Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Есть ли на войне атеисты?..

Капеллан морпехов Андрей Зелинский — о психологическом состоянии бойцов на передовой, проблеме посттравматического синдрома и особенностях военной культуры
17 августа, 2017 - 18:48
НА ПОЗИЦИЯХ С ВОЕННЫМИ. 2014 ГОД. ФОТО С ФЕЙСБУК-СТРАНИЦЫ АНДРЕЯ ЗЕЛЕНСКОГО

Какое оно — духовное измерение человеческого опыта войны? Как формируются ценности преданного и жертвенного служения своему народу? На эти вопросы наилучший ответ может дать капеллан — слово, которое крепко вошло в лексикон украинцев за последние три года боевых действий. Наш собеседник — отец Андрей ЗЕЛИНСКИЙ, священник УГКЦ, член монашеской общины «Общество Иисуса», первый официальный штатный капеллан в рядах морской пехоты (36-я отдельная бригада). Имея за плечами философское образование (St. Basil College, Стамфорд, США), богословское (Pontificia Universita Gregoriana, Рим, Италия) и политологическое (Национальный университет «Киево-Могилянская академия», Киев), он выбрал роль духовника для военных и служил на самых горячих направлениях, находясь бок о бок с солдатами с июня 2014 года. Инициировал изучение английского и итальянского языков в зоне АТО, а также написал книгу «Соняхи. Духовність на час війни», а затем — «На ріках вавилонських. Кілька думок про повернення» на основе прочувствованного. «День» пообщался с Андреем Зелинским о духовных потребностях наших защитников.

«В РАЗВИТЫХ АРМИЯХ МИРА ИНСТИТУТ КАПЕЛЛАНСТВА СУЩЕСТВУЕТ ДАВНО»

— На каком этапе сейчас процесс институализации военного капелланства?

— В этом году в Украине появился государственный институт военного духовенства в Национальной гвардии, Государственной пограничной службе и Вооруженных силах Украины. Его институционное оформление продолжалось на протяжении почти всего периода независимости Украины. В традиционных украинских церквях всегда существовало осознание того, что церковь несет ответственность за своих прихожан и других людей, их моральное и духовное состояние в любом «измерении» общества. Поэтому работа священников в Вооруженных силах, в частности, всегда существовала в той мере, в которой была согласована с командованием отдельных частей, воинских подразделений. То есть запрос на такую опеку всегда существовал. Правда, это было на волонтерских принципах, в разных форматах. Я лично в военном капелланстве уже 10 лет. Свой путь начал в Академии сухопутных войск во Львове. То есть речь идет о времени, когда о войне еще никто не говорил, и не подозревал. И это очень важный момент. В действительности наша сегодняшняя ассоциация понятий «военный капеллан» и «война» является не совсем корректной.

В развитых армиях мира, скажем стран — членов НАТО, институт капелланства существует давно. В армии США, например, — со времен создания самого государства. В основе лежит определенная философия понимания человека, государства и вооруженных сил. В советское время никто не говорил о духовных потребностях военнослужащего. Речь шла, скорее, об удовлетворении материальных, технических, психологических потребностей. А духовные потребности у украинских военных тоже существуют. И когда мы говорим о демократическом обществе, государство обязано создать все необходимые условия, которые позволяют человеку удовлетворить его духовные потребности в той степени и таким образом, которые не противоречат свободе других граждан. Свобода индивидуальной совести — одно из достижений демократии.

В украинском обществе широко заговорили о вопросе капелланства только с началом боевых действий в Украине. Первые годы войны показали, что когда институт Вооруженных сил был расшатан, ослаблен и, соответственно, морально-психологическая, воспитательная составляющая была выстроена не наилучшим образом, капелланы, хотя и на волонтерских принципах, насколько могли, пытались спасать ситуацию.

