Очень ли граждане Украины интересовались геноцидом в Руанде в 1994 году, когда этническое большинство хуту уничтожало меньшинство тутси? Какой процент опрошенных сможет показать эту страну на карте и вспомнить хоть какую-то информацию сейчас? Или же иначе — мы чуть ли не каждый день слышим сообщения о трагическом течение пандемии короновируса в Италии, Испании, Великобритании, США... Как часто в наши новости попадают сообщения об угрожающем состоянии в таких странах, как Бразилия или Мексика? Не говоря уже о густонаселенных странах Азии (кроме Китая) или такой экзотике, как Африка. По однотипности событий и сопоставимости их размаха. То есть в смысле внимания с нашей эгоистической точки зрения ценность человеческой жизни может быть разной — в соответствии со страной, которая рассматривается. Большие связи, взаимовлияния, зависимости (экономическая, культурная, социальная...) обусловливают больший интерес и наоборот. В демократических обществах осведомленность избирателей в решающей степени (или хотя бы существенно) влияет на поведение политиков — политологи могут привести собственные расчеты, при каких процентах общественной поддержки того или иного вопроса политик, скорее всего, будет действовать безоговорочно, когда будет колебаться, а когда — не замечать их.
В вопросе национальной катастрофы, Голодомора 1932-1933 гг. Украина рискует проверить на себе правдивость такой реакции на примере современной Германии, где в Бундестаге должны рассмотреть петицию о признании Голодомора геноцидом украинского народа — год назад она собрала необходимые 50 тыс. подписей, прошла не слишком удачное для Украины обсуждение в петиционной комитете парламента, поэтому ждем голосования. Прошлогодние события сопровождались фактическим отказом украинско-немецкой комиссии историков (DUHK) дать собственную экспертную оценку и последующей громкой полемикой с послом Украины Андреем Мельником. Не вдаваясь в детали (этому посвящена статья в номере газеты «День» за 4 ноября 2019), позвольте подчеркнуть: считаю, что таким образом Комиссия не выполнила одно из объявленных ею же задач, а именно: «... Комиссия занимается историей Украины в советский период и темой Голодомора». Что для проекта, чем является Комиссия (поддержан как государством ФРГ, так и государством Украина), недопустимо. И ссылки на академизм здесь неуместны.
Рассмотрение парламентами или правительствами стран мира вопроса о признании Голодомора геноцидом — не новость. По меньшей мере семнадцать государств приняли такое решение, в том числе — Латвия, Литва, Эстония, Польша, Венгрия, Ватикан, Португалия, Грузия... Еще девять — осудили как акт уничтожения человечества, среди европейских стран — Чехия, Испания, Словакия, Италия, Испания. То есть речь идет о странах-соседях преимущественно с советским прошлым или из «социалистического лагеря». Они почувствовали подобные боль и издевательства на себе, что в значительной степени облегчало работу для украинской дипломатии. Или же это страны массовой трудовой миграции украинцев последних лет — видимо, этот фактор оказался достаточно влиятельным, чтобы они сделали символический жест к Украине. Чего не скажешь о Германии, Франции, Великобритании и подавляющем большинстве других стран ЕС.
На этом фоне даже факт рассмотрения петиции в парламенте ФРГ и дискуссия вокруг него выглядят как успех всех, кто был причастен к вышеупомянутой инициативы. Но этого не достаточно для принятия положительного решения в современной Германии.
К сожалению, ситуация вокруг петиции осенью прошлого года внешне приобрела характер личного конфликта между представителями украинской дипломатической службы в Германии и руководством DUHK. Кто что хотел доказать, почему не отвечал вовремя, на каком этапе не был услышан — теперь уже детали. Сложилось такое мнение, и попробуйте доказать иное. Это в среде, которая хоть как-то владеет информацией. Для абсолютного большинства немцев это или вообще не вопрос, или же (в лучшем случае) какое-то не слишком понятное выяснение исторических отношений между украинцами и русскими (пусть бы они и дальше между собой разбирались, а нас не трогали). О них рядовой немец слышать не желает — ему достаточно экономических потерь от продолжающихся санкций продолжающихся, а тут еще короновирус...
Объясните причину, почему при таких обстоятельствах депутаты Бундестага должны дать положительный ответ на украинскую петицию? Никакого давления избирателей не себе они не чувствуют, заинтересованности нет, а российские влияния толкают совсем в другую сторону. Кстати, присутствие россиян в Берлине поражает — в центре города их флаг расположен на самом высоком из возможных флагштоков (разве что не выше купола Бундестага), возле станций метро вы постоянно слышите русские мелодии, на улицах, в магазинах, кафе, везде улавливаете русский язык (даже если не все русские), масса российской и советской символики на сувенирных раскладках. Напоминание о прошлом и современные отношения, русофильство — на каждом шагу. Через информационные ресурсы действует российская пропаганда. А также есть большие бизнес-интересы. На этом фоне присутствие Украины совсем не заметно. Захочет ли обычный политик, который заботится о своей популярности, сознательно пойти против преобладающего течения? Другими словами, это не тема для абсолютного большинства немецких политиков.
