Уходящий год во многом знаменателен для украинского телевидения. С одной стороны, наше ТВ активно осваивает новую технологию — «реальное» телевидение. С ругой — именно голубой экран в конце года, накануне начала избирательного марафона, подвергся массированным атакам «грязного» пиара. В этой ситуации «1+1» — телеканал с устоявшейся аудиторией — не боится меняться, запуская несколько масштабных проектов и делая ставку на дискуссионное телевидение (достаточно сказать, что одно из новых шоу будет вести политический «провокатор» Дмитрий Корчинский). При этом он отказывается от довольно-таки рейтинговых развлекательных программ и не боится в прайм-тайм ставить программы только собственного производства. О метаморфозах отечественного телевидения в конце первого года тысячелетия — в интервью генерального продюсера «1+1» Александра РОДНЯНСКОГО.
«НИКТО ИЗ НАС НЕ ДАВАЛ РАСПИСОК В ТОМ, ЧТО НЕ БУДЕТ ПРОВОЦИРОВАТЬ АУДИТОРИЮ»
— Уже можно утверждать, что так называемое реальное телевидение изменит ТВ ближайшего будущего. Вопрос — как? Мы видим на примере двух подобных программ — «Последний герой» и «За стеклом», что это два противоположных пути. Причем пугает то, что «Последний герой» вызывает в обществе (во всяком случае, российском) куда меньший резонанс, чем «За стеклом». Чем это, по-вашему, вызвано? — это во-первых. А во-вторых, сумеет ли украинское ТВ удержаться от соблазна клонировать программы, подобные «Зазеркалью», опускаясь «ниже плинтуса» во имя рейтинга?
— Нужно задаться вопросом, а что, собственно, мы называем «реальным» ТВ? Почему оно появилось именно в европейских странах? (Оно родилось, как известно, в Голландии, хотя первый по-настоящему большой успех был достигнут в Германии, когда RTL начало трансляцию «Big Brother», из которого потом не вполне легитимным образом был клонирован проект «За стеклом».) Почему эти проекты оказались столь успешными на очень продвинутых каналах западноевропейских стран и Соединенных Штатов Америки? Потому что направление, которое разрабатывает reality TV, — давно существующая традиция развития мировой культуры, которая выражает желание проникнуть сквозь границу, отделяющую частную жизнь от публичной. Но только телевидение, а до него — документальное кино, придали этому, на первый взгляд, невинному желанию массовый индустриальный характер. Здесь мы должны говорить о постиндустриальном обществе, об естественной для него проблеме людей, замкнувшихся в отгороженных друг от друга мирках. Об обществе, которое законодательно возвело privacy в более высокую степень, нежели просто желание побыть отдельно, и построившее всю современную западную цивилизацию на этом принципе. Посему именно на Западе появились проекты, подобные «Big Brother». Они совершили прорыв значительно более масштабный, чем попытка просто добиться высокого рейтинга. Я бы не интерпретировал эти проекты как телевизионные. Это не телевидение, это определенного рода философия, это саморегуляция общественного сознания, когда вдруг люди открывают способность сосуществовать и наблюдать «всем миром» за развитием отношений внутри этих микромоделей человеческого общества. Собственно говоря, reality TV — всегда о модели человеческого общества и о способах существования разных, подчас диаметрально противоположных индивидуальностей в совместной жизни. И посему есть некое лукавство в том, чтобы видеть в этом зрелище не более чем подглядывание в замочную скважину. Ничего подобного! Здесь все договариваются совершенно открыто: мы согласны быть под наблюдением пятидесяти двух камер, а вы нас для этого и приглашаете. Кстати, любопытно проследить, где это шоу достигло большого успеха, а где — нет. Например, «Big Brother» в Германии был необычайно успешен, в Испании также, а вот во Франции уже нет, и там пришлось придумывать собственный вариант, который называется «Loft story», и шел он по M6 каналу , ориентированному на молодую аудиторию. Мы для себя твердо понимали, что в стране, где хорошо помнят, как это жить в коммунальных квартирах, такой подход не является принципиальным открытием. Поэтому проект «За стеклом», на мой взгляд, — молодежный и столичный. Столичный, потому что за пределами Москвы он уже вызывал меньший интерес. Это скорее своего рода интеллектуальный аттракцион. Хотя вроде бы ничего интеллектуального в самом проекте нет. Но интеллектуализм был во всем, что его окружало. Шоу оказалось провокацией, которая побудила общество включиться в масштабную дискуссию, потому что шоу ежедневного подглядывания, каковым является «За стеклом», удобно для того, чтобы поставить и развернуть обсуждение самых жгучих проблем общественного сознания, например, как формируется сегодняшняя мораль, ее отличие и то, каким образом сосуществуют моральные коды двадцати-, тридцати- , сорока- и пятидесятилетних.
