Сосуществование старого и нового — давняя проблема в теории градостроительства. Допустимо ли вмешиваться в историко-архитектурные ансамбли и строить новые сооружения? К примеру, опыт Европы не дает однозначного ответа на этот вопрос, что отчасти связано с последствиями Второй мировой войны, после которой историческая застройка многих городов была сильно повреждена или разрушена. Европейцы давали по крайней мере два разных ответа на этот вопрос: отстраивали «все, как было до войны» (то есть искусственно воспроизводили свои города — даром, что это стоило потери подлинности), оставляли уцелевшие здания, среди которых — вместо уничтоженных — вырастали новые.
Для Украины и, в частности Киева — данный вопрос также является одним из самых животрепещущих. Так, в советское время в историческом центре города настроили немало зданий, которые не вписываются в городскую среду. Может, самый известный пример — совершенно невзрачный жилой блок напротив Национальной оперы. И еще больший вред нанесли Киеву застройщики уже в постсоветский период — пренебрегая любыми нормами и правилами, они разрушили, исказили и извратили значительную часть архитектурных ансамблей.
О наиболее громких архитектурных решениях шла речь во время дискуссии, приуроченной ко Дню архитектора Украины (отмечается 1 июля). Событие организовал историко-культурный туристический центр «Речные ворота Киева» на Почтовой площади. В частности, объектами обсуждения стали стеклянный мост Кличко, который соединил Владимирскую горку с Крещатым парком (2019) и Театр на Подоле (2017), построенный на Андреевском спуске. Стоит напомнить истории появления обоих объектов, которые достаточно ярко демонстрируют, куда движется наша архитектура, какие смыслы несет миру и насколько гармонично вписываются авторские решения в постоянное городское пространство.
МОСТ, КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛ МЭР
Мост Кличко стал связующим звеном, которого не хватало, чтобы создать единый туристический маршрут длиной несколько километров — от монумента Родины-матери и до Контрактовой площади. Ежедневно на мосту скапливаются толпы туристов, которые выходят на шпацер, — любуются видом, который открывается с моста на реку Днепр. Ночью мост подсвечивается и создает романтическую атмосферу.
Но восторга обывателей не разделяют представители архитектурной среды. Еще перед началом строительных работ киевские активисты и архитекторы говорили, что мост расположен в ландшафтном памятнике, который имеет статус земель историко-культурного назначения. Более того, в ЮНЕСКО, ознакомившись с проектом, рекомендовали воздержаться от строительства. В конце концов мост таки построили.
«Самый принципиальный момент — мост разрушил древний ландшафт, который является универсальной ценностью всемирного наследия, — объясняет искусствовед, действительный член ICOMOS Ольга Рутковская. — Это очень важно, так как в список объектов охраны ЮНЕСКО у нас внесены не только комплекс древних сооружений, но и древний ландшафт. Этот объект стоит в буферной зоне памятника всемирного значения. Более того, с обеих сторон мост нанес вред памятникам садово-паркового искусства».
По мнению искусствоведа, мост мог располагаться значительно ближе к Киевской филармонии и подходить к Владимирской горке тактично, не разрушая древние склоны. Сооружение такого типа должно было быть более легким и незаметным, но при этом оно бы выполняло идентичную рекреационную функцию. Кроме того, опоры моста установлены в русле реки Крещатик, которая пущена в Днепр через коллектор в XIX веке. Експерт утверждает, что из-за строительства вода изменила свое движение и пошла в сторону Почтовой площади, из-за чего возникла проблема подтопления сооружений вдоль Владимирского спуска и улицы Сагайдачного.
В то же время на протяжении всего этапа строительства городские власти столицы опровергали угрозы разрушения древних склонов. В КГГА неоднократно заявляли, что строительство моста проходит в 800 метрах от собора Святой Софии, поэтому это якобы «никоим образом не влияет на объект» мирового наследия ЮНЕСКО.
НЕДОРАЗУМЕНИЕ НА ПОДОЛЕ
Если мост Кличко вызвал у киевлян сплошной восторг, то реакция на здание Театра на Подоле была значительно более контраверсионной.
