Анна Чмиль пятый год занимает должность заместителя министра культуры и искусств. Основной круг ее профессиональных обязанностей — кинематограф. Вообще, Анну Павловну можно назвать чиновником с солидным стажем: еще в советское время она работала консультантом ЦК КПУ именно по вопросам кино. Факт биографии, который сегодня многие стремятся не афишировать. К тому же в художественной среде, которая в пылкой любви к власти не замечена. В таком случае Анна Чмиль — чиновник нетипичный. В кинематографических кругах ее уважают. За широту мышления и твердость, с которой эта хрупкая женщина умеет отстаивать свои убеждения (сказывается степень кандидата философских наук и опыт преподавательской работы). За профессиональное знание и понимание кино (не один год работала на киностудии). В конце концов, и, может, это самое главное — за любовь к этому самому кино и искреннюю заинтересованность в судьбах тех, кто его создает. «Любой художник — это дарование, — уверена она, — любое дарование — это индивидуальность. Индивидуальность — это всегда противоречие социума с действительностью. Чем больше одарен — тем больше противоречий по отношению к другому. И если опуститься до выяснения отношений в художественной среде и смотреть на эти отношения с точки зрения того, что они говорят о власти, то это гибель и для самой власти, и для самих ее представителей, в частности и меня. Поэтому я оцениваю художника по способности создать художественную ценность. Это и мне позволяет оставаться самой собой, а не кем-нибудь другим. Когда меня пригласили консультантом в ЦК Компартии Украины, пришла на собеседование с секретарем ЦК Владимиром Антоновичем Ивашко. Он спросил: «А что там, на киностудии, твои хлопцы пьют, с девчатами спят?..» Я отвечаю: «И пьют, и с девчатами спят. А что вам надо от хлопцев? Создания художественных ценностей или исполнения норм коммунистической морали?» Он: «Надо и то и другое». Я говорю: «То и другое не бывает. Есть только что-то одно, но это одно — оно, собственно, и создает, оно и является характерной особенностью этого художника. Его способность создавать. А чем она стимулируется — это уже абсолютно не общественная функция».
ГОСУДАРСТВО ПРОДЮСЕРОМ УЖЕ НИКОГДА НЕ БУДЕТ
Трудно не согласиться с Анной Павловной. Но уместно ли сегодня говорить о создании кинематографистами художественных ценностей в условиях, когда кино как область производства у нас практически отсутствует? Хотя интерес к кино у зрителей огромен. В чем причина этого парадокса?
— Украина из большого кинематографического государства, в котором еще 15 лет назад снималось 60 художественных, телевизионных, игровых картин и 500 — документальных, анимационных, научно-популярных, превратилась в страну, в которой на сегодняшний день при поддержке государства и при участии государства снимается в десять раз меньше фильмов. Почему? Основная причина — это то, что реформация в Украине началась при страшном экономическом кризисе, при отсутствии законодательной базы. Всем казалось на первоначальном этапе, что достаточно сказать, достаточно захотеть и этого уже будет на самом деле достаточно, чтобы все было реализовано.
С одной стороны, художнику сказали, что он свободен, что он может создавать то, что он хочет (и слава Богу — это нормально, это закономерно), а с другой — эту вольность никак не урегулировали законодательно, не произошли изменения, связанные с функционированием этой вольности. Даже если художник в то время делал кино, оно фактически уже было изолировано, недоступно зрителю, покупательская способность которого начала резко падать. Если еще каких-нибудь 15 лет назад среднестатистический житель Украины ходил в кинотеатр 11 раз, то на сегодняшний день это 0,1 раза в год. Раньше валовой сбор от кинопоказа составлял 200 миллионов рублей, а это, считайте, больше 200 миллионов долларов. Сегодня основная форма прибыли от кинотеатрального показа стала нерентабельной. Вместе с тем государство, перестав быть могущественным продюсером (просто сняв с себя эту функцию), никак не создало протекционистской политики по отношению к тем, кто, собственно, так или иначе еще работал и, слава Богу, и сегодня работает на этом рынке.
