К юбилею мастера на сцене Национального театра им. И. Франко актеры сыграют одну из лучших его постановок — «Укрощение строптивой», по Шекспиру, а в фойе откроется фотовыставка как ретроспекция жизни и творчества С. Данченко. Трудно поверить, что почти десять лет как Сергей Владимирович ушел в вечность, а его театральное знамя подхватил друг, соратник и актер-талисман Данченко — Богдан Ступка. Символично, что первой постановкой режиссера на столичной сцене стало «Украденное счастье» Франко. Многие годы Данченко мечтал о новой сцене, но долгострой затянулся на два десятилетия (!), и Сергей Владимирович так и не дожил до новоселья... Камерная сцена отныне будет носить имя Сергея Данченко и откроется 19 марта знаковым спектаклем «Увертюра До побачення», завоевавшим несколько престижных премий и с успехом представленным на международных театральных форумах. С одной стороны, это франковская классика, а с другой — в 2002-м именно эта постановка заявила о новой площадке, где происходят чудеса: на маленькой сцене Театра в фойе франковцы получили возможность для смелых экспериментов и творческих поисков. Старт «Увертюры...» оказался настолько удачным, что руководство театра решило повторить успех и представить на суд зрителей обновленную версию «Увертюра До побачення». Напомним, режиссер Андрей Приходько прочел рассказ Ивана Франко «Сойчино крило» как увертюру к свиданию героев. Премьера состоялась двенадцать лет назад в киевском театре «Сузір’я», затем в 2002-м режиссер сделал адаптацию для франковской сцены Театра в фойе, и вот публика увидит уже третью редакцию спектакля «Увертюра До побачення». Предлог «до» специально написан с большой буквы — это и увертюра к свиданию, и обещание встречи, и надежда на скорую встречу, подогретая прощальным возгласом, и возможность распрощаться со своим прошлым, пережив его заново... «Увертюра...» — это прежде всего прекрасный актерский дуэт, а также поединок героев, выясняющей отношения пары — Марии (Наталья Корпан) и Массино (Остап Ступка). В одной из последних сцен пара застывает, угомонив колокольчик, трезвонивший почти все действие. Произошло нечто большее, чем примирение. Герои стали одним целым, и только тогда звон исчез. Так по ком звонил колокольчик? Может, по борьбе двух человеческих «Я»: бессознательного с сознательным, которое лишь иногда дает вырваться наружу тому, что сидит где-то глубоко в нас?
Сегодня зерна, посеянные С. В. Данченко на театральной ниве, дают обильные творческие всходы. Своими воспоминаниями о режиссере и человеке с читателями «Дня» делится его ученик, ныне народный артист Украины, худрук Театра «Сузір’я» Алексей Кужельный.
Имя Сергея Владимировича Данченко в моей режиссерской иерархии занимает равноправное место с К. Станиславским, Л. Курбасом, В. Мейерхольдом, В. Немировичем-Данченко, П. Бруком, П. Штайном, А. Мнушкиной... Поскольку спектакли титанов режиссуры (начала и середины ХХ века) мало кто видел, то передаются современникам интерпретированные декларации, манифесты, часто просто восторженно описываются приемы или сценические решения. Кто-то стал классиком режиссуры, придумав поворотный круг, четвертую стену, зонги и так далее.
Спектакли Данченко удивительно долговечны — будто постигли тайну границ времени. И драгоценны они не экстравагантными приемами или бунтарскими мыслями, а звонкой нотой собственного неповторимого распахнутого «Я» каждого актера, сценографа, гримера, костюмера, администратора, билетера — всех, всех, всех и, наконец, самого создателя спектакля.
Данченковское понимание «я в театре» является его фундаментальным вкладом в мировую режиссуру.
