Знаю, наслушавшись рассказов коллекционеров всякого и разного, что века два назад, может, раньше, существовала определённая философия программирования звуков женской одежды при ходьбе. И не иначе, как этот эффект придумали мужчины, чтобы шуршание дамских юбок, основной и нижних, было настолько согласовано, ни что, да и подбор тканей был настолько тонко продуман, что учитывая главное, чтобы они не враждовали между собой, а играли на одну цель: чтобы твёрдая ткань соприкасаясь с нежной и податливой, а та слушаясь во всем первую, вносила свою ноту, смягчая необъяснимый эффект, имеющий даже название — фру-фру. Понимаю, как бы мимоходом улавливая мелькнувшую мысль, что скорее всего и не было ничего более соблазнительного, чем это фру-фру. Уверена, что и женщина ощущала себя особо красивой. Сегодня такое изысканное модное меню почти испарилось, забрав с собой и загадку. Ну кое-что все таки, к счастью, осталось. Вдруг подумала, что и сама жизнь все шуршит и шуршит, будто и она на свидание бежит. Задумавшись, более чем, как для утра буквально первых дней после этого Нового года, не поняла, откуда в моей квартире идёт этот странный звук, вроде из моего кабинета. Запоминающая некая фру-фру, о которой я только думала. Зашла в кабинет, оказывается, ящички письменного стола рассохлись, правда, имея право из-за возраста, и оттуда выкатились файлики с начинкой — газетными моими материалами, собранными за 16 лет авторства в «Дне». Лежали там они себе тихонько годами, толстея с каждой пятницей и вот сорвались. Посмотрела на этот неожиданный перформанс и даже не шевельнулась мысль (напоминаю, это второй день после Нового года), что срочно надо что-то убирать. Совсем не хотелось и шевелиться. Так и смотрела на эту лавину ручной работы, у каждой из которых, конечно, своя се-ля-ви. Совпало и то, что в этот день ко мне напросился мюнхенский выпускник кинорежиссёрского ВУЗа, поснимать в моей интересной, для него, квартире. Найти что-то своё, какой-то у него был задум, честно говоря, я даже не знаю. Отказывалась вежливо и настойчиво, но Никиту, он если задумал что-то, не переубедить, то так и будет. Ему нужно для дипломной практики сделать 4 фильма, а он сделал только 3, видимо, оставит меня как бы на десерт. Вобщем, отказаться не удалось, хоть я и говорила, что устала, и мне не очень хочется сниматься в таком домашнем виде. И вот смотрю — уже Никита и его немецкая сокурсница Анна, тоже будущая кинорежиссёрка, только документалистка, уже на пороге. И мне пришлось вместе с ними, а это 4 часа работы, как бы путешествовать в свою жизнь, перебирая свои воспоминания, видя своё жилище как бы глазами молодых европейских режиссёров. Так вот от предмета к предмету, от фотографии к фотографии, от картины к картине, становилась наша беседа все откровенней и откровенней. И тут его объектив споткнулся о файлики с выпавшими материалами. И он удивился «А это что?». Мое творчество ответило, — это не декорации, не постановочный эффект, уж поверь мне. Я бы не додумалась до такого. Просто старый, но любимый письменный стол, видимо, устал держать фасад и подарил мне эту удивительную встречу с газетными материалами. 16 лет даром не проходят. Вообще-то, я уверена, что у меня нет в доме хлама и даже безродные предметы, когда-то купленные с любовью в дом, все на месте. Никогда не гонялась за дорогим винтажом, как иногда люди покупают для вложений, а покупала по чувству. У меня обиходные предметы без всякой биографии, но честно говоря, я люблю старинные вещи. Могу точно сказать — что все они любимые и в этом и есть их главная ценность. Регулярно, волнообразно приходила мысль — проредить пора, но ни рука, ни душа не откликались. Да и мой хлам так ловко кокетничает, заигрывая со мной так ловко, напоминает о чём-то важном, тёплом, цепляясь из последних сил за родные стены (хоть им ничего и не угрожает), что расслабляет полностью. Махну рукой — ладно, живи, хлам. Ведь мы в определённых отношениях долгие годы. Да и кто сказал, что это чепуха какая-то: кожаные картинки в обнимку с рамками, которые родились из бывшего мексиканского планшета, подаренного мужем. И с этим планшетом я бегала по репортерским дорожкам не один год. А вот теперь, я сделала интересные картины.
