Вопрос судьбы Донбасса состоит из нескольких частей — военной, политической, гуманитарной, административной и экономической. Контактная группа наработает одно из решений развития, которое будет оцениваться обществом эмоционально, а людьми, которые принимают решения, — с политической и военной точки зрения. Мы рассмотрим влияние выбора экономической политики. Попытаемся отбросить сложности самого процесса урегулирования военного и политического конфликта и проанализировать, какие экономические факторы могут играть в интересах населения оккупированных территорий, а какие против. Ведь от позиции этих людей будет зависеть успешность или провал разработанной программы.
Хотим начать анализ с варианта, когда нынеоккупированным Россией территориям предоставляется специальный политический и экономический статус. Происходит вывод войск, управление осуществляется военно-гражданской администрацией под совместным управлением стран-фигурантов мирных переговоров. Контактная группа по урегулированию расширена, в нее включены Германия, Франция ??и США. Сама постановка вопроса может вызвать сокрушительную критику со стороны патриотических кругов, но просьба дочитать материал до конца, поскольку, не решаясь продумывать не только желательные сценарии, но и нежелательные, мы подвергаемся опасности попасть в самоорганизующуюся замкнутую информационную систему. Такой анализ — не набор рекомендаций для сепаратистского лидера, чтобы понять, каким образом наиболее эффективно провести отделение желаемой территории от суверенной страны и не реферат «Основы сепаратизма и ирредентизма». Мы даем обещание читателю рассмотреть и другой вариант, когда политическое руководство Украины смогло подписать соглашение о выводе российских войск, проведении выборов на ранее оккупированных территориях только после установления контроля над границей (такова украинская, а не российская трактовка Минских соглашений) и разработки управления реинтегрированными территориями в рамках Конституции Украины. Конечно, нужны рефлексии относительно ситуации безопасности в Донбассе после этого — гипотетически она спокойная, а центральная киевская власть может проводить свою социально-экономическую политику. Этот сценарий сегодня слабореалистичен, даже фантастичен. Но в следующем материале мы попытаемся сделать свой вклад в подготовку к деятельности ситуационной и стратегической комнаты Совета национальной безопасности и обороны Украины.
Для ситуации, когда оккупированным Россией территориям будет предоставлен специальный статус, рассмотрим перспективы развития, применив метод компаративистики — сравнения с несколькими аналогичными ситуациями, которые уже произошли и были исследованы после применения комплекса действий, и когда видны их последствия. Исследований, посвященных непосредственному анализу реальных последствий потенциального отделения регионов в конкретных странах, довольно мало, они прежде всего касаются гипотетических анализов для случаев территорий, которые планируют мирное отсоединение от материнских стран — например Уэльс и Шотландия в Великобритании, Каталония в Испании, Квебек в Канаде. Территории, которые стали горячими точками, как правило, анализируются уже после начала конфликта, но гораздо чаще — по его завершению, что обычно является естественным, так как жертвы и гуманитарные катастрофы, сопровождающие такие конфликты не позволяют с холодным исследовательским умом анализировать ситуацию. А тем более группы по умиротворению не имеют возможности коммуницировать с лидерами сепаратистских групп и населением с экономической позиции с попытками убедить прекратить конфликт, который, возможно, не имеет положительного экономического эффекта, на который надеялось населеник.
Ближайшим для сравнения с Донбассом является пример бывшей Югославии. В целом результаты оценки балканского региона показывают, что выгоды от отделения, от появления малых стран на месте большой территориальной единицы — а следовательно, и от разделения страны на малые единицы — нигде не прослеживаются. Все бывшие республики, получив независимость, потеряли значительную часть богатства. Объем такой потери и скорость дальнейшего возрождения в значительной мере определялись процессом обретения реальной независимости, а не юридическим фактом ее наступления. Независимость никак не связана с эффективностью экономики после ее обретения, и это касается как богатых, так и бедных регионов бывшей Югославии. Реальная интенсивная война нанесла значительный удар по экономике Боснии и Косово. Санкции в годы конфликта ограничили экономические перспективы Сербии. Резкое сворачивание торговли после обретения независимости стало серьезным барьером для экономического роста во всех частях бывшей Югославии. Хотя «небольшое государство» не следует путать со «слабым государством», анализ, проведенный через десять лет после отделения, не показал, что экономическое развитие меньших территориально-экономических образований улучшилось из-за меньших размеров.
