Проблема украинских традиционных ценностей в последние десятилетия стала объектом ожесточенных дискуссий. И не только среди ученых, но и среди политиков и журналистов, активисток разнообразных женских движений и деятелей не менее разнообразных антифеминистических групп. При этом, кажется, обычно в этих дискуссиях превалирует воинственный пыл и предубеждения, а не знание предмета. Проще говоря, идет борьба мифов разного пошиба, первой жертвой которой является истина. Это неслучайно: кроме идеологических наслоений движению к истине мешает сложность самой проблемы, потому что эти ценности очень отличались друг от друга в разные времена, в разных общественных слоях и в разных регионах на протяжении последних веков. Не претендуя на окончательное решение этой проблемы, хочу предложить читателям «Дня» ознакомиться с описанием этих ценностей, сделанным очень вдумчивым и проницательным наблюдателем ровно 130 лет назад в письмах, написанных им своим добрым знакомым, перед которыми ему не нужно было ни в каком смысле кривить душой, приукрашая действительность.
Звали этого наблюдателя Антон Чехов.
В мае 1888 года он вместе со своими родными нанял дачу близ города Суммы на берегу Псла. И вот что мы читаем в письмах писателя, о котором чуть ли не все его коллеги говорили как о «беспощадно строгом и жестком».
«Я сижу в открытого окна и слушаю, как в старом, заброшенном саду кричат соловьи, кукушки и удоды. Мнет слышно, как мимо нашей двери проезжают к реке хохлята верхом на лошадях и как ржут жеребята. Вчера, в Николин день хохлы ездили по реке и играли на скрипках». (А. Чехов — И. Леонтьеву (Щеглову), 10 мая 1888 года, Суммы).
«Будь я одинок, я остался бы в Полтавской губ., так как с Москвой не связывают меня никакие симпатии. Летом жил бы в Украйне, а на зиму приезжал бы в милейший Питер. Кроме природы ничто не поражает меня так в Украине, как общее довольство, народное здоровье, высокая степень развития здешнего мужика, который и умен, и религиозен, и трезв, и нравственен, и всегда весел и сыт. Об антагонизме между пейзанами и панамы нет и помину». (А. Чехов — Н. Лейкину, 21 июня 1888 года, Суммы).
«Недавно я путешествовал по Полтавской губ. Был в Сорочинцах. Все то, что я видел и слышал, так пленительно и ново, что Вы позволите мнет не описывать здесь в письме этого путешествия. Тихие, благоухающие от свежего сена ночи, звуки далекой хохлацкой скрипки, вечерний блеск рек и прудов, хохлы, девки — все это так же широколиственно, как хохлацкая зелень, и поместиться в коротком письме не сумеет». (А. Чехов — А. Лазареву (Грузинскому), 26 июня 1888 года, Суммы).
Остановимся на этом. И прибавим лишь некоторые необходимые объяснения.
Слово «хохол» тогда не было оскорбительным. Чехов и сам неоднократно называл себя (и не без основания) «хохлом», а при переписи 1897 года назвал себя официально «малороссиянином» (в этом термине тогда тоже не было ничего негативного). Вспомним, что именно в те годы юная Леся Украинка писала своему дяде, политэмигранту Михаилу Драгоманову в Софию (Болгария): мы уже не зовемся «украинофилами», а называем себя просто «украинцами». Это было новацией, хотя само слово «украинец» существовало и в начале ХІХ века, но широко не употреблялось (у Шевченко оно, скажем, отсутствует). А вместе с тем заодно обратите внимание на использование Чеховым оборота «в Украине».
Исторически изображенные Чеховым «картинки из жизни» относятся к начальным этапам формирования современной украинской нации. Местные жители сел — это уже не этнический субстрат: из писем писателя и воспоминаний его коллег мы узнаем, что грамотные «хохлы» читают Шевченко и нередко имеют дома «Кобзарь», что их детей местная «панская» молодежь» учит на украинском языке, что те же украинские «паны» организовали лечение селян (к которому вскоре подключился и сам Чехов), что эти селяне умеют не только хорошо петь, но и играть на скрипках (легко ли найдете сейчас такие села?) — и так далее и тому подобное.
И не только о селянах шла речь — Чехов общался и с рабочими сахарного завода Харитоненко, жившими преимущественно в тех же селах или в Сумах, но их обычаи были в общем такими же, непохожими на российские, тем более на советский «пролетариат» более поздних времен.
Ну, а то, что Чехов мог адекватно оценить жизнь «пейзан», как он в одном из писем иронически называет селян (впрочем, ирония здесь скорее направлена на привычную стилистику речи части тогдашнего образованного слоя, чем на самих селян), сомнений не вызывает. Хотя бы потому, что он не просто был проницательным представителем культуры, но и свободно владел украинским языком.
Вот такими увидел «традиционные украинские ценности» Антон Чехов — известный диагност человеческой жизни Российской империи конца ХІХ — начала ХХ веков. Возможно, он несколько идеализировал украинское село Левобережья — но очень и очень немного, потому что в его писательской честности сомневаться не приходится...
