28 апреля в Украине побывал Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш, который посетил поселок Бородянка и город Буча на Киевщине, где собственными глазами увидел последствия российской агрессии и преступлений против Украины. «Я представляю свою семью в одном из этих домов, теперь разрушенных и черных. Я вижу, как мои внуки в панике убегают. В 21 веке война не может быть приемлемой. Когда мы видим это ужасное место, я чувствую, насколько важным является расследование и подотчетность. Я рад, что Международный уголовный суд видит эту ситуацию. Прокуратура уже была здесь», – заявил он.
Любого нормального человека, увиденное в Бородянке, Бучи или в других городках и селах Киевской области, которые больше месяца находились под оккупацией, не может оставить равнодушным. И Антониу Гутерриш не исключение. Но структура, которую он возглавляет, и которая была создана после Второй мировой войны с целью предубеждения мировых и локальных войн, не выполняет свою основную функцию. Да, ООН реализует большую гуманитарную миссию по всему миру, помогая миллионам людей, но она была абсолютно недейственна в возможности предупредить убийства, насилие и разруху в Украине, и недейственна сейчас, чтобы остановить войну и помочь людям в том же оккупированном Мариуполе. Больше того, агрессор, террорист и преступник – россия – до сих пор является членом Совета безопасности ООН, где может накладывать вето на любые решения, которые ей не нравятся. Если коротко – ООН требует коренного реформирования или переоснования.
Как раз в день приезда Генсека ООН в Украину, так совпало, мы проложили себе маршрут по Киевщине (где не были раньше), чтобы в очередной раз донести всему миру реалии о последствиях российской оккупации. При въезде в Ирпень слева нас встречает кладбище из сгоревших, расстрелянных и раздавленных автомобилей. Глядя на эту ужасную картину, понимаешь, что каждая из этих машин была частью жизни десятков людей, большинства из которых, скорее, уже нет в живых. Потому что так захотели рашисты, которые расстреливали автомобили с семьями, и давили машины танками.
Едем дальше и понимаем, что прекрасный городок, который еще в феврале жил мирной жизнью и был частью Европы в Украине, разбит и морально изувечен. Но радует, что предместье столицы все-таки постепенно приходит в себя от преступлений орков – его продолжают разминировать и расчищать, возобновлять подачу воды и света, ремонтировать дороги и инфраструктуру. Местные жители понемногу возвращаются в свои дома и квартиры. Если, конечно, есть кому и куда возвращаться.
«Мы выезжали под обстрелами, – рассказывает со слезами жительница частного дома Светлана, которая вышла искать свою кошку (кошку нашли, но она не шла в руки, потому что до сих пор перепугана). - Нас (меня, сестру и маму 1935 года рождения) вывезли из города добрые люди, волонтеры Таня и Дима - дай Бог им здоровья. Они нам спасли жизнь, потому что в последнее время здесь бабахкали так, что все тряслось и горело. Одни соседи успели выехать раньше, а другой соседки уже нет с нами, она погибла под обстрелами. Мы выезжали фактически последними с нашей улицы, а когда вернулись, то увидели еще более ужасную картину. Много разрушений и горя. Сложно, очень сложно».
Прилетало как в частные дома, так и в многоквартирные высотки. В Ирпене много новых жилищных комплексов. В одном из таких встречаем пана Михаила, который ремонтирует свой старенький «Жигуль» рядом с пятиэтажным полусгоревшим домом, в котором фактически снесены верхние этажи. На других домах также можно увидеть большие проломы и значительные разрушения от вражеских обстрелов артиллерией.