Так что мы имеем уже три этапа развития капелланства в Украине: первый — в мирном быту. Традиционные в нашем обществе конфессии всегда этим занимались. Второй этап — это начало боевых действий. И теперь третий этап — это 2017 год и официальная институционализация. По состоянию на сегодня в штатных структурах основных боевых бригад уже существует должность капеллана — военного священника. Это первый этап реализации Положения о Службе военного духовенства.

«ПЕРЕД ЛИЦОМ РЕАЛЬНЫХ УГРОЗ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕК КАРДИНАЛЬНО ПЕРЕОСМЫСЛИВАЕТ ЖИЗНЕННЫЕ ЦЕННОСТИ»

— С какими вызовами сталкивается военный капеллан? Как военные относятся к присутствию такого человека?

— Уже есть первые вызовы — у нас точно нет достаточного количества людей, которые умеют заниматься этим профессионально. Ведь быть священнослужителем — это одно, а быть духовником военнослужащих — совсем другое, это требует определенного опыта, знаний, понимания военной культуры. Некоторые, поехав в зону боевых действий выполнять пастырский долг, имеют единственный опыт военного капелланства — это служение в окопах, на линии столкновения. Но войны не длятся вечно, и даже те же подразделения, которые выполняют боевые задания, рано или поздно выходят из зоны ответственности на восстановление. Так вот, вопрос обеспечения духовных потребностей в условиях военной культуры в контексте боевых действий и мирной повседневности является сегодня главным вызовом на пути завершения формирования института военного капеланства в Украине.

 

ВОЕННЫЕ УЧЕНИЯ SEA BREEZE-2017, ШИРОКИЙ ЛАН / ФОТО C ФЕЙСБУК-СТРАНИЦЫ АНДРЕЯ ЗЕЛИНСКОГО

Капеллан — это не потому, что война, а потому, что есть армия, а в ней — человек-военнослужащий, который просит об удовлетворении его духовных запросов. Поэтому перед нами стоит вопрос, как готовить профессиональных капелланов — людей, которые помимо своего духовного образования, веры умеют также свою пастырскую деятельность осуществлять в рамках, определенных законодательством в многоконфессиональной стране. Несмотря на факт, что религиозные институты занимают первое место по доверию населения, мы живем в современном государстве, где это доверие очень по разному выражается и интерпретируется. Еще со времен Первой мировой войны привыкли говорить: «В окопах не существует атеистов». С уверенностью могу сказать, что это неправда. Свое капелланское служение я начал под Славянском, Краматорском в 2014 году, потом были Пески, Дебальцево, Старогнатовка, Гутово, Авдеевская промка, Широкино, Водяное в самые «горячие» периоды на этих направлениях. Есть разные люди, с разными взглядами, и атеистов я тоже видел. Но правдой является то, что перед лицом реальных угроз жизни человека, в условиях боевых действий, изуродованного войной человеческого быта, когда не хватает света, тепла, любви самых родных и близких, человек кардинально меняется, переосмысливает жизненные ценности, ищет более глубокое понимание того, свидетелем чего ему приходится становиться.

И здесь религия, духовность предлагает определенные категории осмысления себя и того, что происходит. Это позволяет найти определенный внутренний покой, баланс, обеспечивает внутреннее функционирование человека, его целостность. Война — это разрушение: личности, упорядоченных межличностных отношений, ощущения безопасности и возможностей индивидуального и общественного развития — нашей человечности. В этом беспорядке угрозой становится не только пуля или снаряд с противоположной стороны, но и сама ситуация, в которой придется жить и выполнять задание, является агрессивной по отношению к человеческой психике. И вот тут духовность позволяет преодолеть эту раздвоенность, обеспечить процесс исцеления, внутреннего восстановления, помогает действовать эффективно.

Человеку легче защищать, когда он понимает, что является защитником. Это требует определенного категориального аппарата, языка, который, в свою очередь, тоже кристаллизуется в процессе общения. Военный нуждается в ком-то, с кем можно поговорить об этих вещах, кому он доверяет. В течение первого и второго года войны у нас по факту институт военного психолога отсутствовал, хоть номинально существовал, и капелланы-волонтеры своим присутствием, кто сколько и как мог, делали возможным этот процесс полезного общения — а значит, внутреннего исцеления.