Не для политиков — тоже. Существует масса связей и условностей к которым человек привыкает как к самому себе. Скажем, академическая свобода и этика отношений в профессиональной сфере. Для историков она предполагает четкое следование источникам и фактам. А если выводы о последствиях событий кем-то отрицаются? К тому же с более чем прозрачными указаниями на политизацию предмета научных исследований. Правда, можно самому изучить вопрос. Но можно и не делать этого, сославшись на разногласия точек зрения и согласиться с логикой ответов украинских коллег — в смысле невмешательства государства и политики в профессиональную деятельность. Или же дать абстрактный ответ, избегая четких определений и используя многочисленные люфты. Остаются разве что ценности — те же, европейские. Однако автоматически они не срабатывают.
Историк существует не сам по себе, а в профессиональной среде, которая может быть довольно нетолерантной для нарушителей устоявшихся (писаных или нет) норм. В США таким нарушителем академического спокойствия в свое время стал Джеймс Мейс — он пошел против выводов подавляющего большинства своих коллег — советологов и русистов. Впоследствии, не без горечи, историк вспоминал, что для самого себя не совсем представлял последствия, когда принимал приглашение пойти на работу в Комиссию Конгресса США по расследованию Голодомора 1932-1933 гг. Мейс заплатил высокую цену — фактически обструкцией со стороны американских коллег, которые восприняли его результаты как политически ангажированные. Или им так казалось — из-за доминирующих традиций в оценках. Между прочим, за этим всем — ставки, часы, стипендии, гонорары, то есть — комфортная жизнь. Героев не так много, не так ли? По крайней мере, пока в Германии такого не нашлось.
Между прочим, Мейс грубо нарушил еще одно табу академической среды — уже в Украине он приложил немало усилий для популяризации темы своей жизни не только как историк, но и как публицист. То есть не боялся «испачкать руки» и не становился в позу рафинированного ученого, которого интересует только наука, без ее общественной составляющей и гражданской ответственности. На каком-то этапе он буквально заставил украинцев обртить внимание на свою трагедию и ее последствия — поняв, что без посторонней помощи постгеноцидное общество вряд ли на такое решится.
Внимание, интерес — вот ключевые факторы, которые могут изменить ситуацию. Но сейчас они не способствуют Украине. После Майдана 2013-2014 г. и подъема в Германии заинтересованности Украиной теперь эта волна спала: мы не в топ-новостях, закрываются или уменьшаются объемы программ, направленных на помощь Украине, немцы занимаются проблемами гораздо более важными (по их мнению), чем украинские стремления (тем более — исторические).
В принципе, информационное поле можно изменить, но точно не усилиями одного посла или даже посольства. Если государство Украина объявило признание парламентами мира Голодомора 1932-1933 гг. геноцидом, то оно должно приложить немало усилий и направить ресурсы на достижение цели, предварительно определить для этой задачи, спланировать соответствующие меры и идти шаг за шагом, постепенно достигая возможных результатов. Первый из необходимых — добиться, чтобы немцы в своем подавляющем большинстве не идентифицировали СССР и Россию. Тогда будет существовать надежда переломить ситуацию в общественном мнении в свою пользу. В конце концов, когда украинцев упрекают — дескать, это политический вопрос — в этом есть смысл, ведь парламент принимает не только правовые, но и политические решения. Как таковые они построены на компромиссе (большей или меньшей) и основываются на исследованной информации.
Вероятно, что компромиссом мог бы стать взгляд Джеймса Мейса на геноцид украинского народа — он несколько отличается от зафиксированного в украинском законодательстве. В понимании исследователя «национальная группа» — не только этническая, но и социальная (украинских крестьян уничтожали и как украинцев, и как крестьян). Здесь он очень близок к Рафаэлю Лемкину — собственно, автору термина «геноцид». Но это еще надо объяснить, причем многократно, не боясь выйти из зоны комфорта. И точно не на узкопрофессиональных конференциях, а общественности, включая политиков.
Очень важный элемент — показать роль тогдашнего государства Германия в трагедии Голодомора (скажем — знали, но не реагировали). Известно заявление Геббельса с его признанием (из собственных соображений), но это уже был 1935-й. В 2016 г. Бундестаг признал убийства армян в 1915-1918 гг. геноцидом — несмотря на демарши Турции и наличие мощной диаспоры турок. Тогда одним из ключевых аргументов была опосредованная причастность (через союзнические отношения во время Первой мировой войны с Оттоманской империей) Германии. Резолюцию внесла Партия зеленых — известная своими деятелями, поддерживающими Украину. Поэтому в принципе, нет ничего невозможного, даже при условии противодействия России и откровенного нежелания Германии с ней ссориться. Но в любом случае, главная причина не в немцах, а в нас, если украинцы не слишком стараются, так почему должны переживать немцы. Это еще раз подтверждают никому не нужные (кроме внешнего врага) споры и объяснения вокруг вопроса, который для украинцев должен стать консолидирующим.
Похоже, что в нынешних политических реалиях Германии перспектив в Бундестаге украинская петиция не имеет. Хотелось бы сделать другое наблюдение, но пока не видим для этого оснований. Для того, чтобы ситуация изменилась, должно случиться что-то, что снова повысит интерес к Украине и убедит немцев в целесообразности сделать символический жест. Скажем, Украина утвердит новый имидж — современной динамичной демократии, образца для других. Одновременно существенно нарастит бизнес-контакты с Германией и проведет долговременную просветительскую кампанию по продвижению информации о себе. Это позволит преодолеть стереотипы и предубеждения. Не столько истории, сколько исторической памяти — в том числе в отношении России, между прочим — снять страх перед ней. Историческая память без участия профессиональных историков в современном мире не формируется.
