Кинокомпания «Сота синема групп», возглавляемая киевским продюсером Олегом Коханом, активно работает в украинском кинематографе всего три года, но имеет впечатляющий список достижений. Кохан выступил продюсером последних фильмов Киры Муратовой («Два в одном», «Мелодия для шарманки»), Романа Балаяна («Избранник», «Райские птицы»), Отара Иоселиани («Шантрапа»), Кшиштофа Занусси («Сердце на ладони»). Игровой дебют известного документалиста Сергея Лозницы «Счастье мое» впервые в истории отечественного кино был отобран в основной конкурс Каннского фестиваля и был хорошо воспринят как зрителями, так и ведущими западными критиками.
Олег Кохан ответил на вопросы «Дня» о своем пути в кино, о проектах его компании, о настояшем и будущем украинской кинематографии.
— Как ты пришел в киноиндустрию?
— Все возникает из увлечений. Я в детстве любил делать три вещи: играть в футбол (я этим профессионально занимался в школе), читать книги и смотреть кино. Всегда возникало такое стремление: cтать причастным к этой тайне, когда ты можешь посредством экрана переместиться в другой мир — это на первом этапе, неосознанное, эмоциональное; а со временем меня заинтересовала и возможность высказывания, возможность через авторский кинематограф поделиться своим отношением к жизни.
— Хотелось ли поначалу стать актером, режиссером?
— У меня никогда не было соблазнов по поводу актерства. Интересна и режиссура, и менеджмент. Понимание того, что стоит за одним и другим, вызрело непосредственно на кинофестивале «Стожары». И я принял решение стать частью механизма создания кинематографа. Однако, учитывая, что каждый режиссер должен найти своего продюсера, желательно успешного, я решил начать с главного.
— Имеешь ли ты формальное кинообразование?
— Была попытка. Поехал поступать на первые ВГИКовские продюсерские курсы, но когда прочитал программу, то понял, что был прав Тарантино, который сказал, что лучше потратить шестьдесят тысяч долларов на собственный фильм и получить практический опыт, чем потратить те же деньги на какое-то образование. Я теоретическую базу уже имел, а в той программе не было маркетинга, рынков, и преподавать это было некому, по большому счету. Да и такой профессии, как продюсер, в советское время не существовало. Тут как в хирургии — пока всех внутренностей своими руками не коснешься, ничего не поймешь. Потому я принял решение, что буду проходить свою школу: снимать кино за собственные деньги, получая таким образом опыт.
— Кстати, а откуда ты взял деньги на столь хлопотное дело?
— У меня был ряд компаний, отдельно реализованных как бизнесы в различных сегментах кинопроизводства: рекламы и постпродакшна. Так что имелся свой капитал, позволявший начать кинопроекты. Во-вторых — государственная помощь Службы кинематографии, которая поддержала многие наши проекты, за что я им искренне благодарен. Надеюсь, в ближайшее время сюда подключатся дистрибьюторы, каналы, прокатчики и другие участники индустрии, которые во всем мире обеспечивают финансирование новых фильмов.
— Барская, то есть чиновничья, любовь переменчива...
— Тем не менее, мы уже с шестью министрами работали, думаю, сможем находить аргументы и дальше.
— Каким был твой первый проект?
— В Москве как пробу пера сделал телесериал, чтобы понять, как работает сам производственный механизм. А первый большой художественный проект, самостоятельный и полноценный (со всем спектром продюсерских задач: создать событие, обеспечить участие в фестивалях и коммерческий прокат) — «Два в одном» Киры Муратовой.
— Ты работаешь с серьезными, знаменитыми режиссерами — насколько легко добиться их доверия?
— Может, для кого-то есть сложность, для меня же это огромное удовольствие и жизненная удача — общение с такого рода людьми. Да, есть психологические особенности, ведь это уникальные личности, я бы сказал, эпохального масштаба. Я прошел совершенно замечательную школу, общаясь со столь выдающимися мастерами, как Муратова, Балаян, Занусси, Иоселиани.
— К каждому, очевидно, был нужен свой особый подход?