Часто говорю, что задачей капеллана также является «склонить небо к военнослужащему». Он должен быть человеком молитвы, таинства. Военные часто, по крайней мере в моей практике, обращаются с просьбой об исповеди или даже крещении. В таких просьбах кроется поиск более глубокого смысла, осмысленного бытия в контексте войны. Война — это всегда жестокость, она бросает вызов человечности, будит в человеке агрессию, и как с этим справиться — вызов современному украинскому обществу, что часто проявляется собственно как посттравматическое синдромное расстройство. Духовность способствует возвращению к человечности, а осмысленная человечность — это то, что делает воина защитником, формирует определенные принципы его духовного единства.

«ЗАДАЧА КАПЕЛЛАНА — ЗАЩИЩАТЬ ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ»

— Как вы стали капелланом украинской армии? Что побудило вас к службе капелланом в зоне АТО?

— Капелланство в моей жизни — большая неожиданность. Как человек верующий вижу в этом Божий промысел и призвание. Я родом из академической среды, из мира книг, и капелланство в 2006 году стало для меня большим открытием. Отмечаю, что мы говорим об армии 2006 года — непривлекательное явление, когда все разрушается, исчезает, разворовывается, когда достойные люди вынуждены бороться за свое выживание, за собственное достоинство и воинскую честь, за что-то универсально ценностное. То, что заставило меня «бросить якорь» в военной среде, — это личность украинского военного и возможность принадлежать к среде по своей сути ценностной.

На передовой у человека четко структурируется система приоритетов. Когда-то незаметное здесь становится едва ли не важнейшим. Военные защищают саму жизнь, и насколько ты ценишь жизнь свою и своего побратима — от этого зависит в конечном итоге сама победа в операции или в целом в войне. Для мирной повседневности характерна борьба за статусы и богатство, а на войне они теряют какое-либо значение, важнейшей ценностью становится сама жизнь. Война очищает общество в том плане, что мы снова, на определенном этапе нашего государственного развития, сосредоточили внимание на действительно важном. Я искренне горжусь и считаю большой честью для себя лично принадлежать к их группе, быть рядом — по-настоящему, везде

Для меня стало важным и содержательным заниматься духовной «микрохирургией», возвращать людей к человечности в условиях этических и экзистенциальных вызовов, характерных для военной среды. Одно из важнейших заданий капеллана в условиях военной действительности — помочь человеку остаться человеком. Для того чтобы военные могли эффективно выполнить задание по назначению, быть не просто военнослужащим, а воином, настоящим защитником. В украинской культуре исторически сформировался образ военного как защитника, и этот элемент военной идентичности — вовсе не очевидность для армий Европы или Соединенных Штатов. Для нас воин — всегда защитник. Следовательно, Вооруженные силы превращаются в ценностный институт и влияют на формирование общества определенного качества. Но лишенные его — могут стать угрозой для человека и государства. Поэтому военный капеллан имеет маленькую, но важную функцию в обеспечении жизнедеятельности целого организма.

С ПОДРАЗДЕЛЕНИЯМИ МОРСКОЙ ПЕХОТЫ УКРАИНЫ / ФОТО C ФЕЙСБУК-СТРАНИЦЫ АНДРЕЯ ЗЕЛИНСКОГО

«ДЛЯ МИРНОЙ ПОВСЕДНЕВНОСТИ ХАРАКТЕРНА БОРЬБА ЗА СТАТУСЫ И БОГАТСТВО, А НА ВОЙНЕ ЦЕННОСТЬ — ЖИЗНЬ»

— Насколько серьезной является проблема посттравматических расстройств среди тех, кто возвращается с фронта? И как ее решить? Идет много разговоров об отсутствии системной помощи и интеграции.