Вот почему «Последний герой» в меньшей степени вызвал подобного рода реакцию. И не потому, что он вышел в эфир позже, чем «За стеклом», а просто потому, что в нем заведомо заложен элемент шоу. Он выходит раз в неделю, и там есть хотя бы внешние инструменты полноценного драматургического конструирования. Перед нами — общество людей, сильных и ярких, способных выстраивать свои системы выживания в коллективе. Фактом испытания в коллектив вбрасывается мотивация, вызывающая выяснение, кто сильнее, кто хитрее, кто выживаемей. И вот это и присутствует в «Последнем герое», но — в достаточной степени гуманно. Остров — это экзотично, поэтому участники уже в этом не проиграли. В программе отсутствует элемент подглядывания: они поехали специально поучаствовать в шоу с определенным набором правил. Поэтому очевидно, что оно менее провокативно, более зрелищно и более долгоживущее, нежели «За стеклом». Мы для себя с самого начала сознательно приняли решение работать над этим типом шоу — и, откровенно говоря, не из страха вызвать гневную реакцию большинства участников медиа-процесса. Просто «Последний герой» — это более качественное телевидение.
— А каково было участие «1+1» в создании «Последнего героя»? Чем объяснить, что так мало украинцев в нем представлено?
— Украинцев не так уж и мало — четверо. У нас было намного меньше времени для отбора на первом этапе. Мы собирали звонки, к сожалению, в течение только одной недели. Для того, чтобы ее выпустить в этом сезоне, помимо тридцати дней съемок, нужно было еще, как минимум, два месяца подготовки. Американцы к аналогичному шоу готовились два года, а у нас вся подготовка прошла за два месяца — и это производственный подвиг всех тех, кто занимался этим шоу. Телекомпания же «ВИД», которая еще два года назад начала отбор участников для другой передачи, на тот момент имела несколько десятков тысяч добровольцев. На сегодня у нас уже есть пятнадцать тысяч звонков с анкетами. Поэтому у нас просто было меньше кандидатур, чем у россиян. Кроме того, это не командная игра — здесь нет команды украинцев и команды русских. Есть просто интересные психотипы. Базовая идея заключалась в том, чтобы свести очень разных людей вместе — с тем, чтобы из этого сложилась напряженная драматургия столкновения характеров. И, конечно, наличие там очень разных украинских персонажей для нас важно. Но никто себя не обманывал мыслью, что украинские персонажи будут однородными.
Самим проектом мы в целом довольны. Это, по сути, «ледокол» для того, что называется телевидением: он за собой тянет много позитивных обстоятельств для телеканала и телекомпании, которая его произвела. Для нас важно технологическое умение, которым мы овладели в ходе его производства. Это позиция, которая является актуальной в современном телевидении, нами взята, причем первыми.
— А чего бы вы никогда не показывали на своем канале?
