О том, почему евро, как ожидалось, не сдвинуло доллар со статуса мировой валюты, сказано уже немало. Главную причину можно резюмировать как меньший динамизм европейских экономик по сравнению с американской. В предлагаемой ниже статье содержится более любопытная, а главное, более глубокая аргументация. Меньший динамизм Европы по сравнению с США связан, по мнению автора, с лучшей способностью американцев к изменению принципов управления, адекватного эре информационных технологий. Более того, оказывается, речь идет об отставании на порядок: пока европейцы были озабочены вопросами собственности, конкуренции, информации и т.п., американские менеджеры провели модификацию управления компаниями, основанную на широком применении информационных технологий, что сразу же сказалось на росте производительности труда. Очевидно, статья будет интересна и украинскому читателю. Особенно, если вспомнить о том, что по разным данным, не более 5% украинских семей имеют дома компьютер, а используют его в работе — от 10 до 15% украинцев.
В своих выступлениях Алан Гринспэн часто возвращается к истории Элиу Томпсона, изобретателя электрической динамо- машины, впоследствии ставшего основателем одной из крупнейших американских компаний — General Electric. Вполне понятно, что председатель Совета Федеральной резервной системы США очарован великим открытием конца XX столетия, революционизировавшим промышленное производство в Америке и по всему миру.
Кого-то, быть может, удивит проявляемый председателем центрального банка США интерес к техническими новинкам, но еще в большей степени удивляет то, что экономисты Федеральной резервной системы изучают влияние, оказываемое компьютеризацией на рост экономики (материалы исследований на данную тему можно найти на домашней странице ФРС по адресу: www.bog.frb.fed.us). Такие исследования также могут ответить на вопрос, является ли нынешний беспрецедентный рост американской экономики, безостановочно продолжающийся на протяжении последних девяти лет, просто продуктом затянувшегося благоприятного стечения обстоятельств, либо же знаменует собой новую техническую революцию, подобную произошедшей в конце XX века и отмеченной широким распространением электрической энергии. Ответ на данный вопрос не только имеет важные последствия для американской монетарной политики, но также в каком-то смысле помогает понять сегодняшнюю экономическую ситуацию в Европе, равно как и осознать роль новой европейской единой валюты.
Очевидно, что ФРС изучает динамо-машину отнюдь не из интереса к истории. Сюжет с распространением и использованием электрогенераторов очень напоминает проблемы и возможности, создаваемые в организации бизнеса новейшими информационными технологиями. Впервые динамо-машина была применена в промышленности в 1890 году, но потребовалось еще около 30 лет для того, чтобы влияние этой (тогда еще «новейшей») технологии на производительность труда на предприятиях стало заметным. Наиболее важной причиной для такой задержки послужило неприятие менеджерами новой формы организации труда, соответствующей новому способу производства. Однако когда такая трансформация происходила, за ней немедленно следовал рост производительности.
История электрической динамо-машины исключительно своевременна, поэтому не случайно Алан Гринспэн так тщательно занимался ее изучением. До сих пор исследования, проведенные экономистами из ФРС США, показывают, что прежде чем компьютеры сумели привести к ощутимому улучшению производительности труда во всей американской экономике, должно было пройти немало времени. Действительно, время задержки оказалось настолько велико, что некоторые экономисты и ведущие представители деловых кругов начали сомневаться в том, что информационные технологии оказывают какое-либо влияние на рост производительности. Эта задержка была вызвана той же причиной, что и сто лет тому назад при внедрении динамо-машины: фирмам было трудно приспосабливать организацию труда к новым возможностям, предоставляемым такими передовыми технологиями, как электронная почта и Интернет.
Последние данные по производительности труда, на протяжении последней трети минувшего года увеличивавшейся примерно 5-процентными темпами, показывают, что для многих американских компаний большинство из этих трудностей уже позади. После десятилетнего периода реструктуризации предприятий США вступили в эру Интернета. В 1980-х годах новое поколение американских управляющих компаниями революционным образом реорганизовало свои фирмы, разделив их на части лишь для того, чтобы по-новому перестроить. Эти усилия по реструктуризации создали идеальные условия для внедрения новых технологий.
В то время, пока все это происходило, европейские коллеги американских менеджеров (как, кстати, японские и латиноамериканские), за малым исключением, либо занимались примирением своих «основных» акционеров (разнородных групп держателей акций, редко объединенных общими интересами), либо же добивались государственной поддержки и защиты от международной конкуренции. Самый свежий пример — борьба немецкого Mannesmann-а против поглощения Vodaphone-ом. А несколько месяцев тому назад французское правительство открыто выступило против любой попытки покупки Sociеtе Gеnеrale нефранцузскими инвесторами.
Интерес, проявляемый ФРС к применению технологий в производстве, настолько далек от предмета озабоченности Европейского центрального банка, что возникает соблазн поместить эти два института на разных планетах. ЕЦБ продолжает заниматься исключительно инфляцией и бюджетом — проблемами, которые были решены в США почти десять лет назад во времена правления администрации Буша и которые продолжают преследовать нас в Европе лишь по причине ограниченных умственных способностей. Экономика, быть может, переживет десятилетнее забвение, но во времена технической революции десять лет равняются столетию. И это, как ничто другое, объясняет слабость евро.
