В интервью, датированном 1994 годом, сразу после избирательной кампании, которая привела его к власти впервые, Сильвио Берлускони открыл секрет своего успеха: «У меня есть много денег — и итальянцы хотят иметь много денег, у меня есть женщины — и итальянцы любят женщин, я владелец одного из лидирующих футбольных клубов — и итальянцы любят футбол». Его честное признание, которое было скрыто в течение довольно длительного времени и заново найдено благодаря недавно отснятой документальной ленте, раскрывает тайну симпатии избирателей к политической предвыборной программе Берлускони. Он никогда не был заинтересован ни в том, чтобы презентовать себя, ни в том, чтобы презентовать свою программу элитарным способом. Сломав традиции, существовавшие со времен основания Итальянской Республики (1948), Берлускони выдвинул политическую программу, не имевшую целью быть ориентиром, возвышающимся над итальянским народом, зато стремящуюся быть такой, которая будет идти с ними в ногу и указывать на их недостатки, и таким образом станет средством идентификации. Сделав это, кроме всемирно известной репутации «Великого актера», он заявил о себе в качестве мощнейшего итальянского социолога со времен Второй мировой войны. Он действительно в совершенстве знал итальянское общество, он вызывал недовольство людей со спорными вкусами, и он принес их в измерение публичной морали, осуждая то, что до тех пор было запрещено политическим классом как не соответствующее нормам морали и неуместное. Кроме того, он позволил, чтобы они стали моральными принципами не только в частной, но и в политической сфере. Таким образом, благочестивое и отсталое общество, каким до того было итальянское, приблизилось к современности. То, что до той поры было запрещено ввиду несоответствия нормам морали, начало быть приемлемым, и в конечном счете стало образцом. Берлускони не только понимал и направлял итальянское общество с тем, чтобы иметь от этого избирательные преимущества, он также гарантировал это страшное modus vivendi — временное урегулирование, о котором сообщают итальянские и международные средства массовой информации.
Кроме того, каждый раз, когда возникала проблема, а за 20 лет пребывания на должности страна столкнулась со многими, он превращал ее в безотлагательную, легитимируя свою сильную личность и преподнося себя как героя, спасающего родину (это еще одна черта, которая, как учит нас история, очень нравится итальянцам). И не имело значения ни то, что «так называемая» неотложная ситуация была создана из-за несоблюдения самими итальянцами принципа, что «болезнь легче предупредить, чем ее лечить», о чем было известно Берлускони, и он сам этим не раз злоупотреблял, ни то, что такие неотложные ситуации обеспечивали лишь краткосрочные правительственные перспективы. Берлускони действительно искал такой подход, потому что он позволял ему достичь лучшего консенсуса и высшего уровня популярности, делегируя проблемы, те серьезные проблемы, а не их искусственное медийное освещение, следующему правительству.
В такой ситуации Марио Монти пришел к власти. Действительно, когда практика решения «так называемых» безотлагательных ситуаций и ее сокрушительные последствия для страны уже были на грани взрыва, его отступление было неминуемо. Отступление, в соответствии с тем, о чем мы только что рассказали, на самом деле было скорее вызвано пристальным вниманием итальянцев к скандалам с его личной жизнью, нежели с тем, что он привел страну к разрушительному состоянию. Марио Монти вступил в должность и на одной из первых своих пресс-конференций, глубоко понимая ситуацию в стране после Берлускони, выступил за системную реформу, первой целью которой будет изменение менталитета итальянцев. Он знал наверняка, сколь вредным для итальянского общества был берлусконизм и как он создал общество по своему образу. Однако задача Монти и технического правительства, которое он возглавлял, имела преимущество. Учитывая тот факт, что он не был делегирован напрямую народом, он мог избежать попыток достичь разрушительного политически-избирательного консенсуса и мог внедрять необходимые непопулярные меры, которые требовал Европейский Союз и к которым подталкивала ситуация в стране. Однако итальянские избиратели, разъяренные несовершенным управлением и экономической ситуацией, вызывающей обеспокоенность, после терпеливого первого периода, кажется, начали понемногу отпускать свое недовольство теми, кто выступал за жесткую экономию. Динамика краткосрочного консенсуса, ложного освещения в медиа и передачи последствий следующему правительству стали методами, к которым все привыкли, и потому реформы на долгосрочную перспективу, которые начало воплощать правительство Монти, стали вызывать неодобрение большинства итальянцев. Это подчеркивает еще одну особенность итальянцев, о которой хорошо известно как Берлускони, так и Монти: они отдают большее предпочтение личным интересам, краткосрочным перспективам обеспеченности, нежели всеобщему благу страны и долгосрочным выгодам, которые так нужны стране, близкой к состоянию банкротства. Отображением того, о чем мы говорили доныне, является существенное отличие между Берлускони и Монти: первый из них — представитель среднего класса, он обращается к массам, он заинтересован в популярности, его главный интерес — это его политически-избирательный успех; второй — представитель элиты, он обращается к ответственной элите, которая все еще беспокоится о судьбе страны, он заинтересован в достижении консенсуса относительно содержания его политики, он прежде всего заботится о всеобщем благосостоянии страны (когда он вступил в должность, отказался от зарплаты премьер-министра). Данные, которые были получены в ходе недавнего исследования, показывают эту разницу в подходах и подчеркивают тот факт, что избиратели Берлускони принадлежат к среднему классу итальянцев и избиратели Монти относятся к высшему классу.
Избирательные соревнования 2013 года позволят нам понять, насколько модель общества Берлускони еще укоренена и изменил ли короткий опыт управления Монти хоть в какой-то степени эти тенденции. Сегодня мы еще не знаем, будет ли Берлускони принимать участие в следующих гонках. Сейчас он тихо рассуждает и ожидает реформы в избирательном законодательстве с тем, чтобы понять, насколько оно будет подходить для его переизбрания. Единственный факт известен нам наверняка, наиболее депрессивный факт заключается в том, что Монти не будет выдвигать свою кандидатуру. Несмотря на многочисленные поощрения, он все же отклонил такую возможность, желая лучшего в наивысших интересах страны тем, кто будет принимать участие в избирательном состязании. Это самая тревожная уверенность, перед которой Италия могла предстать в таком глубоком кризисе. Кто-либо, не только Берлускони, кто вступит в должность после выборов, которые состоятся в апреле, заново запустит формат, в котором будет иметь вес краткосрочный консенсус, волнуясь больше о возможной потере популярности, нежели об интересах страны, и нейтрализует достижения правления Монти с тем, чтобы удовлетворить своих слепых избирателей. Платон писал в своем труде «Республика», что существует три типа правящего класса, которые могут иметь власть: политики, технократы и философы. После неудач с первыми, а скандалы последних дней это только подтвердили, и признавая, что третий тип является, скорее, романтической утопией, возможной лишь как теоретическая гипотеза, второй вариант остается единственной возможностью, которую реально попытаться использовать. Однако, кажется, ни итальянцы, ни технократы не настроены на это. Бертольд Брехт объяснял 70 лет назад, что неудача — это характеристика не страны, в которой нет героев, а страны, которая нуждается в них. Было ли это пророческим упоминанием Италии XXI века?
