Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

...И ад заговорил

О пребывании в запорожском Доме ребенка в 1932—1933 годах
15 сентября, 2017 - 12:00

В «Дне» от 31 июля — 1 августа 2015 г. (№ 135-136) под названием «Бернард Шоу, добро пожаловать в ад» было опубликовано интервью с проф. Ф. Г. Турченко, в котором речь шла о том, что в период с 1932 по 1933 г. в Запорожье по ул. Розы Люксембург, 7, в Доме ребенка умерло почти 800 детей в возрасте от двух недель до трех лет. Поскольку свидетелей тех событий разыскать не удалось, то, казалось, тема на этом этапе журналистского исследования была исчерпана. Однако... в конце 2015 г. к Ф. Г. Турченко обратилась жительница Запорожской области Анна Алексеевна Нужна, которая сообщила, что ее тетя (Мария Тихоновна Сидоренко) рассказывала ей о своем пребывании в упомянутом Доме ребенка. К сожалению, сама тетя умерла в 2012 г. Публикуем рассказ А. О. Нужной о воспоминаниях М. Т. Сидоренко, в которых повествовалось о ее пребывании в этом Доме ребенка.

 

Я родилась в 1953 г. в селе Степное Запорожской области.

Моя тетя, Мария Тихоновна Сидоренко, родилась в 1928 г. в с. Янчикрак (теперь Камянское) Запорожской области. У нее была старшая сестра (моя мама, 1926 г. рождения) и младшая — Нина Тихоновна Сидоренко (1930 г. рождения). Их отец был в селе достаточно зажиточным человеком, поскольку имел мельницу. Семья не бедствовала, есть всегда было что, хотя наемных рабочих не имели.

В 1932 г. во время образования колхозов их семью раскулачили: забрали весь скот, дом, инвентарь, вылили даже помои из миски, а отца — Тихона Пантелеевича Сидоренко — забрали в тюрьму. О причине его заключения сказать не могу ничего, возможно, где-то в архивах НКВД сохранились документы, в которых эта причина зафиксирована. Добавить могу лишь то, что их отца в селе уважали, поскольку он, как утверждали соседи уже в наше время (в 80—90-х годах прошлого века), половину села спас от голодной смерти. Возможно, именно это каким-то образом и привело к его аресту.

После того как отца посадили в тюрьму, мать забрала мою тетю (Марию) и младшую сестру (Нину) и отвезла их в Запорожье к своим родственникам. Причиной, как утверждали позже родственники, было то, что матери нужно было срочно куда-то поехать «освобождать братьев» (что это значило, так и осталось тайной). Возможно, второй причиной, дети остались сами, было то, что матери не было чем их кормить.

На следующий день утром родственники вывели двух девочек в район нынешнего рынка, на улице Анголенко, и оставили там на улице, запретив называть свою настоящую фамилию.

Скоро начался дождь и девочки промокли. Их забрала к себе на ночлег какая-то местная жительница, проживавшая в доме рядом. На следующий день утром она отвела девочек в Дом ребенка.

В Доме ребенка девочкам дали фамилию Рибас. Все дети ходили раздетые, голые. Тела каждого из них были вымазаны зеленкой (по-видимому, была распространена какая-то дерматологическая инфекция). Кормили детей, как вспоминала тетя, «баландой», без хлеба.

Через какое-то время младшая сестра Нина заболела и умерла (ей было два года). Причиной могло стать питание, к которому ребенок не привык, поскольку дома на селе до раскулачивания нехватки пищи не было.

Тела умерших детей хоронили в овраге напротив окон самого дома ребенка. Когда кого-то хоронили, дети припадали к окнам и наблюдали за тем, как тело присыпали землей.

Спали на голых досках, ни подушек, ни простыней, ни одеял — совсем ничего в доме ребенка не было. Лежали на деревянных двухэтажных нарах. В помещении было очень много крыс.

В 1934 г. отца выпустили из тюрьмы, и он через родственников разыскал в Запорожье Дом ребенка. Чтобы узнать своих детей, он попросил вывести отдельно всех Нин и Марий. Рассматривая девочек с такими именами, найти своих детей он не смог, а тетя его также не узнала. Уже идя со «смотрин», отец начал кашлять (он много кашлял еще до заключения). Именно по этому кашлю тетя и узнала отца, бросилась к нему на шею и закричала «Папочка! Папочка!» Она рассказала ему о смерти Нины.

Когда Марию забирали домой, возникла необходимость во что-то ее одеть. Только тогда ей выдали какую-то одежду. Причина того, что детей держали раздетыми, возможно, была в том, что их одежду просто некому было стирать.

Мама Марии умерла где-то в 1935 г.

Мария, уже повзрослев, была очень сердита на мать за то, что та отдала их в Дом ребенка, а потом не пришла их оттуда забрать (сделал это отец). «Оставила своих крошек на съедение волкам», — говорила она о матери.

В 1936 г. Мария, в возрасте уже восьми лет, разносила летом колхозникам в поле воду.

Во время Второй мировой войны в составе Советской армии Тихон Сидоренко был старшим пулеметчиком. Из полученных официальных документов нам известно, что погиб он в 1943 г. (место захоронения неизвестно).

Уже после войны тетя хотела разыскать тот самый Дом ребенка, в котором провела два года и где была похоронена ее сестра, но найти его не смогла. Я понимаю теперь, что это, по-видимому, было потому, что дом стоял внутри квартала и с улицы его не было видно, а затем его снесли. Да и саму улицу переименовали (улицу Розы Люксембург переименовали в улицу Дзержинского).

Дожила тетя до 2012 г. Впервые я узнала от нее о том, что она находилась в Доме ребенка в середине 60-х годов, когда мне было лет 13—14. Рассказывала она об этом всегда тяжело, с неохотой. Больше стала рассказывать об этом после обретения Украиной независимости. Ненависти к советской власти не было, хотя, если поразмышлять, основания для этого у нее должны были быть весомые.

Записал Зиновий ПАРТИКО, Запорожье—Львов
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