Любимые фотографии вообще не в счёт, они навсегда, даже лично мною написанная картина, что вообще смешной случай: как-то при ремонте и сносе берлинской стены (так мы называли перегородку в одной 36-ти метровой комнате), потому что перегородка стала не нужна, и я пробовала краску, ища тон, оттенок на картоне. И в итоге, совсем неожиданно, возник очень интересный сюжет. То ли фрагменты ледника, который потерял себя в океане, то ли заснеженные горы. Вообщем, я назвала эту работу — эскимо, которое не тает. Написала, расписалась, в рамку одела и уже висит на стене, даже не считая себя какой-то дворняжкой в окружении интересных картин. Вот так постепенно создавалась атмосфера, только по чувству, легко. И вот мы бродили по квартире и я все глубже, и глубже погружалась в воспоминания, и рассказывала Никите с Анной что-то совсем личное. И пришлось, конечно, объяснить, как рождался, по сути, этот газетный водопад, который так вовремя себя презентовал. Он, кстати, много рассказал и мне о моей нише в газете «День», которая подарила много счастливых дней, что в год 25-ти летия издания, пусть и позже, чем все остальные, как бы вдогонку, хочется все таки сказать, что я знаю и ощущаю — главный талант «Дня» в том, что газета даёт возможность не петь всем хором, а быть каждому автору солистом в своём жанре, получить особенную и бесценную возможность выговориться, не стать вчерашним снегом, да и не потерять журналистские пальцы, а это — практически угроза полноценной жизни. Выплетая свой узор в каждом материале, ища его гибкость, играя в свои игрушки (спасибо редакторату, что это разрешено), то есть пишу, что хочется, где ещё это возможно? Никита, кстати, укутав меня чуткими микрофонами, сумел все записать, что я ему рассказывала, так что все это задокументировано. Правда, я ещё не видела материала, не знаю, как он будет использоваться и какой сюжет его будущего фильма, но парень очень талантливый. Полутона, сочные полнокровные нюансы, рассуждения о чём-то, вроде и личном, но отдавая материал в газету, знаю, что все это уложится в колонку. И каждую пятницу листая новый номер, а я люблю, конечно, газетный вариант, хоть электронное досье у меня все сберегла, но если я не вырежу, не положу в файлик газетный вариант, даже не знаю, для меня это противоестественно. Конечно, открывая пятничный бумажный, я сразу ищу свой материал, и признаюсь, что каждый раз волнуюсь, не знаю почему. Ведь ни разу ещё не было так, чтобы «Послевкусие» не вышло, но я так к этому и не привыкла. И это даже очень странно. И хоть работаю дистанционно, я без преувеличения скажу, что приятная зависимость от этого долгого обмена веществ с газетой, между написанным материалом и заботливыми руками редакторов, всегда начинаю писать, творить свою маленькую историю, отдавая и тепло автора, и тех, кто принимает этот материал. Вот так Никита получил мой эксклюзив в рассказе о «Дне», а ведь он планировал объективом схватить только интерьер да ауру, рассказать о житие бытие человека с жизненным пробегом, передать атмосферу дома. «День» стал частью моей атмосферы и подарил много-много счастливых дней. Честно говоря, я потрясена, что меня всегда слышали не перебивая, и не поучая. Выходит, что это мой вечный плен. Гости уловили, что я хотела сказать, ведь когда есть, что понимать, нужно всего мгновение.