Есть и другие причины. Мы получили возможность выбора доступа к фильму. То есть создались телевизионные каналы, и мы дома имеем возможность смотреть кино. Видеорынок также наполнился видеопродукцией, которая, к сожалению, к нам не имеет никакого отношения. Программное обеспечение телевидения к украинскому кино снова- таки не имеет никакого отношения. Мы столкнулись с проблемой, которую быстро решить невозможно.
— В чем в таком случае состоит роль государства? Не может же оно оставаться только посторонним наблюдателем?
— Мы прекрасно понимаем, что государство уже никогда продюсером не будет — это показали последние годы. Если в 1999 году было выделено всего 1,5 миллиона гривен на кинопроизводство, то вы можете себе представить, что можно снять за эти деньги. Мы производим в год где-то 5-6 художественных фильмов и до 50-ти, а в последнее время до 20-ти документальных, анимационных и научно- популярных. Конечно, обвинять кого-то в том, что так происходит — можно, но это не решит проблемы. Надо искать выход. С принятием Закона о кинематографии в 1998 году было принято несколько постановлений Кабинета Министров, которые фактически начали развивать отношения на кино- видео- и телерынке. Прежде всего было утверждено Постановление Кабмина о государственном удостоверении на право публичного показа. Этот документ сегодня единственный в Украине, регламентирующий публичный показ. С другой стороны, было принято постановление о поддержке национальных фильмов в продюсерской системе, рамках участия государства в поддержке и финансировании проектов не только на государственных студиях, а и тех, которые реализуются на частных видеостудиях в Украине. На сегодняшний день таких постоянных киностудий, с которыми сотрудничает Министерство культуры, — 12. Проект программы кинопроизводства при участии государства, который мы планируем на 2002 год, составляется при участии продюсеров, работающих на этих студиях. Это тот первый шаг, который сделало государство для того, чтобы к средствам, которые оно выделяет на потребности кинопроизводства, можно было бы привлечь и внебюджетные средства. Конечно же, этого очень мало.
ИСКУССТВО ТРЕБУЕТ ПРОТЕКЦИИ, ИЛИ ПОЧЕМУ У КУЛЬТУРЫ НЕТ ЛОББИСТОВ
— Для того, чтобы процесс развивался, надо сделать так, чтобы государство реализовывало протекционистскую политику по отношению к кино и к искусству вообще. На мой взгляд, да и не только на мой, и мировой опыт свидетельствует, что надо сделать очень гибкую систему налогообложения как самого кинематографа, так и тех структур, предприятий и организаций, которые вкладывают средства в поддержку культуры и искусства. На сегодняшний день это в Украине не поддерживается и не реализуется. Уже 10 лет, говоря о рынке, мы этот рынок все равно централизуем. Посмотрите, бюджет формируется за счет сбора всех средств, которые имеются в местных бюджетах, центральном бюджете и, как правило, после этого начинается распределение. С точки зрения справедливости и государственной политики, связанной с этой прозрачностью, может это и мотивировано и объективно. Но это приводит к тому, что идет однозначная линия финансирования, не предусматривающая никаких других моментов. Например, я веду разговор с потенциальными инвесторами или с теми, кто хочет вложить деньги в кинематограф. Когда формируется бизнес-план, то вы понимаете, что там надо все описать, четко и ясно показать, возможен ли возврат средств. А если невозможен — то почему. Если кинотеатральный показ в Украине нерентабелен, то понятно, что вложение средств в кинематограф сегодня нерентабельно. Весь мир собирает средства на второстепенных рынках сбыта. Даже в Америке театральный показ — это одна треть прибыли и две трети — телевизионный показ и видеокассеты, распространяющиеся по всему миру. У нас это нереально, так как телевизионным каналам (я их тоже понимаю) лучше купить за 100 долларов право показа фильма, чем вложить 100 тысяч долларов или даже 100 тысяч гривен и быть его совладельцем. Пока мы не решим кардинально эти вопросы, говорить о концепте возвращения Украины к общим признакам кинематографической державы невозможно.
— А что можете вы как чиновник и Министерство культуры как структура?