— Безусловно. Разные личности по творческим приоритетам, художественным акцентам и мировоззрению. В этом была основная задача — найти общий язык. И каждый раз удавалось установить диалог между продюсером и режиссером.
— Может быть, это профанный вопрос, но ты поддерживаешь дотационное, авторское кино, которое не окупает себя, — по крайней мере, в ближайшей перспективе. А как же прибыль — ты ведь все-таки бизнесмен?
— У нас принято ставить во главу угла американскую модель продюсирования кино, что является — и я в который раз это подчеркиваю! — глубоко ошибочным. Кинопродюсер необязательно вкладывает свои средства. Скорее, это человек, умеющий привлекать на проект средства из разных источников. Это могут быть взносы как государственные, так и из фондов, деньги телевизионных каналов, спонсоров. Мы занимаемся таким кино, которое, как многие уже признали в мире, отображает культуру, страну и участвует в диалоге наций. Весь мир это понял, даже в США существует специальный дотационный фонд для кино как искусства. Это даже не тема для дискуссий, это аксиома. У нас почему-то до сих пор обсуждают, какое кино нам снимать. Если мы будем только развлекаться — отучимся думать. Наверно, никто не сможет вспомнить развлекательные журналы начала века, которые очень напоминают сегодняшние фильмы-однодневки: закончился прокат — забыли. Зато есть «Идиот» Достоевского и «Война и мир» Толстого в литературе, а кино — «Восемь с половиной» Феллини, «Зеркало» Тарковского, «Земля» Довженко. Возникает вопрос — чего мы хотим и надо ли об этом думать.
— Думать надо, но и зарабатывать как-то тоже необходимо.
— Мы работаем в сегменте артхаусного кино, который и в Европе, и в мире успешно существует. Это кино прокатывается, имеет стабильного зрителя. Оно намного более развито, чем на нашей территории, что обусловлено количеством кинотеатров, общей гуманитарной политикой. Это кино финансируется, продается и смотрится. Кроме того, в Европе, в той же Франции, существуют два критерия: фестивальный успех и кассовые сборы. По этой системе продюсер набирает баллы. Если твоя картина попадает на фестиваль класса «А», то продюсер получает вознаграждение за этот фильм или преференции на свой будущий проект. Так этот механизм работает, и мы уже на европейском рынке финансирования имеем высокие рейтинги, потому что наши проекты в Венеции, в Каннах, в Риме не только участвовали, но и побеждали. За 4 года — более 50 призов. С другой стороны, уже перед каннской премьерой «Счастья моего» на нас вышли несколько крупных европейских каналов с предложениями насчет сотрудничества в следующих проектах Сергея Лозницы. А уже после Канн «Счастье мое» было продано на 20 территорий в Европу, США, Израиль. Уже есть факты, успешность стратегии доказана.
— Почему фильм Лозницы имеет такой успех?
— Причина в том, что это действительно произведение искусства — мощное, содержательное, смелое, хлесткое. Когда я читал первый вариант сценария, уже было понятно, что это сделано талантливо, с любовью, с понимаем и знанием профессии, что есть не просто игра в кино, а суть — понимание органики искусства. Плюс уже существующий бэкграунд режиссера в документальном кино. Для меня это большое человеческое и профессиональное счастье — работать над такого рода фильмами. Они обогащают, развивают, дают силы и вдохновение для следующих проектов.
— Когда ищешь средства — приходится ли самому быть артистом? Какие качества нужны?
— Для меня первым пунктом для преодоления всех этих непростых барьеров является одержимость и влюбленность в проект, стопроцентное в нем растворение. Ты одержим точно так же, как и авторы фильма. И потому можешь даже в безысходных вариантах находить решение. Я дышу проектом, я понимаю, что уже не сделать его я не могу, он уже как потребность. И еще, конечно, — собственный профессионализм, профессиональная команда, владение ремеслом, которым ты занимаешься.
— Будешь ли ты поддерживать молодых режиссеров, дебютантов?