— Мы очень многое никогда не показывали. Например, несмотря на то, что это всегда дает хорошие рейтинги, мы никогда не показывали советских популярных сериалов. Из советского кинонаследия мы показываем всегда только две категории фильмов — чемпионы проката и качественное авторское кино. А из проектов считаю, что мы смело будем пробовать провокативные проекты. Я не считаю это неправильным для телеканалов, потому что никто из нас не давал гарантий и расписок в том, что мы не будем провоцировать аудиторию, что мы не будем делать то, что может и должно вызывать интерес самой разнообразной аудитории. А учитывая обострившуюся конкуренцию, мы, естественно, будем стараться двигаться, как и раньше, вперед, что сегодня не так просто. А двигаясь вперед, мы неизбежно попадаем в зону пионерских действий. Поэтому, скажем, мы отказались на первом этапе начинать с «Большого брата», но гипотетически — почему нет? Я полагаю, что эти проекты — возможность для общества и для зрительской аудитории посмотреть на себя со стороны. Телевидение — это не всегда выставка достижений народного хозяйства, это очень часто еще и зеркало общества.
«НАША СИТУАЦИЯ ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ЛЮБОЙ ЗАПАДНОЙ СТРАНЫ ТОЛЬКО ОДНИМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВОМ: ТЕМ, ЧТО ИТОГ ВЫБОРОВ МОЖЕТ КАРДИНАЛЬНО ИЗМЕНИТЬ СИТУАЦИЮ В СТРАНЕ»
— Выборы — тоже своего рода игра в «Последнего героя». Многие прогнозировали и, в принципе, эти прогнозы начали сбываться, что предстоящие парламентские выборы будут изобиловать «грязными» технологиями. Это неизбежное зло любых выборов? Или в нашем обществе снижен порог чувствительности к грязи?
— А чего собственно мы ожидали от выборов? Что появятся чудные демократические персонажи, которые скажут: «Да, мы будем честно выступать с нашими исключительно разными программами на больших дебатных встречах и убеждать избирателя в том, что лучше, а что хуже в наших программах, и чем они отличаются, что мы будем обсуждать по всему спектру внутренней, внешней политики, законодательства, чем мы и наша партия окажемся полезными в парламенте». Кто всерьез для себя это допускал? Были заклинания отдельных людей, которые в своем пиаре отрабатывают линию под названием «моральность в политике». Она подразумевает серию ритуальных действий (читай — публичных выступлений) на тему, что кто-то есть моральный, а кто-то — нет. В нашем обществе сложилась категория людей, которых раньше в приличные собрания не пускали, — категория «стукачей», которые всегда говорят о ком-то, а никогда не говорят о себе. Вот эта категория взяла на себя право моральной ответственности за всех. Причем это право им никто не делегировал, но они почему-то самостоятельно решили, что являются бесспорными моральными авторитетами в обществе. И, соответственно, вправе обличать других. Я считаю, что эта категория людей является в известном смысле украинским «ноу-хау». Стукачи есть везде, но нигде они не возведены в ранг моральных авторитетов. Я считаю, что должны быть внятные общественные механизмы. Выборы в любой стране мира сопряжены с чудовищными нарушениями, попытками использования находящимися у власти партиями всех доступных им ресурсов — иначе бы не считали вручную бюллетени в Соединенных Штатах. Другое дело, до какой степени общественные институции, общественные механизмы дают возможность всем этим разным группам с разными интересами достигнуть компромисса. Но при этом есть внятные правила сосуществования, есть прозрачные общественные механизмы, при существовании которых невозможно использование «грязных» технологий. «Грязный» компромат — примитивен. И в нашем обществе уже выработалась усталость от него. Сегодня можно про кого угодно сказать все, что угодно — и не последует никакой реакции.
— А у нас такие механизмы есть?