«Сначала мы были в квартире, а когда начались обстрелы, то спрятались внизу, в моей электрощитовой, - рассказывает пенсионер Михаил. - Там хорошее хранилище. Снаряд попал в крышу дома, но Бог миловал - все уцелели. Общался ли с оккупантами. Да. Я не нарколог, но у них глаза были круглые, как пять копеек. Это были россияне, а не «кадыровцы». Они приставили нас к стене, наставили автоматы, допросили, а потом отпустили. Задавали стандартные вопросы: есть ли военные среди нас, есть ли оружие, где живем? Я сказал, что офицеров среди нас нет, а оружие нам не нужно. Показал им паспорт, тогда они нас отпустили. Каких-то вопросов оккупантам не задавал, потому что хотел жить. Они вели себя неадекватно. Любой вопрос, который бы им не понравился, мог закончиться для нас четырьмя труппами. Еду они у нас не просили. Лишь проверили мою электрощитовую на предмет оружия. Хорошо, что у нас много людей выехало своевременно. Хотя знаю, что здесь недалеко расстреляли парнишку. Я убежден, что россияне пришли в Украину, чтобы нас уничтожить. Это их главный мотив. Они не воспринимают нас ни как государство, ни как отдельный народ. Но уничтожить нас им не удастся. Мы не та нация, которая сразу поднимет руки вверх и пойдет в плен. Я убежден, что мы дадим достойный отпор и отвоюем все наши земли, вместе с Крымом и востоком Украины. А то, что они у нас разрушили – отстроим».
Рядом ремонтирует свою машину еще один жилец этого дома. Как оказалось, пан Виктор из Донецка, переехал в Ирпень в 2014-ом, когда там началась российская агрессия. Вообще украинцев из Донецкой и Луганской областей, которые были вынуждены убегать он первой атаки рашистов восемь лет назад и которые поселились в предместье Киева, много. Но убежать от войны, как видим, им не удалось. Оккупанты пришли и сюда.
«В этот раз, когда начались боевые действия, я решил остаться в своей квартире, – куда нам опять убегать, – говорит пенсионер Виктор. – Начались «прилеты» артиллерии. 120-мм снаряды прямой наводкой били по нам из Бучи, где стоял враг. Два дня они целеустремленно уничтожали жилищный сектор. Когда началось задымление 4-го и 5-го этажей, мы спустились на 3-й и 2-й, потому что на 1-ом пожар, выйти на улицу было невозможно. Мы дождались удачного момента и перешли в подвал. Когда оккупанты пришли сюда, то выставили крупнокалиберные пулеметы. Думали, что у них это будет суперпозиция, а оказалось совсем наоборот. Наши дали огонь в ответ, так те не знали куда бежать (у нас в городе особенное расположение улиц). В соседнем доме в двухстах квартирах выбили двери кувалдами, хоть там никого и не было. Искали, может, кто спрятался, а также технику – ноутбуки, телефоны. Их учат, что надо уничтожать все электронные носители. Я знаю менталитет российских оккупантов. Это просто зомби. Они так воспитаны с детства. Для них есть придуманный враг, и они его уничтожают под предлогом «интернационального долга», как это было в Афганистане. При этом их самих убеждают, что они непобедимы и у них минимальные потери. Рашисты понимают только силу. Поэтому мне импонирует позиция Эрдогана и Джонсона. Мы вместе разрушим планы оккупантов».
Направляемся дальше по маршруту, проезжаем Бучу, где мы уже были, и останавливаемся в селе Горенка. Здесь большие разрушения. Дома жителей обстреливали не только из артиллерии и «Градов», но и авиационными бомбами. Так уничтожались многоэтажные дома при въезде в село, склады и логистика.