— У меня обширная библиотека данных по выпускникам и студентам Университета имени Карпенко-Карого и другим молодым режиссерам. Но это не может быть только на плечах молодой компании, здесь необходимо участие государства. Наш рынок должен осознать, что, не открывая новые имена, мы останемся некими перекати-поле, которые живут французским, американским, японским мировосприятием, ничего не зная о себе. Нам не хватает знаний — о себе, о стране, о людях рядом с нами. Обрати внимание, что за 20 лет Лозница впервые попытался осмыслить сегодняшние реалии таким образом — и какой отклик получил. А так — мы о себе не знаем. Что до дебютантов, то сейчас у нас в разработке фильм «Фуга Мортис» Кирилла Михановского. Это молодой кинематографист, который получив образование в нью-йоркской киношколе, свой первый фильм «Сны о рыбе» презентовал на Каннском МКФ. Картина очень интересная, амбициозная, снимается на Кубе, пока приостановлена из-за кризиса. А полноценно работать с украинскими дебютантами мешает еще и образовательная проблема. К сожалению, студенты, получившие европейское кинообразование, качественно отличаются от наших. Это проблема не денег, а недееспособной образовательной системы. Нужно это признать и начать реформу кинообразования в системе всей отрасли. К примеру, на Западе учат всему — от азов съемки до ведения переговоров. Этого мы напрочь лишены, не говоря уже о том, что также полностью отсутствуют коммуникационные площадки, где студенты могли бы общаться со старшими коллегами, с представителями различных профессий рынка.
— Появятся ли когда-нибудь в каталоге кинокомпании «СОТА» фильмы, снятые на украинском?
— Естественно. На сегодня большинство сценаристов и режиссеров, актеров — это россияне, и языковой приоритет очевиден. У нас в планах — экранизация украинской классики и современной литературы, где творческая составляющая будет со старта украиноязычной. И не забываем о свободе выбора каждого автора. Кроме того, реалии рынка тоже диктуют свои условия. У нас на сегодня около 200 кинотеатров функционирует — мизер для страны масштаба Украины. Где прокатывать это кино? Отсутствует лоббистская программа со стороны государства. Об этом всем уже давно известно. Каналы не покупают. В таких условиях первый рынок, на который ты заинтересован выйти — российский: с бюджетами, кинотеатрами и телеканалами. Есть объективные рыночные условия. Давайте изменим их, поддержим финансово национальное кино на украинском — и вопрос языка исчезнет. Кроме того, меня интересует не язык, на котором снято — это, повторюсь, проблема государственной поддержки, — а вопрос киноязыка. Авторы должны думать при создании фильма о киноязыке, который у нас как следует не освоен. Мы находимся на очень отдаленной периферии кинопроцесса — это начинаешь понимать, когда становишься активным игроком мирового рынка.
— Можно ли выйти из этой ситуации?
— Да. Нужно, как и все государства, столкнувшиеся с данной проблемой, провести комплексную реформу. Потому что финансированием лишь одного из сегментов рынка этот вопрос не решается. Да, наконец-то принят закон о поддержке кинематографии и внесены, что немаловажно, поправки в Налоговый кодекс. Приняли бюджет, в котором ощутимо увеличены расходы на кинематограф: 122 миллиона гривен. Это не панацея, но все же, ведь бюджет этого года не позволял даже долги выплатить за 2009 год. И еще, надо говорить об активном подключении бизнеса. В России за год денег банков и корпораций потрачено на кино больше, чем на всю культуру за всю историю независимой Украины. Необходимо перейти в качественно иное измерение. На бюджетное кино в Украине должно тратиться минимум 40—50 миллионов евро. Для европейской страны с 46-миллионным населением необходимо производить хотя бы 30 картин, не говоря уж о том, что нужны 1000 кинотеатров, не менее. Давайте достигнем хотя бы этого уровня — а потом будем смотреть, по какому пути будет развиваться Украина как кинематографическая держава.
— Другой пласт проблем — прокат. Я заметил, что у фильмов «СОТЫ» с регулярными показами в кинотеатрах постоянные сложности. В частности, до сих пор широкий зритель не видел фильм Лозницы.