— Нашему государству десять лет. Нам предстоят третьи парламентские выборы — и требовать от нас, «первоклассников» демократии, аттестата выпускника школы — по-моему, это бессмысленное лукавство. Все прекрасно знают заранее, как это должно быть, есть разные группы. Да, эти группы в течение десяти лет сформулировали и изложили свои идеи, построили свои корпорации, нашли друг друга, нашли выражение своих финансово-экономических и человеческих пристрастий в политических группах. Естественно, это не та жизнь и не та политическая ситуация, когда мы можем себе сказать: «Отлично!» Естественно, не может долго существовать политическая ситуация при более чем ста партиях. Конечно, их должно быть 5 — 8. Но это означает, что кто- то кому-то должен запретить идти в политику? Наша ситуация отличается от любой западной страны только одним обстоятельством: тем, что итог выборов может кардинально изменить ситуацию в стране. От того, победит ли в Германии социал-демократическая партия или христианско-демократический союз, ничего в жизни этой страны не изменится. Просто изменятся элементы решения социальной политики, политики по отношению к иностранцам, страховой политики, пенсионной реформы — элементы решения, подчеркиваю, но не политика, как таковая. А у нас иное большинство придет к власти — и все, считайте, другая система. Это означает, что те люди, которые сегодня формируют партии, идут на выборы, защищают свое представление о системе. Да, сегодня они далеки друг от друга, но на самом деле многие программы сходны. И это не выборы в «правильном» виде. Но в любом случае, это естественный, на мой взгляд, логичный процесс. Он позитивно развивается — и это значительно здоровее, чем было раньше. А потом — может быть, через два парламентских срока — в Украине будет уже пятнадцать — двадцать партий, может, даже меньше.
— Как, по-вашему, можно ли считать недавно созданную комиссию по журналистской этике таким общественным механизмом?
— Считаю это одним из многочисленных технологических механизмов, нужных определенной группе людей для реализации своего представления о политике. Я отношусь к многим из них с симпатией и уважением. Но в любом случае я не приемлю дидактики. Никто из нас не может взять на себя функцию учителя и проводника идей морального кодекса строителя нового украинского общества. Никто не имеет права, потрясая не более чем пресс-релизом не более чем одного из двадцати международных фондов, действующих в стране, о том, что никто не получил от этого фонда грант на проведение дебатов, утверждать, что в стране выборы проходят неправильно. Это обстоятельство свидетельствует лишь о том, что никто не захотел брать денег у этого фонда на его условиях. Фонда Сороса, конкретного предпринимателя, который имеет далеко не всегда филантропические интересы, а спокойно участвует в тендерах на «Связьинвест» в России, после чего «летит» Чубайс, ссорятся Березовский и Гусинский. Это ли не влияние на внутреннюю политику суверенной страны? Я считаю нормальным спор за приватизацию, но никто не давал права одному из участников этого спора брать на себя функции «приватизатора моральных ценностей». Мы играем в пиар или в то, что называется жизнью? В жизни проигравшие и победители есть всегда, и часто они меняются местами. Это нормально — и это нужно воспринимать, как в спорте. Нельзя жаловаться, нужно уметь проигрывать и выигрывать. Стыдно говорить, что выигравший — нехороший человек и нарушил при этом правила. Пусть об этом говорит судья, для этого он и уполномочен. Не нравится судья — сцепи зубы и выиграй в следующий раз. Я не говорю сейчас о политическом зажиме, о позиции государства. Понятно, что оппозиция значительно в худших условиях, чем партии власти — я не об этом. Я говорю о тех, кто составляет общественное мнение: эксперты, политологи и журналисты. А то, что оппозиция всегда в худших условиях, это нормально. Другое дело, чтобы это было в рамках закона: чтобы не сажали, не инкриминировали «левые» дела.
«НЕОБХОДИМОСТЬ ТЕЛЕДЕБАТОВ НАМ ДОКАЗЫВАТЬ НЕ НАДО»
— Юлия Тимошенко распространяет информацию о том, что все телеканалы отказываются показывать ее рекламный предвыборный ролик, точно так же, как отказываются от проектов фонда «Відродження». Как вы прокомментируете эти утверждения?
