призывы к журналистам становиться инструментами «налаживания диалога» находятся в русле дискурса о «гражданской войне», который нам пытается навязать Россия?
— По моему мнению, нельзя обобщать ни украинскую журналистику, ни тем более западную. Во-первых, мы очень плохо ее знаем. В Украине можно на пальцах пересчитать людей, которые по-настоящему следят за тем, что происходит в западной журналистике, за, например, американской или французской прессой. Переводы, которые мы изредка видим, не дают полной картины. На Западе медиа существуют как бизнес. И в этом плане мы должны изучать их опыт, как построить независимые СМИ, которые не кормятся олигархическими кошельками. Если мы это осознаем и создадим свои местные «Нью-Йорк Таймс» или «Нью-Йоркер», тогда сможем говорить с ними на равных. Украинские издания преимущественно или дотационные, или выполняют вообще другую функцию. Газет, которые зарабатывают себе на жизнь, в нашем медийном пространстве не так много, и они не играют первую скрипку. Второй момент — относительно стандартов. По моему мнению, если усреднено посмотреть на западную прессу, то они работают по более высоким стандартам, чем мы. Мы не должны ни унижаться, ни посыпать голову пеплом, а должны стремиться к персональной независимости журналиста от влияний, существующих на Западе. Журналист должен быть защищен достойной зарплатой, социальным пакетом, членством в профсоюзе, наличием пресс-карты, которую нельзя отобрать. По моему мнению, то, что Дюранти не лишили премии, — это эксцесс. Те усилия, которые прилагал «День», прилагала украинская диаспора и другие, оказались недостаточными — не было кумулятивного эффекта, который бы позволил защитить правду.
— Не хватило солидарности?
— Не думаю, что здесь вопрос в солидарности — я не знаю никого из весомых в Украине фигур, кто был бы против этой идеи. Газете, особенно такой авторитетной, как «Нью-Йорк Таймс», очень трудно признать свою ошибку. Еще тяжелее сделать это Пулитцеровскому комитету. Когда мы работали над фильмом, пытались попасть в редакцию, чтобы снять доску, где отмечены лауреаты Пулитцеровской премии, среди них есть и Дюранти. Очевидцы говорят, что под его именем есть завуалированная приписка относительно «контроверсийности» его публикаций. Однако наши попытки попасть туда и взять какие-то комментарии на эту тему успеха не принесли. В редакции отвечали, что у них нет времени. Невзирая на то, что там есть специальный сотрудник, который отвечает за контакты с прессой. Корпоративность на Западе тоже есть, возможно, даже более жесткая, чем у нас.
— Как вы оцениваете уровень исторической журналистики в Украине?
— Если посмотреть на палитру ключевых изданий, то историческая тематика занимает значительное место — практически в каждом издании есть историческая рубрика. Это касается и ежедневных газет, и еженедельников. В то же время спорадичность, несистемность этих публикаций не дает украинскому читателю широкой картинки. В польской прессе — и ежедневной, и еженедельной — эта тема звучит намного сильнее, ярче. Например, украинские еженедельники очень редко, почти никогда не выносят сугубо исторические темы на обложку. Между тем польские медиа продолжают активно переживать свой ХХ век с его вызовами и катастрофами, но в то же время и с польскими победами, которые там были. Польский читатель постоянно находится в плену разговоров об истории. То же можно сказать о немецкой прессе. Посмотрите, например, на обложки «Шпигеля». Очень часто там появляются материалы об истории, в частности о Второй мировой войне в разных ее аспектах. На первые колонки выносят, например, историю религии. В этом плане, хотя и не критически, но мы отстаем. С другой стороны, в Украине нет пространства для развития исторической журналистики, потому что нет специализированных исторических изданий. В Польше их — около 20. В Америке однажды в книжном магазине я насчитал 64 исторических журналов, которые продавались одновременно! Там читательский спрос и является соответствующими предложениями от медиабизнеса. Эти издания не являются государственными или грантовыми — больший или меньший, но это всегда бизнес. В Украине мало готовят журналистов, которые бы специализировались на истории. В этом году специальность «публичная история» открыл УКУ. Идет речь о попытке научить писать, рассказывать об истории, анализировать историю в медиа, научить историков писать колонки для широкой аудитории в общественно-политических медиа. То есть, невзирая на отставание, Украина идет по этому пути. У нас есть две цикличных исторических программы на телевидении. Кроме моей передачи на ZIK, еще есть «Машина часу» на «5-ом канале». Иногда обращаются к этой теме и другие каналы. Появляются исторические сериалы на каналах «1+1», «ICTV». В целом — какое общество, такая и пресса, и наоборот — какая пресса, такое и общество.