— Прежде всего, мы разработали целый пакет документов, связанный с реализацией. И собственно, выписали в нем основные параметры государственной культурной политики в области кино. В существенном моменте они были реализованы в Указе Президента «Об основных направлениях развития в области кинематографии до 2005 года», который вышел в сентябре прошлого года. Для выполнения этого Указа уже введен целый ряд законов и подзаконных актов. На сегодняшний день на рассмотрении в министерствах и ведомствах находится закон «О сборе на поддержку национальной кинематографии». Этот закон состоит в том, что мы никому не можем запретить действовать на нашем рынке — это по правилам международной торговли, по правилам цивилизации, это не тот момент, с помощью которого можно что- то решить. Этот закон предусматривает сбор с иностранной кинопродукции на всех уровнях, начиная от театрального показа и от показа на телевидении определенного процента (это от 5 до 10 процентов стоимости кассеты, стоимости кинотеатрального билета и 5 процентов стоимости рекламы на телевидении во время демонстрации иностранного фильма), на нужды кинематографии. По подсчетам (только то, что лежит на поверхности, то есть то, что, по крайней мере, подлежит учету), если ввести этот закон, можно было бы привлечь в кинопроизводство дополнительно около 50 миллионов гривен. Итак, речь идет с одной стороны — о внедрении этих правил игры на огромном кино-видеорынке, а с другой — о поддержке национального кинопроизводителя. Безусловно, пока мы не решим вопрос с гибкой системой налогообложения — и учреждений культуры, и кинематографа, и, в частности, производителей кино — до того момента ничего не будет. Так как национальный фильм, пока дойдет до зрителя, четыре раза облагается налогом на добавленную стоимость.
— Много надежд связано с законом о меценатстве. Какова его судьба?
— На сегодняшний день у нас уже есть Закон о благотворительности и благотворительных организациях. В нем отражены некоторые моменты, связанные с уменьшением процента налогообложения (где-то на 2 процента) тех средств, которые были вложены инвестором или там бизнесменом в культуру. Но на практике он кардинально не меняет ситуацию. Сейчас в Верховной Раде рассматривается во втором чтении (в первом уже прошел) закон о непредпринимательских организациях, которые действуют и в области культуры в том числе. Цель этого закона — уменьшение налогового давления на прибыль, которую получает эта непредпринимательская организация в соответствии со своим уставом. То есть это медицина, это наука, это образование, это культура. И третий момент — это сам закон о меценатстве. К сожалению, на сегодняшний день есть несколько его вариантов. Он только на подступах к своей легализации.
— Какими вы видите сегодняшних меценатов? Можно ли их поставить на один уровень с Терещенко?
— К сожалению, мне не приходилось видеть ни одного украинского мецената, которого можно было бы поставить на один уровень с Терещенко и другими. В том понимании, как они действовали тогда, какие средства вкладывались, какая, собственно, при этом цель ставилась. Правда, у нас не закончился процесс первичного накопления капитала, когда каждый действует по собственному усмотрению, когда перед человеком стоит выбор: или себе, или кому-то. При таких обстоятельствах трудно говорить, что дадут кому-то и притом дадут существенно, а не просто 2-3 рубля. Они помогают при проведении фестивалей «Молодость», «Стожары», «Крок». Но это небольшие суммы денег, которые складываются в общий бюджет.
— Предположим, отечественные меценаты еще не имеют внутренней потребности в благотворительных делах. Государство хочет поддержать культуру, но не может. Ну, а парламентарии? Неужели у Министерства нет лоббистов в Верховной Раде?
— Их очень мало. Если даже в Комитете по вопросам культуры и духовности далеко не все являются лоббистами министерства. Точнее — культуры вообще и искусства в частности. К сожалению, принятие многих законов носит меркантильный характер: они нужны здесь и сейчас. Например, так и не принят в окончательном варианте закон о льготном налогообложении книгоиздательства в Украине, для того чтобы он заработал на рынке. Я думаю, что поскольку ситуация такая, какая она есть, и в печати об этом много говорят, и общество возмущено, то закон будет принят и будет действовать. Но это только книгоиздательство. Со всеми другими видами искусств такая же ситуация — и с кино, и с музыкой, и с прессой... В обществе такая ситуация, что у культуры, к сожалению, нет лоббистов.