— Про предвыборные ролики я ничего не знаю. На следующий день после того, как Ю.Тимошенко провела пресс-конференцию, в компанию, которая занимается продажей рекламы на «1+1», пришла бумага с вопросом «А можно ли размещать?» Что касается дебатов, то как можно принимать решение о концепции дебатов, если ты не знаешь количества участников выборов? На данном этапе я знаю, что есть 100 партий, которые хотят пройти на выборах. И мы поэтому должны делать 100 передач? Или одну передачу с сотней участников? Или 10 по 10? Это очень странный вопрос, как сегодня можно сформулировать концепцию теледебатов. Только потому, что фонду «Відродження» очень надо? Они все время говорят по поводу двух персонажей. Их волнуют эти двое, а остальные не волнуют? Для этих дебатов таким каналам, как «1+1», «Интер» не нужна помощь грантов. 35 тысяч долларов — не те деньги для «1+1», чтобы стоять за ними в очереди. Мы не собираемся ни на кого вешать расходы, но все то, что мы делали у себя в эфире до сих пор, плохо это было или хорошо, мы делали на свои деньги. Член совета фонда «Відродження» Александр Ткаченко на вопрос по поводу дебатов ответил, что не будет их у себя проводить. Может быть, тогда фонд «Відродження» скажет, что член его совета не хочет проводить дебаты?
— Нельзя не коснуться нового закона о теледебатах, недавно принятого ВР. Насколько практически возможно его осуществление?
— Поскольку я последовательный сторонник дебатов, то мне не нужно доказывать, что это очень хорошо. Но — требовать, чтобы тот, кто не проведет дебатов, был лишен лицензии без суда, а тот, кто не явится на них, был выведен из избирательного процесса?! А если за депутата и так проголосуют или он заболеет? У одних партий сильное место — говорящий лидер, а если есть хорошо пишущий и думающий, он тогда должен проиграть? Дебаты не являются панацеей, их придумали во времена Никсона и Кеннеди, когда считалось, что первый — интеллектуал, но «сухарь», а сильной стороной второго была обаятельная улыбка и очаровательная внешность. Поэтому дебаты там сработали. За 40 лет с того момента дебаты стали решающим институтом избирательного процесса. Иными словами, навязывая этот закон, нам хотят сказать, что не надо заниматься политической работой, строить партии, разворачивать инфраструктуру, ездить по регионам, встречаться со своими избирателями, писать толковую программу, объяснять, чем она хороша. А достаточно появиться на телеэкране, заказав парочку имиджмейкеров, красиво одеться, неплохо причесаться, выучить улыбку и произнести выступление либо многозначительно молчать.
— Построение партий, видимо, в обществе еще не до конца востребовано, а шулеры этим пользуются...
— У каждого нормального человека есть симпатии и антипатии, и в этом море разных действующих лиц мы выбираем в соответствии со своими принципами тех, кто нам наиболее симпатичен. Далее — как выбираем? Тут уже важно и телевидение, и медиа-процесс, в целом, с тем, чтобы донести в неискаженном виде то, что участники политического процесса в состоянии сказать.
— Не возникает соблазна вмешаться в законотворческий процесс? Ведь очень многие партии охотились за видными людьми в телересурсах. Как вы к этому относитесь?
— Попытки предложений были. Более того — они исходили от людей, к которым я отношусь с симпатией и уважением. Хотя предложения были как от партий, которые хотели увеличить свой ресурс, так и от тех, кто не нуждается в обеспечении своего прохождения в парламент. Просто они считают, что это было бы правильным и разумным для человека, живущего в непростой медиа-действительности. Однако я не считал бы себя полезным участником законодательного процесса. У меня есть свои симпатии, антипатии, эмоциональные подходы, у меня свои представления, как все должно быть. Другое дело, что есть люди, которые идут в парламент для того, чтобы получить все бенефиты, которые сегодня даются: защиту, иммунитет, возможность защищать свой бизнес, создавать проблемы чужому бизнесу, посылать депутатские запросы и т.д. Это не мой путь, он мне не симпатичен и занимает много времени.