— Мне кажется, что наибольшее количество пострадавших от посттравматического синдромного расстройства — среди «первой волны» мобилизации и первого этапа АТО. Мы говорим о клинических показателях. У следующих волн уже выработался «адаптивный механизм». Когда вы впервые из зоны боевых действий возвращаетесь в Киев, Львов, Одессу, Харьков — это одно состояние — серьезной обеспокоенности разницей между измерением войны и мирной повседневности. Но когда это повторяется, едете во второй раз и в третий раз, то психика адаптируется к этой неоднозначности общественной действительности. Однако человек, который побывал на войне, так или иначе возвращается к мирной жизни с другим мировоззрением. Предыдущее миропонимание претерпевает деформацию, а следовательно человек нуждается в реинтерпретации общественной действительности, определенных ценностей, которые могут ему помочь не распасться. И опять же роль духовника — это сформировать «стержень» в личности через набор духовных категорий. Обстоятельства могут меняться — сегодня я на линии столкновения, а завтра — на центральном проспекте одного из больших городов Украины, но есть что-то, что остается во мне постоянным, формирует постоянное отношение к окружающему миру. Я понимаю, почему делаю то, что делаю. Я свободен от логики жертвы и раба, вынужденного действовать в силу определенных обстоятельств. Я хозяин своей жизни. И это важный элемент сознания, который, во-первых, позволяет предотвратить развитие посттравматического синдрома, а во-вторых, позволяет уже предотвратить последствия, которые в той или иной степени являются неминуемыми.

— Чему научили вас военные?

— Военные — моя жизнь на протяжении уже 10 лет. Самое важное, что им присуще, — это определенная искренность, которой недостает в нашей мирной повседневности. В армии бывает по-разному: есть перепуганные личности, которые пытаются спрятаться за количеством и размером звезд, а есть настоящие великаны, рыцари духа, которые добросовестно выполняют свой долг и становятся образцом для других.

На передовой у человека четко структурируется система приоритетов. Когда-то незаметное здесь становится едва ли не важнейшим. Военные защищают саму жизнь, и насколько ты ценишь жизнь свою и своего побратима — от этого зависит в конечном итоге сама победа в операции или в целом в войне. Для мирной повседневности характерна борьба за статусы и богатство, а на войне они теряют какое-либо значение, важнейшей ценностью становится сама жизнь. Война очищает общество в том плане, что мы снова, на определенном этапе нашего государственного развития, сосредоточили внимание на действительно важном. Я искренне горжусь и считаю большой честью для себя лично принадлежать к их группе, быть рядом — по-настоящему, везде.

ПАСХА НА ПЕРЕДОВОЙ, ВОДЯНОЕ ПОД МАРИУПОЛЕМ / ФОТО C ФЕЙСБУК-СТРАНИЦЫ АНДРЕЯ ЗЕЛИНСКОГО

«ВСУ ИГРАЮТ РЕШАЮЩУЮ РОЛЬ В ТРАНСФОРМАЦИИ УКРАИНСКОГО ОБЩЕСТВА»

— В одном из своих интервью вы сказали фразу «самая большая проблема — не коррупция, а слабый человек». Что вы имели в виду?

— Советская культура и система ценностей разрушили индивида, повредили человеческую личность. Всегда раздувалась эфемерная действительность какой-то мифической сущности государства — как живого, вездесущего, сверхчеловеческого существа, которое вынуждало тебя к постоянному самопожертвованию ради какой-то всегда высшей абстрактной цели. Конструктивное самопожертвование — результат осознанной свободы. Если же власть лишает человека свободы, однако требует жертв, она превращается для индивида в экзистенциальную угрозу. Так что люди родом из советской, а иногда и постсоветской культуры все еще сориентированы своим мышлением на то, что существует какой-то «кто-то» под названием «государство», который должен за меня все сделать. Нет культуры, которая бы поощряла личностное развитие, которое проявляется в широком спектре свободных возможностей — предпринимательская деятельность, способность почувствовать себя творцом и автором действительности. А человек слаб — жертва, для него окружающий мир — не его рук дело. Этот комплекс сформирован не только в советскую эпоху, даже классическая украинская литература — это история сплошных страданий.

