В селе Ощев Гороховского района на Волыни есть улица, которую жители села между собой называют «Принудительной», ведь там живут переселенные принудительно из Польши холмщаки. Среди немногих еще живых свидетелей страшных послевоенных событий — самый старший из большой семьи Кос Николай Антонюк. Он хорошо помнит все беды, которых довелось натерпеться в детстве.
«ГРАНИЦЫ ПО БУГУ НИКОГДА НЕ БЫЛО»
«Люди добрые! Что я когда-то пережил в детстве. Вся война осталась в моем сердце», — с болью в душе начинает свой рассказ Николай Александрович Антонюк. За его плечами — сотни километров пройденных дорог, плач за родным домом и тяжкое бремя переселения. В свои 85 лет он еще прекрасно помнит родное село Сиховичи за Бугом, другие села Холмщины, в которых приходилось жить. Но больше всего запечатлелись в памяти старика тяжелые страницы Волынской трагедии и депортация на чужбину.
«Ты видишь, как сейчас ситуация заостряется, — обращается Николай Антонюк ко мне. — Уже и Пилсудского нашим героем называют. Как теперь опять все становится сложно. Может, не нужно ничего писать, потому что еще больше раздуешь конфликт?» «Нет, — отвечаю, — если мы будем молчать, правда не будет за нами. Об этом нужно говорить».
Наш разговор Николай Антонюк начал издалека. Еще с 1939 года. Рассказал, как «советы» после 17 сентября были на Холмщине, в их селах, как они думали, что и их к УССР присоединят. Но потом генсек решил пожертвовать этими территориями.
«Такой границы по Бугу (Западному. — Авт.) никогда не было. Это все Сталин с Гитлером придумали. Мы часто ездили на ту сторону Бугу до 1939 года, в Горохове на базаре бывали, к родственникам наведывались. А здесь все, разделили нас».
Им в селах, которые поляки почему-то считали своими, пришлось много натерпеться издевательств. В 1938-м начали валить православные церкви: в Сиховичах добротную каменную разрушили, а в Малкове ребята-украинцы даже сопротивление попытались оказывать и попали за это в польскую тюрьму. В Турковичах, известных на всю округу своей чудотворной иконой, вообще собор каменный разобрали. «Помню те стены разрушенные и хоругви на них лежат. И все — такая несправедливость», — вспоминает Николай Антонюк.
БЕЖАЛ КУДА ГЛАЗА ГЛЯДЯТ...
Когда началась война, то на территории Холмщины тоже появились украинские повстанцы. Это были местные ребята, которые просто не хотели мириться с такой неправдой. Активно действовала также и польская Армия Краевая, которая, наверное, больше всего ненавидела украинцев. Слышались отголоски также и о советской партизанке, которая могла конфисковать у хозяина пару коней. В 1943-м украинские села на Холмщине, Подляшье, Посянье начали гореть.
«Просто приходили и жгли. А мы бежали куда глаза глядят, чтобы жизнь спасти. Они же могли и убить. Издевались над украинцами, били, резали. А за что? Мы просто хотели жить на своей с деда-прадеда земле. Наше село окружили со всех сторон. Я не знал, где мои родители или сестра. Я просто бежал куда глаза глядят. Самостоятельно переплыл через Буг. Хорошо, что нам с Волыни ребята пересылали лодки и помогали всячески», — рассказывает Николай Александрович.
Его семья бежала на Волынь, в село Паромов Иваничевского района, 10 марта 1944 года. Должны были переждать там, пока советские войска не зашли за Буг. Тогда и вернулись в родные села, но... Своих домов и хозяйств уже не застали, все было сожжено и уничтожено. Пришлось искать пристанища в других селах: и в Малкове жилы, и в Голубье, и в Песочном...
«Сейчас хотят памятник поставить в Польше, где ребенок на вилах, как будто это украинцы лишь зверства совершали. Но их Армия Краевая еще хуже издевалась. Дяду моего, Омельяна Коса, зимой 1944 года убили прямо на дороге, он жил на окраине села и нес как раз своим детям малым Петру и Толику еду. И вдруг банда напала, и все», — едва сдерживая слезы, говорил Николай Антонюк.