— По поводу непростой медиа-действительности. Вам приходилось защищать свой бизнес. Хотелось ли все-таки увеличить ресурс власти для того, чтобы это было проще? Потому что ваши недоброжелатели воздействуют и через народных депутатов.
— Я считаю, что увеличение властного ресурса влечет за собой количество недоброжелателей. Сегодня количество наших недоброжелателей можно перечислить по пальцам. Это люди, с которыми были связаны человеческие сложности на первых этапах развития, — и здесь все понятно. Во всем остальном мы — лояльная по отношению к идее украинского государства телекомпания, чтобы вызывать надолго негативные чувства. Ситуативно могут, но надолго — вряд ли. А когда мы начинаем работать над увеличением балансового ресурса, то становимся участниками политического процесса. Это самая главная причина, почему я не иду в депутаты. Считаю, что человек, работающий в медиа и являющийся при этом участником политического процесса, невольно ставит СМИ в ситуацию конкурентной политической борьбы.
— Кто-то пытался вас использовать на этом поприще? Продюсер Роднянский получал предложения изменить что-нибудь на государственном телевидении?
— Если бы и поступали подобные предложения, то они меня бы никогда не заинтересовали, потому что я не испытываю никакого интереса к реструктуризации УТ-1, видя там многочисленные недостатки. Я не понимаю, как можно работать не в своей компании, и даже если гипотетически это себе представить, то совершенно очевидно, что это повлечет сложности за собой для «1+1», которая для меня — один из жизненных приоритетов.
— А интересы страны?
— Интересы страны для меня сегодня состоят в немалой степени в том, чтобы «1+1» был качественным и серьезным СМИ в современной Украине.
«ЛЮДИ, СДЕЛАВШИЕ СЕБЕ ИМЯ НА ШОУ НА ГРАНИ ЖЕЛТЫХ ТЕМ, НЕ МОГУТ БЫТЬ ПОЛНОЦЕННЫМИ УЧАСТНИКАМИ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА»
— Вы часто подчеркивали, что концепция вашего канала — это телевидение личностей. С «1+1» ушел М. Вересень. Нельзя ли из этого заключить, что ваша концепция дала трещину? Нет ли потребности заменить концепцию звезд на концепцию идей?
— Есть потребность в обновлении канала, что принципиально, и в появлении новых личностей. Вот эта очевидная потребность, которую я испытываю постоянно и для реализации которой будут предприняты серьезные усилия. В середине сезона будет представлено несколько новых программ и большая часть из них — с новыми персонажами. Я всегда верил в телевидение личностей, и они мне интересны. Другое дело, что с личностями происходит естественный процесс известного психологического свойства: жизнь на ТВ краткотечна для людей, для которых процесс менее важен, чем результат (а на ТВ — это главное условие выживания). ТВ является для них исключительно инструментом выстраивания себя. Превращение себя в некий продукт, который неизбежно должен быть кому-то реализован. Либо как бренд сигарет, виски, пива или конфет, но у нас это не работает. Либо как бренд определенной политической силы во время выборов. Понятно, что это не более чем продажа себя как продукта, поскольку ясно, что серьезной партии эти персонажи в массе своей, за исключением нескольких политических журналистов и политологов, не могут быть полезны. Люди, сделавшие себе имя на развлекательных шоу, созданных на грани желтых тем, не могут быть полноценными участниками политического процесса. Вот и мы переживаем период, когда определенное поколение журналистов, которые все эти годы добивались успеха, задается вопросом: «А что делать дальше?» Канал всегда готов участвовать в диалоге о перспективах развития ведущего при улучшении качества телепрограмм , но это возможно только в том случае, если человек получает удовольствие от процесса. Приходит на работу и не спрашивает, что сегодня обсуждается в эфире, а придумывает, что будет обсуждаться в эфире через неделю и заражает этим всю команду. Понятно, что пять лет с одной командой — это много, отношения могут не складываться. И вот здесь необычайно важна корпоративная лояльность, которая напрочь отсутствует в Украине — ощущение себя частью чего-то целого. Я не понимаю, как может персонаж, столь важный для деятельности, например, газеты или телеканала , параллельно вести политические игры на стороне, реализуя свой статус в компании как продукт для самопродажи . Вот этого я понять не могу. Это юридически наказуемо в определенных странах, а у нас — пока нет. Но проблема даже не в наказуемости. У нас это даже не является нерукоподаваемым . Вот это называется, говоря юридическим языком, использованием служебного положения в личных целях.