ВЛАСТЬ НАВОДИТ МОСТЫ. ТЕЛЕВИЗИОННЫЕ
— До 1991 года культура развивалась в политическом контексте: одни склонялись к тому, что она находится в резервации, другие считали, что у нее пик расцвета. Между этими крайними оценками за десять лет можно уже оценить то, что было. Но почему, на ваш взгляд, кроме бедности и упадка экономики, период независимости не ознаменовался ничем таким, что можно было бы считать культурным явлением нового осмысления времени?
— Я могла бы возразить. Например, для меня фильмы Киры Муратовой — явление украинской и мировой культуры, хотя ее и обвиняют, что она к Украине не имеет никакого отношения. Это явление состоит в том, что она ставит социальный диагноз обществу. Она собственно человечество предупреждает: если оно не перестанет обесчеловечиваться, то у него нет никакого будущего. Ее фильмы один за другим составляют огромное полотно, которое констатирует общую тенденцию того, что с нами происходит. Сегодняшняя мировая культура повернута к постмодерным методикам, суть которых состоит, с одной стороны, в фиксации противоречия между цивилизацией и культурой (то есть: а что дальше, если возможное это «дальше», то какое оно), а с другой — обесценивание общечеловеческой системы ценностей и координат. Кира Муратова опережает те проблемы, которые нас ждут.
— Но есть и другие примеры. Как раз кричащим примером неспособности и нежелания осмыслить время является проект Монумента Независимости на Крещатике. Каково ваше личное отношение к нему?
— Нужно констатировать, что решение принято и на площади Независимости он строится. На мой взгляд, произошло так по многим причинам. Одна из них — это то, что все, кто принимал решение, связанное с реализацией памятника, — это люди с социальным опытом таким, какой он есть. То есть привыкли к огромным формам предшествующей эпохи, к фиксации какого-то величия, могущества в однозначных измерениях. Хотя конкурс проводился несколько лет и были привлечены известные художники, архитекторы и ученые, однако он засвидетельствовал, что новых идей не было. На мой взгляд, вторая причина в том, что мы сегодня еще даже не осознали себя — не только на индивидуальном уровне, но и на уровне социальном и общемировом. Поэтому, чтобы обобщить культуру в знаковом моменте, знаковой сути — для этого надо стать над процессом. А мы сегодня как раз в процессе, в котором все это происходит. То есть происходят эти изменения, этот перелом не только на общественных уровнях, но и на индивидуальных: смена ценностей, ориентиров, рождение нового, отмирание старого. Оно настолько неоднозначно, настолько болезненно, настолько не поднялось, не выверилось до такого общего осознания и общего определения в знаковый момент, что и дало такие последствия. Вот я и думаю, что как в той библейской истине: нужно не меньше сорока лет для того, чтобы уничтожить рабов в самих себе, а с другой стороны, чтобы приобрести другой опыт мировосприятия, осознания и осмысления всего этого в художественной ценности.
— Как известно, уже подготовлен Проект поручения Президента Кабинету Министров о создании государственной теле- и радиовещательной компании «Государственный телевизионный канал «Культура». Почему он будет носить такие параметры?
