Родилась я и всю жизнь живу в абсолютно русскоязычном городе Мариуполе, который два года как обороняется от «русского мира». На первый взгляд, это полный абсурд, и какой спичкой разожгли огонь этой войны, может, когда-то история и рассудит. Много вопросов, и каждый имеет свой взгляд, но когда я где-то слышу о языковом вопросе, то хочу спросить: «А что это вообще и кто его выдумал?»
Может, это когда в Мариуполе открывают бесплатные курсы украинского языка для всех желающих, и их оказывается столько, что из школьного класса мероприятие переносят в актовый зал, чтобы всем хватило места. При том, что это событие вовсе не афишируется местными СМИ.
Или когда талантливая тринадцатилетняя мариупольская девочка Анна Полякова пишет стихотворения на чистом украинском языке о войне и мире на нашей земле, от которых слезы наворачиваются на глаза от этой боли...
Или когда весенним субботним утром на «Восточном» слышны минометные канонады, а я бегу в детскую библиотеку на курсы украинского языка и думаю: «Cостоятся ли они вообще-то?» Вбегаю в помещение, а там уже много таких, как я, собралось, и наша Елена Ивановна уже что-то рассказывает. Они стреляют, а мы учим родной язык (сюрреализм какой-то, но так мы сейчас и живем).
Так что же это за языковой вопрос все же? Если просто, это, очевидно, то, когда запрещают на всех уровнях использовать какой-то отдельный язык? Если так, то пока еще я такого не встречала в своей жизни, хотя недавно произошел один случай. Расскажу, как было, от первого лица.
Я работаю в одном банковском учреждении, и за эти два года войны, после того как Донецк превратился в оккупированный город, куда пришел «русский мир» и людей освободили от «фашистов», а вместе с тем и еще от многого. Поэтому почти ежедневно общаюсь с людьми, которые едут из той оккупации в Мариуполь, чтобы решить какие-то финансовые вопросы. Многое слышала я от этих людей, и это отдельные страницы этой страшной гибридной войны, но один случай меня поразил, потому что резануло как ножом.
Март, 2016 год. Садится ко мне мужчина лет 50. Поздоровались, и сразу же замечаю, что он очень нервозный. Оказалось, что он из Донецка, выехал где-то в три утра, а уже было где-то два часа после обеда, да еще хочет «быстро» сегодня же вернуться домой. Поэтому все время обозляется (в том числе и на меня, потому что якобы его задерживаю). Я даю ему документ, в котором клиент должен написать свои ФИО и адрес (общались мы на русском).
Я: — Напишите, пожалуйста, ваши ФИО и адрес.
Он: — По-русски или по-украински писать? (Кстати, почему-то так спрашивают только люди, которые приезжают из оккупированных мест, местные не задумываясь пишут, как им заблагорассудится, на автомате).
Я: — Пишите по-русски.
Он: (маленькая пауза, смотрит в глаза.) — А можно по-украински?
Я: — ??? Конечно, можно.
Он: (уже медленно и будто никуда и не спешит уже) — Странная вещь... я раньше эту «мову» терпеть не мог. А сейчас аж не хватает, ведь у нас все на русском, а сюда приехал, как услышал, и аж защемило что-то внутри...(задумался на минуту). Странное дело. Как вы думаете, что это???
А я ничего не ответила ему, только улыбнулась, и вон тоже улыбнулся в ответ, впервые за это время.
* * *
Вот такой он, языковой вопрос... у каждого свой.
Кстати, потом уже мне стало интересно, почему же ему так остро, очевидно, на каком-то генетическом уровне не хватает того языка, который он раньше и слышать не хотел? Я посмотрела, где же родился этот мужчина из Донецка — Луганская область, Перевальский район, с.Городище.