— Вы часто говорили, что трудно освещать нашу политику, в отличие от российской, потому что публичной политики мало. Изменилось ли что-то? Насколько она смотрибельна по сравнению с другими странами?
— Сегодня мы с Россией поменялись местами. Мы не видели никогда реально Устинова или Иванова, которые говорили бы на политические темы, кроме как подлодки «Курск». Сегодняшняя российская политика, если не брать во внимание игру Киселева и команды нынешнего ТВ-6, по сути намного более подковерна, чем украинская. Внутренние механизмы далеко не всегда и у нас очевидны, но она стала намного интересней. Вспомните, скажем, события в парламенте с отставкой Медведчука...
— А что такое, по-вашему, отставка Медведчука?
— Думаю, что это переход одного из самых сильных и интеллектуальных украинских политиков из инфраструктуры президентского окружения и системы эффективных действий по реализации задач, им воплощенных в интересах Президента, в самостоятельное политическое плавание. Это превращение эффективного парламентария в реального политика. И это очень существенный для страны процесс, потому что является знаком того, что политика становится у нас интересной. Мы на пороге открытых политических дискуссий. Как распорядится собой Медведчук — это, конечно, его ответственность. Мне кажется, что для него самого это необычайно позитивно: он поставил себя в ситуацию, в которой он не может не развиваться. Иными словами, будет интересно его мнение по любому поводу. Для него это огромный шанс.
— Насколько время выборов привлекательно для СМИ возможностью заработать?
— Для нас это очень плохое время. Мы зарабатываем без выборов. Выборы создают для нас определенные сложности: появляются нестандартные клиенты. Это не коммерческие клиенты, которые занимаются рекламой изо дня в день. Это те, которые хотят крутить ролики с утра до вечера, и, желательно, подешевле. С точки зрения реального заработка — это скорее хаотическая ситуация, которая несколько тормозит коммерческую рекламу в этот период. Во всяком случае для каналов-лидеров.
— Новый год как экзамен для всех телеканалов. Почему телевизор стал неотъемлемой частью праздника? Вы сами смотрите ТВ в Новый год?
— Я никогда не смотрю телевизор в новогоднюю ночь. У меня просто не получается. На Новый год ТВ смотрит поколение старше 35, потому что молодняк идет куда-то потанцевать. Выигрывают в новогоднюю ночь те, кто делает телевидение с пониманием предпочтений семейной аудитории. Ведь для массовой аудитории телевизор — это окно в большой мир. У нас телевидение смотрят больше людей, чем в западных странах, и поэтому так высока цена успеха для тех, кто готовит передачи для новогодней ночи. У нас огромный в этом году проект. Мы сделали то, что известно 40 лет отечественному зрителю под названием «Голубой огонек». Мы его сделали совершенно феерическим. Его снимали совместно с РТР на Мосфильме. Мы привезли на съемки около 100 украинцев. Это настоящий «Голубой огонек» с тостами, поздравлениями и шутками. С украинскими ведущими и самыми популярными звездами. Следующее большое шоу для российского канала будет сниматься уже в Киеве, но что это за проект, пока тайна.