Интересна история этого театра. Первоначально он был построен в 1987 году, но долгое время пустовал. Время, когда труппа театра объездила с гастролями всю Украину, прошло в 1990-х. Когда здание превратилось в непригодное и обветшало, театр выступал в Гостином дворе. В конце концов, в 2004 году началась его реконструкция. При этом сначала его строили «под старину» по аналогии со зданиями прилегающей Воздвиженки. Но скоро из-за нехватки средств работы были приостановлены и сдача объекта отложена. В конце концов, только в апреле 2015 года года вышло распоряжение КГГА о завершении строительства Театра на Подоле на меценатские средства кондитерской корпорации Roshen. На этот раз проект здания изменился до неузнаваемости, а авторские права первого архитектора Виталия Юдина просто проигнорировали. Автором стал известный харьковский архитектор Олег Дроздов.
Примечательно, что длительное время при реконструкции театр стоял закрытым лесами. Только когда их убрали, у большинства перехватило дыхание: над непритязательной кирпичной кладкой темно-желтого цвета возвышался черный массивный металлический корпус, который грубо врезался в зеленую растительность и на первый взгляд совершенно не вписывался в архитектуру спуска.
«Статус Андреевского спуска, памятника градостроительства, требовал совсем других архитектурных решений», — уверена Ольга Рутковская. Объект такого типа, конечно, имеет право на жизнь, однако его необходимо было строить в другом месте. Объект на Андреевском спуске не должен был столь доминировать в существующей исторической застройке. «Это на совести архитекторов в первую очередь, — убеждена эксперт. — Ведь чиновники, по сути, не отвечают за конечный результат по объемам архитектуры, ее имплементации в пространство, удачному функционированию и т.д.».
Проектант фасада театра архитектор Олег Дроздов отрицает аргументы критиков и считает это непониманием современной архитектуры, которое возникло из-за закрытости Киева к профессиональной культуре и инновациям. По его мнению, строить в псевдоисторическом стиле абсолютно бессмысленно. Дроздов убежден, что ситуация с театром на Подоле подчеркнула отсутствие в Украине действенных механизмов общественного диалога об устройстве городского пространства.
«АРХИТЕКТОР МЕНЯЕТ СРЕДУ НА ГОДЫ»
На самом деле строить в Украине что-то новое и разноплановое — не так уж и просто, при этом еще и получать положительные отзывы местных жителей. Столичный архитектор Олег ГРЕЧУХ давно следит за тем, куда движется архитектура Европы и какие новые тенденции зарождаются в Украине. Пока похвастаться нечем.
«Система действует так, что архитектор мало что решает. И когда он не имеет возможности информировать людей и формировать общественное мнение, тогда запросы очень сильно снижаются. И эти запросы на архитектуру формируются не от большого знания или профессионализма, а именно от отсутствия готовности говорить об архитектуре, — считает архитектор. — Поэтому то, что у нас строится, по сравнению со странами Европы, — чрезвычайно отстает, мы находимся на таком себе острове, варимся в своем котле. И если у нас какие-то современные объекты и возникают, то не проходят экспертную оценку. Профессиональные решения размываются, а дилетантские — кем-то проталкиваются. Не хватает также надлежащего образования и профессиональной прессы. Если раньше были какие-то профессиональные журналы, которые поддерживали внутренний дискурс между архитекторами, то сейчас их голосов почти не слышно. Сейчас украинские архитекторы находятся на обслуживании интересов застройщика. Нам не хватает для развития средств, мешают проблемы с подрядчиками, контролирующими органами и коррупционные риски. Когда эта целостная система не отлажена, мы не можем на равных конкурировать с Европой в архитектурных достижениях».
Чтобы органично развивать городскую среду, очень нужна просветительская составляющая. Ведь архитектура — это не просто результаты, но и способ мышления и взаимоотношений творца и города. Архитектор должен быть осмотрительным к исторической среде. Ольга Рутковская добавляет, что современные произведения архитектуры — длительное явление, поэтому подход к строительству должен быть очень тактичным и ответственным.