— «Счастье мое» обязательно выйдет в прокат. Некоторые задержки обусловлены кризисом. Кроме того, во Франции дистрибьютор, купивший права на «Счастье мое», получил от специального фонда на печать копий, на полиграфию, на пиар 80 000 евро. В Германии — 65 000 евро. В каждой стране есть фонды, специально занимающиеся поддержкой проката. Это не входит в бюджет фильма. У нас все это, к сожалению, за счет продюсера. Не все дистрибьюторы готовы печатать копии и вкладывать деньги в рекламу. Кинотеатры являются коммерческими предприятиями, им выгоднее поставить «Гарри Поттера» или «Аватар», нежели неоднозначный фильм, который заставляет думать. На пальцах одной руки можно посчитать все кинотеатры страны, которые действуют иначе. В неоднократно уже упоминавшейся Франции — обратная ситуация: в Париже столько артхаусных кинотеатров, сколько кинотеатров во всей Украине. Это не считая телеканалов, которые показывают авторское кино. У нас же пока в почете развлекательное кино.
— Каковы твои продюсерские планы?
— Мы сейчас работаем над громким международным проектом «Футбол, любовь моя». Сознательно сохранен отсыл к фильмам «Париж, я люблю тебя» или «Нью-Йорк, я люблю тебя». Это киноальманах о футболе. Ведь в 2012 году у нас Евро, а в 2013—150-летие футбола. Понятно, что для меня футбол — не просто игра, я сам играл в юношеский футбол и, неудивительно, что захотелось объединить эти две свои страсти — кино и футбол. Когда начались такие альманахи, я понял, что это подходящая форма, ведь многогранность игры можно как раз показать через разные точки зрения: глазами тренера, зрителя, игрока, чиновников, даже мяча или штанги... Показать, что это больше чем игра — это религия, политика, жизнь. Не могу пока назвать имена — идут переговоры, — но 5—6 громких имен уже гарантированы.
Также обсуждаем новые фильмы Киры Муратовой, Романа Балаяна, Сергея Лозницы. Плюс упомянутая выше «Фуга Мортис» Кирилла Михановского. Кстати, этот фильм хоть и снимается на Кубе, но по сути повествует о нас в 1990-е. Ведь сейчас на Кубе происходит то, что у нас было тогда — уходит поэтическая эра социализма, надвигается капитализм, через призму сегодняшних событий возникают многие параллели. Еще в обозримом будущем мы объявим о большом историческом фильме по произведению классика украинской литературы. Надеемся, что этот фильм может стать эпохальным с точки зрения зрительского кино — как в свое время стал «Огнем и мечем» для Польши, «Монгол» для Казахстана. Большой, многомиллионный совместный проект — это единственный путь сделать его успешным у зрителей. Хотели бы поддержать дебютантов и активно к этому готовимся, но их предложения требуют доработки. В целом, мы готовы делать 5—6 картин в год самостоятельно и еще несколько копродукций.
— Каким ты видишь свое личное будущее через 10—15 лет? Все сидишь в офисе и продюсируешь?
— Прелесть моего ремесла заключается в том, что сегодня ты можешь быть в Безугловке, спасать съемочную площадку в 26-градусный мороз, а буквально через неделю стоять на сцене и получать приз. Огромная амплитуда этой профессии меня очень вдохновляет. Если говорить о будущем, то я хочу, чтобы наше кино стало полноценно работающей отраслью с большим количеством молодых дарований и громкими именами. Я вижу это не как мечту, а как цель в случае проведения нужных реформ — явление украинского кинематографа в европейском и мировом контексте, как в свое время прозвучало иранское, корейское, румынское кино. Я верю, что это вполне в наших силах — дать миру украинский новый кинематограф — новые имена, новый язык, новую зрелость. И, конечно, хотелось бы, чтобы существовали качественные коммерческие проекты, стоящее зрительское кино.
— Есть ли у тебя увлечения кроме кино?
— Профессия продюсера включила в себя такое количество разнообразных умений и новшеств, что не отличить уже работу и развлечение. А так — футбол, — это мое спортивное прошлое, время от времени гоняю мяч для поддержания формы, и еще активно с сыном сражаемся в шахматы, это семейное хобби, вся семья играет.