Сам момент его прихода в театр подобен акту воцерковления атеиста. Сын народных артистов Украины, ведущих мастеров сцены Львовского театра им. М. Заньковецкой Веры Константиновны Полинской и Владимира Андреевича Данченко, с детства привыкший к художественной суете, увлекается изучением камней и даже идет учиться на геолога. Кажется, тот период жизни отмечен отстранением от «тела театра» страхом собственного несоответствия талантам родителей. Но, похоже, камни, которые он любил рассматривать, держать в руках, прикладывать к лицу, сформулировали сценическое мировосприятие и эстетическое сознание. В дальнейшем такой естественный и даже необходимый страх, который всегда предшествует творческому акту, он переформировал в настройку художественного аппарата на одну волну для дальнейшего резонанса уважительно подмеченных микроволнений коллег. Это неотвратимо создавало эффект приумножения. Приумножения человеческого — художественным на духовное! Данченко пришел в театр, чтобы его создавали в полноте все способные жить в храме. Никто не помнит громких разборок, грубых увольнений за четверть века его художественного руководства Театром им. Франко. Он очень технично не сопротивлялся злу. Не готовился к драке, не становился жестоким и злым, а просто уничтожал забвением, незатратностью своей энергии отправлял его прочь.
Видимо, те же камни научили понимать мышление как акт обращения к бесконечному, а коллективное сознание воспринимать частью неделимого сверхвременного общечеловеческого мышления.
Когда стажером Всесоюзных режиссерских курсов я пришел на практику к Сергею Владимировичу, меня раздавило разочарование...
После концертных лекций Товстоногова, остроумных публичных репетиций Эфроса, громовых замечаний Гончарова, интеллектуально напряженных бесед Сироты, блестящих показов Любимова непонятное бормотание Данченко и его наушное общение с каждым артистом просто шокировало. Полное отсутствие «Я».
Слава Богу очень быстро пришло понимание, что просто это «Я», без упаковки и ярких этикеток, способно раствориться в другом до всеобъемлющей бесконечности. Нашептывание Данченко имело такую зычную громкость, что было мощнее слова, больше слова, ласковее всех слов.
Он не указывал актеру на ошибки, а предлагал варианты поиска в самовыражении, вел к подсознательному раскрытию своего «Я», к пониманию себя индивидуализированным аспектом Господа, наночастицей жизнеутверждения.
Данченко ненавидел репетиции в качестве повторений того, что уже делалось. Потому что счастье в непрерывности творения, а не в мастерстве повторения. Жизнь имеет силу рождения жизни, и этот акт является секретом живого дыхания и сценического долголетия спектаклей мастера.
Его «Я» было безгранично благодарным. Различные формы благодарности были эликсиром радости, средством от уныния. Вместо оценочных суждений — благодарность за искорку творения — и тела артистов звенят умиротворением, верой в себя и желанием большего.
Роль — это инструмент с двумя ручками. Одна у актера, другая у режиссера. Настроить его на искусный диалог помогала радость восхищения талантом артиста, часто преувеличенно авансированная, но привлекающая к процессу, который дает наслаждение самовыражения, дарит богатство опыта и в итоге возводит к божествованию.
Это создало новую породу франковцев. Аристократизм, раскованность, полетность есть в каждом из их талантливых «Я».
