Если информационный повод искать в повседневности, то минисюжеты, случайные картинки, сами собой складываются в некий атмосферный портрет произвольно выбранного дня, недели. Естественно, если не брать все подряд. Однако, заметила — оттолкнуться можно от чего угодно. Вот днями одолжила без спроса слова великого человека, художника всего, к чему прикасался Тонино Гуэрра, а они, по-моему, универсальны. Справедливости ради уточню — касались вроде только мебели, но прочитав, будто сдвинула личный поток размышлений о прелести своего теплого интерьера, который никогда не претендовал на брендовость, но и никогда не менялся, складываясь из отдельных, уже тогда старинных предметов, близких до ментальности что ли. Гуэрра же как-то сказал своей жене, что нынче мебель столь лакированная да и открывается кнопками как одежда у путан. «А я, — говорил, — хочу, чтобы у меня душа таяла в мебели». Эти прочитанные слова, спровоцировали желание снова что-то переставить. Страсть — пожизненная жажда творческого основания что ли, к тому же, процесс творческий, вдохновенный, даже если каждое движение вызывает, хотела сказать, легкое сопротивление, но результат того стоит. Вот гляжу — картинка стала выглядеть более кокетливо и старинный столик с мраморной столешницей с трудом покинув свой насиженный уголок, скачала, будто растерялся от обилия света, но затем, как бы, выпив бокал уверенности от нежного прикосновения хозяйской руки, взбодрился, и, похоже, сказал себе — все впереди, я не безродный старичок в этой родной норке, тут меня любят. Тотчас с этой мыслью согласилось более чем 3-х метровое зеркало и как предмет солидно габаритный, чувствующий себя почти «доминантным самцом» в стае, к тому же, его-то точно не двигали более 30 лет, по сути, столько, сколько и живет в этом доме. Может, и была бы эта норка чуть ли не складом старых вещей, если бы не атмосфера взаимопонимания вещей и хозяйки, того нестареющего нежного движения навстречу, ощущения странного счастья и слегка грустного оптимизма в такой неразлучности. Все домашнее окружение иногда болеет и тем самым помогает хозяйке сосредоточиться и заметить недомогание: вот изящная ножка старого кресла потеряла подвижность в своем суставе, или паркет, конечно, громко не жалуясь, но просит легкого обновления без вмешательства в его личную жизнь, то есть, без всякой замены или пузатенькая еще мамина тумбочка кое-где слегка облысела, если такое сравнение уместно для мебели. Не были бы любимыми эти милые предметы, может, и не стала бы возиться, но они же тоже обо мне заботятся — защищают, убаюкивают, любят, наконец. Раз мы никогда не расставались, значит, встретились не зря. Правда, в нашем тарифном инкубаторе страстей почти все чувствуют себя как бы не в своей, давно приватизированной квартире, а в съемном жилье.
Фальшивая свистопляска с коммуналкой, где в квитанциях цифры у многих абсолютно разные, при одинаковых характеристиках жилья — бесконечна, и, если раньше вполне уместно говорили — тут все держится на честном слове, то сегодня и такое выражение можно воспринимать только как шутку. Вот тут как раз, как бы экзотично это не звучало, помогает сохраненное равновесие в доме, удовольствие от визуального комфорта в окружении любимых вещей, которые вот только что чуть-чуть передвинула, а потом переставила, а затем, взглянув как в первый раз, залюбовалась. Так что, прости меня, математика — все же от перемены мест слагаемых сумма меняется, ну если не сумма, то результат. Период максимального пессимизма, выходит, лучшее время для перестановки мебели и не только. Вот мускульные усилия приложу, кровь разгоню, она обновится или угостится нужным гормональным всплеском и снова люблю свою норку дальше. Сколько раз по жизни советовала сама себе — не привязывайся «со всеми потрохами», да не выходит — все наотмашь. Как у малыша, который часто гостит в моем доме. Когда он еще плохо держался на ногах, то после каждого падения с веселым криком поднимался со словами «Не беда», и бежал дальше. И пусть сегодня такая оптимистическая программа часто трещит по швам, можно себя успокоить тем, что хорошо смеется тот, кто смеется без последствий. Когда у многих кожа от лукавства, а по сути откровенной лжи, совсем задубеет, да так, что и неприкасаемая броня не поможет, а мы устанем решать вечную задачу, кто в комбинации «вор + вор = воры», лучше тогда и припомним им все. Если же неправа, то можно и поспорить, помня, что в любом споре виноват тот, кто умнее.
Так, утренние размышления за кофе закончились, пора и в фуникулер мой «лифт» по ежедневной дороге по делам. Кстати, очень часто там и пасусь, слушая чужие разговоры. В этот раз, сидящий рядом мужчина лет 40, как я поняла, напрашиваясь на какой-то кастинг, объяснял представителю работодателя, мол, придем вдвоем, два Вадима — 45 и 48 лет, но выглядим мы намного моложе, тут же слишком поспешно добавил он. Да, похоже, и мужчинам приходится бодриться, понимаю — мужских страхов нынче прибавилось, а вот стереотип, что женщина вечно существо сложноподчиненное и постоянно страдающее как-то поизносилось. Женщинам сейчас не до слабости. Еще в тот день притормозила у магазина комиссионных товаров под названием «Винтаж». Слово соблазнительное, обостряющее любопытство, и хоть комки давно декоммунизированы самой жизнью, осколки какие-то еще мелькают, хоть понятие винтажности до смешного многие и не улавливают. В этом убедилась, зайдя в какой-то сумрачный подвал жилого дома в центре города. Судя по яркой вывеске на фасаде, тут меня ждали вещи старинные, сохранившие свою привлекательность.
Убожество, которое предстало перед глазами, поразило, думаю, даже бы бомжа. Висели какие-то странно неинтересные тряпки, прижавшись друг к другу так, что и подходить не хотелось, усталая обувь, далекая от какого-либо статусного символа и в своей молодости, а уж раритетов разных позиций, тут и быть не могло. При этом невольно запомнила разговор посетительницы с приемщицей, которая рассматривая принесенный изящный кашемировый жакетик, крутила его и так и этак ища маркировку. Она ее уже давно прекрасно видела, но не могла понять, почему ей так хочется гладить этот шелковый наощупь кашемир, трогать эксклюзивные пуговки, но потом, будто спохватившись, резко отрезала — украинского не берем. Это же дизайнерская работа прошлых лет, по сути, не ношеная, но услышала от девчонки за прилавком — если больше ничего нет, до свидания. У нас только GUCCI, VERSACE, DOLCE&GABBANA.
Мы, случайные посетительницы, невольно оглянулись по сторонам, и засмеялись. Ау брендовые ассы, где вы затерялись в этом гламурном подземелье, царстве плохо пахнувших, поникших вещей. Не знали, что у нас, европейцев по-киевски, может быть и так. То-то.
Похоже, что этот комок «Винтаж» может продавать только свой гонор.
Да кто купит...