«Пришел «русский мир» и уничтожил наше предприятие столярного производства, - рассказывают нам на пепелище того, что осталось от предприятия, его владельцы Наталья и Анатолий. - Сюда прилетели зажигательные «Грады». Думаем, они целились на электрическую подстанцию, которая здесь рядом, но попали к нам. Мы находились дома долго, пока не прилетели истребители и не начали сбрасывать бомбы. Я вышла на балкон, а сын (11 лет) спал на диване. Смотрю: летят, а от них идут красные вспышки. Я поняла, что сейчас будут взрывы. Поэтому быстро схватила ребенка – и в погреб, едва успели закрыть уши, как начались взрывы. Взрывная волна была такой, что я думала вокруг ничего не останется. Когда вышли, то увидели, что соседние дома разрушены полностью. После прилета истребителей, мы выехали с сыном из села, а позже вернулись. А муж остался в Горенке, в местной самообороне. У нас еще есть старшая дочка, она занималась волонтерством, возила продукты военным и гражданским. Люди возвращаются, но пока нет ни света, ни газа. Нам привезли плиту и баллон, пользуемся генератором. Покидать наше село и страну мы не собираемся, будем отстраивать и работать здесь, главное, чтобы война закончилась. Хотя, понимаем что это надолго - выгнать этих изуверов так быстро не получится. У нас в селе их не было, а вот в соседний Мощун они заходили, там вообще уничтожено все село. Горенка уничтожена на 70%, а Мощун – на 90%. Здесь рядом, как видите, разрушен большой склад, то есть они целеустремленно гатили по инфраструктуре, чтобы положить экономику. У нас работали люди, получали зарплату, теперь они без работы. Рашисты хотят, чтобы мы были такими же голодранцами, как и они, потому что «жаба давит», что у нас цивилизация. Лучше наведите порядок у себя. Они же не стремятся сделать свою страну лучшей, а лезут к нам – потомки орды. Мы уверены, что украинская армия уничтожит этих антихристов, и мы будем жить в своем государстве в мире и согласии, а наши дети будут свободны и счастливы».
Дальше по рекомендации едем в село Мощун, куда прибыв, действительно, увидели почти полностью разрушенное село. Выгорели не просто дома, а целые улицы. На одной из таких останавливаемся. Видим: во дворе среди руин и пепла лежит немецкая овчарка – она преданно ждет хозяев. По соседству с полууцелевшей хатой выходит мужчина, вокруг него много котов. Подходим.
«Я здесь ночую, потому что мой дом разрушен, - говорит пан Валентин. - Я был в селе до последнего, но потом выехал, потому что не выжил бы под такими обстрелами. Накрывали всем, чем только можно. Собак и котов здесь кормят - приезжают волонтеры. Возвращаются в село в основном мужчины и те, у кого хата более-менее уцелела. Оккупанты зашли сюда, но наши военные их вскоре выбили оттуда. Здесь недалеко в доме был их штаб. Там, в конце села рашисты расстреляли молодого парня, деда расстреляли на дачах. Много говорят о Буче, Ирпене, отдельных селах, а о Мощуне рассказывают мало, хотя здесь был настоящий ад, уцелевших домов почти не осталось. С того времени, как я вернулся в село, никто ничего не говорил по поводу восстановления жилья или компенсации».
Среди немногих, кто не покидал Мощун – пани Галина. «Я когда-то возила в ту россиюю клубнику, смородину, и имела там много знакомых, - говорит она эмоционально. - Но после того, что натворили эти кацапы, я вообще не хочу их знать. Кого они пришли здесь защищать и освобождать? Тот же Мариуполь, который они полностью уничтожили, почти весь русскоязычный. Они здесь палили так, что все тряслось и горело. Я как вышла на улицу, вижу: с одной стороны летит 15 геликоптеров, и из другой – 15. Видно высаживался десант, потому что потом начали все разрушать. Парня здесь одного «Градом» разорвало на части. Собирали потом, чтобы хоть как-то похоронить. Ко мне также прилетело – как подхватило ударной волной, то перебросило из веранды через погреб, поллица было синим. Много воровали, ходили по селу и хатам, выносили все, что могли. Картофель из погреба вынесли, консервацию вынесли. Такие вот они, эти кацапы».
Можно, конечно, называть их кацапами, москалями и как угодно, но термин «рашизм», думаем, должен закрепиться и в бытовом использовании, и в научной среде, и в международном праве. Для того чтобы эти нелюди и преступники обязательно понесли наказание, как когда-то понесли наказание итальянские фашисты и немецкие нацисты.