Тут к нашему разговору присоединился мой дедушка, Владимир Кос (двоюродный брат Николая Антонюка), который тоже родился в Голубье на Холмщине 1 марта 1944 года, а через две недели после этого его младенцем мать перевозила через Буг, убегая от пожарищ в селах. О судьбе прадеда и деда я уже рассказывал в публикации «Бой под стенами храма» (День №133-134 от 29 июля 2016 года). Он вспоминает, что не сладко жилось людям и в тех селах, которые оказались по ту сторону Буга, в составе СССР.
«В 1939 году мать вышла было к Бугу, чтобы постирать одежду, видит — на том берегу ее тетя, — вспоминает дедушка. — Зовет: «Ганя, Ганя!», а та делает вид, что не услышала. Только головой кивнула и все. Уже потом тетя призналась, что если бы тогда ответила матери, то могла бы и в Сибирь за такое попасть. «Первые советы» тоже немало людей вывезли».
«КТО ЖЕ ХОТЕЛ В ТОТ СОВЕТСКИЙ РАЙ?»
Вскоре для холмщаков началась новая беда — депортация. Сначала переселяли добровольно. Ехали не все, те, кто имел какое хозяйство, не мог его оставить. Семья Кос переселялась одной из последних, ведь даже дед Николая Антонюка Дмитрий имел на хуторах в Малкове большой сад и подворье. «Мы могли и раньше уехать. Но кто хотел в тот «рай»? Мы же знали, кто такие «советы», — вспоминает Николай Александрович.
Ехали со станции Забужье (сейчас это город Сокаль на Львовщине, эта территория вместе с Червоноградом (Криштинополем) была передана УССР по договору от 15 февраля 1951 года) в обычных товарных вагонах. Не все успевали забрать, спешно гнали к поездам коней, коров, несли реманент. У кого большая семья была, тот все забрал, потому что было больше рабочих рук. Из Сокаля их повезли в Ковель, из Ковеля — в Луцк, а оттуда — на станцию Горохов, что в поселке Марьяновка.
«Бывало: приедем на станцию, а ребята наши за ночь все вагоны сожгут, чтобы дальше не ехать. В Сокале один лейтенант был, то мы у него спрашивали, куда нас везут, а он говорит: «Вам еще повезло. Вы на Волыни будете». Нас распределили по селам. Попали в Ощев в старые польские дома. Село с таким же названием было, может, в каких-то пяти километрах от моих Сиховичей. И тут снова. Но по-всякому было. Часто не любили нас, переселенцев, говорили, что мы очень хитрые, придумывали всякое. Но позже увидели, что всем помогаем, и успокоились. Я даже школу полностью не закончил, только четыре класса, три в Польше, один здесь, а потом в армию забрали», — добавляет Николай Антонюк.
Думаю, может, дедушка еще помнит какие-то факты, может, слышал о каких-то конкретных случаях из рассказов родителей или родственников. «Факты тогда никто не собирал, только старались спастись, выжить», — с горечью говорит дед. И все же они с Николаем Александровичем вспоминают, что солдаты Армии Краевой в Песочном (теперь это село тоже во Львовской области) нападали ночью и на их дядю Остапа. Он ехал на лошадях, а как увидел нежданных гостей, начал мешки с телеги сбрасывать на землю. Так и убежал от поляков.
Эти страшные картины, которые видел собственными глазами, еще будучи юношей, Николай Антонюк, безусловно, навеки запомнил. Дважды он ездил на родную землю, посещал родственников, которым удалось там остаться. Говорит, что хотел бы поехать и в третий раз. Даже несмотря на почтенный возраст, Николай Александрович не теряет веру, что таки еще раз увидит родные Сиховичи, Малков, Голубье, найдет место, где стоял когда-то дом. Хочет также посетить родных, которые живут в Западнопоморском воеводстве аж под Германией. А на вопрос о своей судьбе отвечает: «Вот такая судьба. Лучше никому такого не переживать и не знать».