Относительно спокойный переход к независимости в Словении, Черногории и Македонии пошел на пользу этим республикам, несмотря на очень разные начальные условия этих республик, и они имеют лучшие показатели развития в период после обретения независимости. Словения имела лучшие показатели эффективности, чем, скажем, Босния и Герцеговина или Косово, но не потому, что она отделилась от Югославии раньше, а потому, что военные действия в ней длились всего десять дней, погибло 62 человека, и материальные потери были незначительными. Босния пережила трехлетнюю войну, которая принесла, по разным источникам, 329 тыс. погибших (при населении 3,9 млн) и огромные материальные потери, а в Косово война официально длилась почти полтора года, в ней погибло примерно 14 тыс. граждан (население 1,8 млн.), со значительными материальными потерями. Словения имела лучшие показатели, чем Сербия, прежде всего потому, что не принимала участия в стольких войнах и не подвергалась экономическим санкциям. Кроме того, Словения имела лучшие показатели, чем большинство других республик Югославии, поскольку она всегда была самой открытой для торговли страной и конфликт не привел к резкому изменению структуры ее торговли с остальным миром, как это произошло в Боснии или Хорватии. Экспорт двухмиллионной Словении существенно не изменился по сравнению с довоенным периодом, половина его осуществляется в страны старого ЕС — Германия, Австрия, Франция, Италия (продукция переработки, машины и транспортные средства, химические изделия и продукты питания). Импорт имеет аналогичную экспорту структуру, правда, импортируется топливо. Кроме того, таким результатам способствовал ранний старт перспективы членства, предоставленный Словении (1996 год, вместе с Чехией, Эстонией, Венгрией, Литвой, Латвией, Польшей и Словакией) и последующее присоединение ее к ЕС в 2004 году, малый (всего 9% от ВВП ), но современный сельскохозяйственный сектор, а также меньшая этническая пестрота населения.
Наш анализ подчеркивает, что политика, связанная с любым процессом выхода, определяет векторы экономического развития в дальнейшем. Экономическая эффективность для страны и отделяющейся общественной группы определяется также тем, есть ли согласие между «материнской» страной и страной, выходящей из ее состава. Как мы отмечали ранее, в случае бывшей Югославии конкретная выгода не зависит от того, «малый» субъект или «большой». Хотя следует отметить, что, несмотря на разные стартовые условия (наличие военного конфликта на отсоединяющейся территории или его отсутствие), большие территориальные единицы в целом имели лучшие показатели эффективности, чем малые, а это значит, что надо с осторожностью относиться к претензиям тех сепаратистов и некоторых ученых, которые говорят о выгодах малой величины в открытой мировой экономике
Поэтому «дивиденд от независимости» в случае бывших территорий Югославии был получен не благодаря факту выхода из ее состава, а с учетом того, как происходил процесс выхода. С точки зрения влияния отделения на экономику — это не событие, а процесс. Там, где выход прошел без реального конфликта и без значительных изменений социально-экономических связей с остальным миром, он не вызвал негативного влияния на эффективность экономики. Если отделение было достигнуто из-за войны и нарушения структуры торговли, существовавшей ранее, — пострадавшими оказались все участники этого процесса.
Наш анализ подчеркивает, что политика, связанная с любым процессом выхода, определяет векторы экономического развития в дальнейшем. Экономическая эффективность для страны и отделяющейся общественной группы определяется также тем, есть ли согласие между «материнской» страной и страной, выходящей из ее состава. Как мы отмечали ранее, в случае бывшей Югославии конкретная выгода не зависит от того, «малый» субъект или «большой». Хотя следует отметить, что, несмотря на разные стартовые условия (наличие военного конфликта на отсоединяющейся территории или его отсутствие), большие территориальные единицы в целом имели лучшие показатели эффективности, чем малые, а это значит, что надо с осторожностью относиться к претензиям тех сепаратистов и некоторых ученых, которые говорят о выгодах малой величины в открытой мировой экономике.