— Только потому, чтобы потом можно было каким-то образом привлекать внебюджетные средства. На сегодняшний день есть незанятые частоты у Министерства обороны, которые не используются и покрывают всю территорию Украины. Я думаю, что канал будет создан. Так как ситуация настолько назрела и перезрела, что мы сегодня фиксируем, грубо говоря, оторванность власти от народа. Недавно я была в прямом эфире на радио «Ярославів вал». Рассматривалась проблема насилия и жестокости на экране. Не можете себе представить, сколько люди надавали мне пощечин, притом — абсолютно аргументированных. Дескать, на сегодняшний день власть изолировала себя от народа, а вы как Министерство культуры — тоже представители власти. Культурная политика — это государственная политика, и у вас на сегодняшний день нет другой формы доступа продукции, которая сделана в Украине, к зрителю, кроме как через телевидение. Исполняет ли оно просветительскую миссию, способно ли взять на себя миссию компенсаторной роли в реализации общего контекста жизнедеятельности общества? Если каждый из нас каждый день в реальной жизни встречается с проблемами, то каждый нормальный человек должен найти себе какую-то опору, которая бы давала тебе возможность поступать так или иначе. Как правило, для этого всегда существовали культура и искусство. У нас этого нет. Когда в начале перестройки весь народ смотрел «Марию», то я поняла, что он смотрит не потому, что такой безграмотный, что не видит художественных качеств этого фильма. Но там были простые житейские истины, связанные с общерелигиозными принципами — заповедями добра и морали, которые так необходимы на раздорожье, когда система ценностей нивелирована. Если проводить аналогию, то мы оказались в ситуации, которая была в годы великой депрессии в Америке, когда был создан так называемый кинематографический кодекс чести, предусматривающий, что не будет «чернухи» и публикации негативных фактов в газетах, не будет демонстрирования на экранах того насилия, которое фактически есть в реальной жизни, то есть начала формироваться позитивная идеологема и какая-то вера в будущее. Безусловно, что переносить тот опыт и говорить, что у нас сегодня то же самое — нельзя, но и не воспользоваться им — тоже нельзя.
— Но известно, что упомянутый вами Кодекс Хейса очень скоро из сдерживающего фактора превратился в вызывавший протест и сковывавший свободу творчества. Где эта граница: это делать художнику можно, а это уже надо запретить?
— В принципе ее нет. Здесь есть определенная условность и относительность к уровню развитости самого общества. То есть общество формирует себя и формирует этот кодекс. Безусловно, на определенном этапе все новое становится старым и оно превращается в тормоз для развития нового. Поэтому, чтобы я не стучала кулаком и не запрещала, и чтобы у меня такого права не было — стучать кулаком, демократическое общество вырабатывает разные параметры для ограничения власти одного — с одной стороны, а с другой — чтобы ограничить правду одного. Мы сами должны это урегулировать. В той же Америке кодекс чести на телевидении остался. Широкая публика там не видит ни жестокости, ни порнухи, ни чернухи.
— Вы предлагаете ввести подобное и на нашем телевидении, которое сегодня является основным поставщиком визуальных зрелищ?
— Я придерживаюсь точки зрения, что это необходимо каким-то образом урегулировать. Я не могу посягать на вашу свободу, а вы на мою, если я хочу посмотреть порнуху. Это мое право. Но если эта порнуха будет распространена для всех и выбора ни у вас, ни у меня не будет — это же и есть посягательство на нашу с вами свободу. Сегодня происходит именно так. ТВ ограничивает мой выбор: я хочу посмотреть украинский фильм, а вынуждена смотреть то, что показывают.
В ПОИСКАХ ПАРАДЖАНОВЫХ
— На сегодняшний день, что более актуально — большая киноиллюзия в украинском варианте (на манер «Просто Марии») или новые Параджановы?
— Я думаю, что все-таки Параджановы, поскольку это та основа, на которой мы стоим, но которой не понимаем. Сегодня, на мой взгляд, таким «Параджановым» может быть Лесь Санин, который обратился к глубинному этносу, к аутентике, к тому пласту культуры, который является основанием для дальнейшего развития, но о котором мы уже забыли. И даже на знаем, и не представляем. В потоке конца ХХ — начала ХХI века мы настолько бежим и пропускаем существенное, что способны только на восприятие информации. Более того, сегодня в философии появился такой термин, как загрузка памяти, то есть существование в мире не реальном, а искусственно созданном. Для того, чтобы уберечь культуру как сущность и развивать культуру, способную вести диалог с другими культурами, нужны только Параджановы. Они заставляют нацию думать о себе, находить параметры своей самореализации.
— Во время недавней рабочей встречи министра культуры России Михаила Швыдкого и Богдана Ступки было в частности договорено, что Россия частично будет финансировать украинские, можно сказать, мегапроекты «Богдан» и «Мазепа». Это довольно странно. Ведь даже в Украине восприятие фильма Юрия Ильенко не однозначно. И касательно трактовки исторических событий. И касательно размера бюджета, учитывая наше малокартинье. Вы, вероятно, слышали эти упреки. Ваше отношение к ним?