Прошлое, конечно, нужно знать, оно должно легитимировать процесс развития, но не детерминировать его. Наша задача — не повторять историю, а конструировать будущее, в котором мы хотим жить. И тут сегодня для нас с вами не существует другого способа, кроме борьбы на двух фронтах — на одном украинец с оружием в руках защищает наше право на свободу и достоинство,  на другом — мы должны за короткое время сформировать в себе украинца нового качества, способного свободно и достойно жить.  Нам нужны сейчас качественные образовательные и воспитательные институты, которые сформируют личностей, готовых к саморазвитию на физическом, эмоциональном, интеллектуальном уровне. Новую Украину по «Новой почте» нам никто не пришлет, или мы ее создадим, или в очередной раз, как это уже неоднократно случалось в истории украинского народа, потеряем шанс на наше государство.

ВСУ в этой ситуации играют решающую роль в трансформации украинского общества, так как являются важным формационным и ценностным институтом. После службы в армии люди должны выходить целостными и ценностными личностями, способными уверенно бороться за свою цель. ВСУ имеют сегодня потенциал превращать вчерашнего «слабого» украинца в уверенного автора и защитника своей будущности, ответственного за свою жизнь и за судьбу своей страны. капелланство имеет свою часть в возвращении военному его человечного потенциала, способности на великое. Советская армия формировала людей совсем другого пошиба: другое время, другие потребности, другие методы. Это не наша история, это история нашего прошлого. История нашего будущего — это наша сегодняшняя борьба за нового человека в новой стране!

Раньше армия довольно часто деформировала личность (конструктивные моменты существовали также, и отрицать их не стоит!). Вспомните высказывание из советского военного фольклора: «инициатива в армии наказуема». Слава богу, что эта фраза не имеет эквивалентов в государственном языке, потому что по своей сути она является полностью антигосударственной: разрушает любую надежду на развитие, уничтожает институт Вооруженных сил и государство Украина как таковое. Я бы привлекал к строгой ответственности каждого, кто позволит себе озвучить ее в присутствии представителей молодого поколения. Это же реальное преступление против Украины. Наш народ такого не заслуживает! Но эта фраза еще «сидит» во многих головах. Поэтому говорю, что нашим врагом, большим даже, чем РФ, является старый, слабый, из «темной пещеры» далекого советского прошлого тип личности, который не хочет терять позиции. Речь идет не о возрасте человека, а о его образе мышления. Там наш фронт! Наша прошлое — это история постоянной борьбы наших дедов-прадедов, чтобы будущее когда-то наступило. Мы, к сожалению, сегодня им изменяем, поем оды прошлому, вместо того чтобы самим стать будущим, о котором они мечтали. Будущее — не лозунг, а тип общественных отношений: правовых, экономических, политических. То, что отличает один тип отношений от других, — определяющие ценности, которые становятся критериями принятия личных решений. Эта война — уже наша с вами победа: в этой борьбе может родиться новый, сильный, ответственный за себя и за свою страну украинец. Не может — учитывая цену, которую мы сегодня платим, — должен! Это наш моральный императив, обязанность перед светлой памятью павших.

Когда наш слабый украинец включает телевизор или выезжает за границу и видит там истории успеха, ему очень хочется этим успехом и материальным достатком воспользоваться: тоже хочется «жить по-человечески». Но к работе над собой готов не каждый; инициатива нуждается в отваге и борьбе. Коррупция — это результат того, что слабый человек, который является следствием старой культуры, не хочет учиться и работать над собой, и просто крадет чужой успех. Очень хочу, чтобы ВСУ стали тем государственным институтом, который сможет формировать граждан новых ценностей и нового качества — настоящих воинов, которые четко будут знать, как достигать своей цели, как бороться за свою мечту, как быть ее защитником. Настало время вернуть армии ее статус школы жизни!

Анастасия РУДЕНКО, «День»
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