Для полноты анализа сценария экономического развития в случае отделения нужно проанализировать, кто будет для отделенных территорий Донбасса экономическим партнером в случае существования в качестве отдельного экономического субъекта? Россия, судя по всему, сделала все для того, чтобы уничтожить любые основы для развития Донбасса по сценарию послевоенной Словении. Торговля более или менее технологическими товарами невозможна по двум причинам — Россия этого не захочет, а второе — возможностей для этого не существует, поскольку деиндустриализация этой территории произошла как из-за закрытия и переезда на другие территории предприятий и научно-исследовательских учреждений, так и из-за сознательного их уничтожения оккупационными администрациями. Может ли быть полезной для Донбасса материковая Украина? Конечно. Тем более что, скорее всего, Украине в условиях заключения мира внешними партнерами будут навязаны требования по финансированию возрождения Донбасса. Однако, если принимать во внимание вышеупомянутый анализ, экономическое развитие сепаратистски-ирредентистских территорий не будет бурным. Украина — не ЕС, она не сможет предоставить свои рынки из-за их небольшого объема, еще хуже обстоит дело с передачей технологий. Интересной могла бы стать попытка своеобразного «плана Маршалла» для Донбасса, с предоставлением доступа для предприятий, которые должны быть созданы за европейские и американские деньги на деоккупированных территориях под контролем западных специалистов.
Приведенный анализ является очевидным: есть война — не будет развития, нет войны — шансы на улучшение экономической ситуации выше. Именно в этом, очевидно, надо было бы убеждать население Донбасса, которое в 2014 году поддержало сепаратистские устремления после почти мирной аннексии Крыма Россией и последующего референдума (правильно было бы говорить «иредентистские», поскольку гипотетическое отделение от Украины, которое было навязано населению, предусматривало немедленное присоединение к России, а не независимость). Относительно Донбасса о перспективности для населения сепаратистского поведения можно говорить только в ретроспективном смысле, так как война продолжается уже 6 лет. В то же время нет исследований и серьезных предложений способов адаптации населения оккупированных территорий к Украине, особенно что касается экономических понятий. Так называемый «романтический» сепаратизм, когда в душах жителей сепаратистского анклава эмоционально сочетаются определенные культурные или религиозные отличия от «материковой» страны и миф об экономическом чуде, которое наступит после отсоединения от нее, было характерно для Донбасса 2013—2014 года. Но «романтический» сепаратизм не является редким явлением в мире. Успешное использование лидерами сепаратистских и ирредентистских движений и иностранными спецслужбами этого внутреннего состояния людей может приводить к отделению от «материковой» страны. Но в смысле благосостояния оно может привести к прямо противоположным ожидаемым результатам. В отличие от романтического сепаратизма, «экономичный» сепаратизм — когда сепаратисты считают выгоды и потери от отделения, как в Квебеке или Шотландии, и обсуждают это с населением — может и не привести к отделению территории, поскольку массированно и грамотно представленный населению анализ отрицательного результата отделения побуждает его не поддерживать сепаратистских лидеров.
Невзирая на то, что возможность проведения культурной и языковой политик как инструментов, которые будут противодействовать сепаратизму на территории Донбасса, пока еще утрачена, важность анализа поведения сепаратистских и ирредентистских территорий как Украины так и мира являются актуальными для нас, чтобы кто-то из элит в Харькове, Одессе или Днепре даже не подумал соблазниться на «русскую весну» или «русскую осень». Предварительное информирование как населения, так и политических групп относительно экономических последствий отделения и зависимости благосостояния от характера процесса отделения является чрезвычайно влиятельным инструментом.