Страсть к камням научила Данченко предчувствовать сокровище или пустую породу в людях. Казалось, он был очень открыт и доступен, в действительности руководствуясь даром распознавать зерно человека, выстраивал концептуальное поле жизненных утверждений и выбирал в друзья тех, кто был ему созвучен. Он прекрасно понимал, что все, что делаешь для другого, делаешь для себя, а не делаешь для себя — значит, и для другого не делаешь. Если не любишь себя, не можешь любить других. Он увлекательно забывал, кто он, чтобы пережить это познание вновь и вновь. Как-то я застал Сергея Владимировича сосредоточенно рассматривающим электронные часы, в которых вместо стрелок по кругу цифрами исчезали секунды, часы, время. Он это почувствовал зудом смерти. Часы Данченко отсчитывали вечный круговорот жизни. Может, поэтому он никогда их не носил, но время чувствовал абсолютно точно! Его не устраивало назначение времени для последовательного восприятия жизни. Его «Я» существовало во вневременном пространстве. Память, как время, ограничена «тогда» и «там», а «здесь» и «сейчас» достигают вечности — до божественного единства времени! Это делало мастера вестником духа современности, давало возможность выйти за пределы себя и посмотреть на себя со стороны, на свои мысли, действия, слова, собственно, оставаться в состоянии мастера. Стремление к целостности, более того — понимание целостности как художественного стиля и стиля жизни, еще одно достоинство его «Я». Возможно, именно поэтому те, кто знал, любил Сергея Владимировича, утверждают непрерывность диалога с ним сегодня. Эффект присутствия Данченко — залог успеха франковцев на долгие времена.
Мне повезло много лет быть в диалоге с учителем. И сейчас его голос жив во мне. Когда-то мы до глубокой ночи обсуждали будущую постановку «Пера Гюнта». Он говорил о цикличности жизни, я — о цикличности времени, спорили о цикличности сокровенного. Вдруг Сергей Владимирович предложил мне обращаться к нему на «ты». Я ответил историей о А. Корнейчуке, который предложил молодому режиссеру Е. Симонову, в восторге от его идеи поставить «Фронт» в Театре им. Вахтангова, говорить ему «ты». Симонов наотрез отказался, но оставил за собой право в трудной ситуации воспользоваться предложением. И она случилась, когда режиссер закончил читку пьесы на труппе. Тяжелую тишину он развеял фразой: «Ты прекрасную пьесу написал, Саша!». Я тоже воспользовался предложением. После прогона «Тевье-Тевель» прошептал на ухо: «Ты — гений»!
Сегодня утверждаю на полный голос: «Твое «Я» — божественно!».
Справка «Дня»
Сергей Владимирович Данченко родился 17 марта 1937 года в Запорожье. Его родители — Владимир Данченко и Вера Полинская — известные львовские актеры и народные артисты Украины. Да и сам род Данченко и Немировича-Данченко имеет общие корни. Они происходят из реестрового казачества, из старшин Стародубского полка, которые вспоминаются в полковом реестре...
В 1967 году С. Данченко окончил Киевский театральный институт им. Карпенко-Карого. Свою режиссерскую деятельность начал во Львове. Он был среди новаторов украинского театра и курбасовских традиций. Львовский период творчества режиссера продолжался десять лет: два — в Театре юного зрителя и восемь — в Театре им. Марии Заньковецкой. В 1979 году начинается киевский период Сергея Владимировича: он совмещал педагогическую деятельность в Театральном институте с работой худрука в Театре им. И. Франко. На столичной сцене Данченко поставил ряд ярких спектаклей, которые изменили лицо театра и возродили славу франковцев как флагмана укаринской сцены:«Украденое счастье» Франко (1979), «Дядя Ваня» Чехова (1980), «Визит старой дамы» Дюрреманта (1983), «Энеида» Котляревского (1986), «Тевье-Тевель» Шелом-Алейхема (1989), «Санаторийна зона» Хвылевого (1990), «Патетическая соната» М. Кулиша (1993), «Крошка Цахес» Гофмана (1995), «Укрощение строптивой» и «Король Лир» Шекспира (1996—1997), «За двумя зайцами» Старицкого (2000). А спектакли, которые поставил за рубежом Сергей Данченко, вывели современный украинский театр на европейскую сцену, утвердившись надолго в репертуаре многих европейских театров. В 1991 году режиссер получил Государственную премию им. Тараса Шевченко за постановку «Белой Вороны», а в 1997 году был награжден орденом князя Ярослава Мудрого V степени. 20 августа 2001 года в Киеве после длительной болезни Сергей Владимирович ушел из жизни (похоронен на Байковом кладбище).
