Литовский шоу-кейс (уже тринадцатый раз) проходит в рамках Вильнюсского международного театрального фестиваля SIRENOS. Его девиз — «Новая реальность — новый театр — для какой аудитории?» Чтобы продемонстрировать витрину достижений литовской сцены, на него сзывают организаторов фестивалей, театральных продюсеров и критиков со всей Европы. В этом году как сотрудник Национального центра театрального искусства им. Леся Курбаса я оказался единственным гостем из Украины. Следует отметить, что художественные поиски прибалтийского театра со своими давними традициями всегда вызывали несомненный интерес нашей публики и театроведов. Украинцам посчастливилось не раз видеть лучшие образцы литовской режиссуры — спектакли Эймунтаса Някрошюса и Римаса Туминаса. К сожалению, в последнее время эти мэтры не выпустили ни одного спектакля на родине! А Оскарус Коршуновас (из-за болезни артиста) не представил свежей, нашумевшей премьеры «Миранда» по «Буре» В. Шекспира. На фестивале был показан лишь его давний спектакль — «На дне» М. Горького... Организаторам форума удалось воссоздать реальную картину сегодняшнего литовского театра со всеми его проблемами и «болезнями», поисками и радостями...
Так, над спектаклем по пьесе Юджина О’Нила «Траур — участь Электры» работал Артурас Арейма — ученик Туминаса. Влияние метров на режиссера — несомненно. Детально воссоздавая зловещую атмосферу пропасти, постановщик переносит действие спектакля на... воду. Герои появляются на сцене, словно выныривая с покрытой мраком арьерсцены. Каждый их шаг по огромным решетчатым ступенькам отдает эхом, которое сливается с игрой на трубе Людаса Мокунаса, передающей состояние персонажей. Из них особо выделяется отец семейства Эзра в потрясающей интерпретации Арвидаса Дапшиса. В спектакле его герой постает неотесанным мужланом. Он искренне любит своих детей, но не бывает с ними ласков. За годы войны Эзра заскучал за женщиной, потому ждет минуты, чтобы уединиться с женой. Одна из удачных находок режиссера — передать отношения в этой семье через животный код. Так, в спальне с женой Эзра напоминает разъяренного плотской страстью медведя. Его дочь Вини, которая и до этого иногда передвигалась по сцене прыжками, встречая отца, бросается к ногам, держится за сапог, умиленно облизывая его. Это же действие, кстати, позже повторит с сестрой напуганный брат... Арейма назвал своей ониловский спектакль «Проклятие», явственно намекая на наследственность комплекса Электры. Мстя за измену матери отцу, Вини в трактовке Томы Вашкявичюте повторяет судьбу родительницы не только в лидерстве и жестокости — во втором действии Вини, до этого предпочитавшая в одежде черные цвета, появляется в ярко-салатном платье своей матери. В финале, на вершине сценографической конструкции, все действие на секунду замирает, Вини по-звериному изгибается и выпячивает живот, словно беременная, то есть история вскоре продолжится...
Совсем другой тип театра — социально-политический — предлагает публике Видас Барейкис. Спектакль «Телефонная книга» немного «недотянут», недостаточно остро сыгран, с злоупотреблением найденного приема и довольно слабенькой драматургией. Но его главная ценность — в спектакле метко замечают и откровенно высмеивают недостатки, банальности и штампы творчества современников. Жестокие реформаторы театральной системы, которые уничтожают всех своих противников, предстают в спектакле с нашивкой на форме, имитирующую микс аббревиатур НКВД и ОКТ — Театра Оскараса Коршуноваса. Есть здесь и несколько вставок, условно обозначенных «В это время в других театрах...» Это стеб с псевдопсихологических спектаклей, советских утренников и пафоса метафорически-поэтического действа.
Одним из самых интересных оказался спектакль популярного в Литве, но еще недостаточно известного за границей режиссера Гинтараса Варнаса. Мастер взялся за очень сложную сюрреалистическую драму Федерико Гарсиа Лорки «Публика». И нашел к ней «ключ» через сценический гротеск, используя порой почти цирковую стилистику — грим и жесты клоунов. Грустная театральность спектакля кажется очень соответственной поэтическому тексту великого испанца. Ведь Варнас рассказывает о сублимации — трагедии любой «белой вороны» — как художественной (слияния актера с персонажем), так и «бытовой» (боязнь гомосексуалиста доверится себе и полностью отдастся страсти). Это пластически и музыкально красивое действо со стильными костюмами и сложным ассоциативным и символическим рядами имеет еще и потрясающий финал. Варнас использует театральный «фокус», переместив в последнем коротком действии публику на сцену. Находясь рядом со зрителем на импровизированном из наполненных мешков просцениуме, актеры работают предельно точно. Несколько лаконичных, полных страдания монологов — и перед зрителем распахивается занавес, где по залу разбросаны светильники, а на ступеньках восседают все участники спектакля, аплодируя своей публике... Такая вот своеобразная и печальная ода театру.