«Своим произведением архитектор вносит в среду изменения, которые остаются на большой период. Как правило, новые здания имеют ресурс работать около века. Поэтому в этой работе очень важен такт и понимание места и роли нового объекта в пространстве, — заключает Ольга Рутковская. — В нас не воспитали главного: культурное наследие часто воспринимается как балласт. А на самом деле это ресурс, у которого большой потенциал для развития в разных направлениях. Работа архитектора — не просто строить новые объекты, а делать это, совмещая с определенным местом».
ЧТО МОЖЕМ ПОКАЗАТЬ МИРУ?
Вместе с тем, архитектура не может жить в своем условном «пузыре» и не контактировать с миром. Об этом, кстати, напомнила Украинская государственная научная архитектурно-строительная библиотека им. В. И. Заболотного. Ко Дню архитекторов учреждение подготовило виртуальную выставку «Архитектура Украины: судьба, труд и талант народа», а месседж экспозиции библиотекари обозначили так: «Украинская архитектура всегда была открыта миру, развиваясь как часть мировой архитектуры. Она подвергалась воздействию и западноевропейской и восточной архитектуры, в свою очередь влияя на их развитие. Рядом с украинскими мастерами украинскую архитектуру творили представители многих народов мира».
С этим трудно не согласиться. Ольга Рутковская дополняет, что многие стили у нас даже называются «украинский» или «украинское». К примеру, Украина гордится своим барокко. «Для мировой истории искусства это выдающееся явление. Барочный период очень обширный, он представлен в большинстве стран, но украинское барокко — одно из самых пышных — это праздник духа и архитектуры», — добавляет искусствовед.
«Особое явление — это украинский архитектурный модерн (УАМ), который возник в начале XX века. В основе УАМ лежат формы украинской народной домашней и церковной архитектуры. Это период Василия Кричевского, который впервые реализовал стиль в проект дома Полтавского губернского земства, и целой плеяды других архитекторов. И хотя направление формировалось одновременно с другими странами, однако в Украине оно имело интересную особенность — опиралось на наши народные традиции. Многие объекты сохранились до сих пор. Например, в столичном районе Лукьяновки остались дома с выразительным украинским архитектурным модерном. Очень интересный объект этого стиля — Каневский музей Тараса Шевченко авторства Василия Кричевского или его Полтавское земство. К сожалению, этих объектов сохранилось не так много, однако наши стили стали выдающимися явлениями в мировой культуре. Мы этим гордимся», — попутно замечает Ольга.
Олег Гречух напоминает, что нам достались в наследство культурные объекты от Советского Союза и Российской империи. «Конечно, они в довольно запущенном состоянии, но это может вызвать интерес у тех, кто интересуется урбанизацией, брошенными предприятиями. Есть много интересных модернистских сооружений советской эпохи, — говорит архитектор. — Столица должна гордиться архитектурным наследием из списка ЮНЕСКО — Андреевской церковью, Софийским собором, Киево-Печерской Лаврой. Эти универсальные памятники будут интересны любому туристу».
Сейчас Киев, как и другие украинские города, активно развивается и меняется. Общество должно найти ответы на сложные вопросы, как сохранить приобретенное годами и создать новое. Готовых рецептов, конечно, не существует. Вместе с тем, использовать лучший и наиболее удачный опыт — крайне необходимо.
Уже классический пример испльзования старого и нового в одной среде — башня Эйфеля. Парадоксально, но каркасное металлическое сооружение, которое стало настоящим символом Франции, сначала пришлась по душе далеко не всем парижанам. Построеная в исторической части города смелая инновационная башня из стали казалась ценителям традиционной архитектурной среды одороблом, лишенным всякого смысла и вкуса. То, что стальная трехсотметровая красавица на самом деле была грациозной и хрупкой и главное — позволяла смотреть на город с высоты птичьего полета, — признали (почти все) лишь впоследствии.