— Если говорить о Швыдком, то у него интерес очень прагматичный. Он прекрасно понимает, что Украина на сегодняшний день — это потенциальный рынок для кинематографа российского. И что бы не говорили, что в Европе нас ждут — никто нигде нас не ждет. Для того, чтобы туда пробиться, надо прилагать усилия и средства. Здесь же можно прийти просто так. Но если это совместное производство, то зеленая улица и тут, и там. С другой стороны, он как разумный политик понимает, что если он внесет часть государственных средств в реализацию этих проектов, то он будет влиять на трактовку этих исторических событий. Понимаете, я не знаю, какой бы вышла картина Ежи Гоффмана «Огнем и мечом», если бы там не было Богдана Ступки — неизвестно какими бы там этих украинцев нарисовали. Я думаю, что участие Ступки и других наших актеров было сдерживающим фактором в трактовке исторического события и отображении его на экране. Думаю, что россияне при принятии этого решения также руководствовались этим моментом. Швыдкой наслышан, как и наша публика, о фильме «Мазепа». Я думаю, только наша бедность на сегодняшний день развернула эту дискуссию и обвинение, что дали 10 миллионов Ильенко. Художник, создавший такое количество национально направленных фильмов, имеет право на реализацию собственной концепции по отношению к роли и месту Мазепы в истории становления украинской независимости. Этот фильм построен на художественном осмыслении, до некоторой степени даже на метафоре. Я думаю, что критикуют Ильенко и будут критиковать за то, что там не расписано, что Мазепа тогда был там или там... Но суть искусства как раз и состоит не только в воспроизведении, но и в осмыслении. Умберто Эко правильно сказал, что история нации ценна только тогда, когда дает ответ на сегодняшние проблемы. Иначе она никакого смысла не имеет.
— С кем и с чем вы связываете свои надежды относительно перспектив развития нашего кино?
— Случилось так, что поколение сегодняшних сорокалетних, сделав удачные дебюты (это и Андрей Дончик, и Александр Денисенко, и Галина Шигаева, и Володя Тихий, и Тарас Денисенко и многие другие), фактически выпали из кинопроцесса. На сегодняшний день удалось создать ассоциацию молодых кинематографистов и вернуть этих людей в кинопроцесс. Сегодня они фактически все в запуске. С другой стороны, появилась когорта молодых, таких, как Олесь Санин, документальная лента которого «Грех» стала призером на многих международных кинофестивалях. Таких, как Оксана Чепелик, которая олицетворяет собой не только кинохудожника, но и художника изобразительного искусства, картина которой «Язык политиков» тоже стала призером многих международных кинофестивалей, и она сегодня снимает картину по сценарию Оксаны Забужко. Таких, как Мирослав Слабошпицкий — это тоже молодой выпускник Театрального института, кинокафедры режиссуры, ставший победителем конкурса сценариев, который проводил канал «1+1»; он предложил два своих кинопроекта, и мы их реализуем. Это и целая когорта документалистов и аниматоров. Они абсолютно по-новому относятся к этой действительности, к своей профессии, к своему месту в этом мире и, собственно, к своей самореализации. Ведь если на сегодняшний день кинорежиссеры старшего поколения требуют от государства средств, то молодое поколение само ищет деньги, способно привлекать внебюджетные средства. Практически все в одинаковых условиях, но, на мой взгляд, молодые более настойчивы в достижении цели, более самоорганизованы, у них нет того социального опыта старшего поколения, который стал сегодня тормозом в реализации многих моментов, связанных с искусством. Поэтому молодое поколение дает основания думать, что появится новая эстетика кино, фильмы, которые по-другому будут обобщать эту действительность, и наконец будут рождаться художественные ценности, связанные с именами, которые были в украинском киноискусстве, — это Александр Довженко, Сергей Параджанов, Иван Миколайчук, Леонид Осыка и многие другие.
