За падением обменного курса евро таится смертельная борьба между евро и европейским государством всеобщего благосостояния. Либо евро ниспровергнет государство всеобщего благосостояния, либо же будет опрокинут им. Несмотря на сегодняшнюю слабость евро, грамотным игрокам надо ставить на него.
Разочаровывающая динамика курса евро (упавшего с $1.18 за евро на момент введения до примерно $0.90 на сегодняшний день) во многом вызвана нежеланием Европы провести структурные реформы, направленные на увеличение экономической гибкости. Главный экономист Европейского Центрального Банка (ЕЦБ) Отмар Иссинг пишет: «И Германия, и прочие страны ЕС виновны в слабости евро, поскольку не сумели придать своим экономикам большей гибкости».
Но между желанием евро «обуздать» государство всеобщего благосостояния и возможностью этого добиться лежит дистанция огромного размера. Мартин Фельдштейн, экономист из Гарварда, действительно считает, что «единая валюта послужит политическим препятствием к проведению реформ». «Политики, — пишет Фельдштейн, — ныне могут обвинять ЕЦБ в высокой безработице и жаловаться на то, что отдельные государства не способны контролировать такую влиятельную силу».
Существует и другой, более вероятный исход: если проводимая некоторыми странами политика борьбы с конкуренцией потопит евро, эти страны осудят и назовут «антиевропейцами». Для европейского политического руководства евро — это sine qua non, непременное условие, — эксперимент, провал которого ни сейчас, ни в будущем нельзя допустить. Если близорукая экономическая политика каких-либо стран будет угрожать евро, согрешившим сторонам немедленно окажут жесткое политическое противодействие для того, чтобы установить мир и спокойствие.
Свежий пример — недавнее слияние компаний Vodafone и Mannesmann. Когда британский Vodafone выразил намерение поглотить немецкий Mannesmann, канцлер Германии Герхардт Шредер высказался против заключения сделки на том основании, что она привела бы к потере рабочих мест в Германии. От таких новостей евро упал в цене. Председатель ЕЦБ Вим Дюсенберг отреагировал блестяще, прицепив немецкому ослу «анти-европейский» хвост, когда заявил об угрозе евро, исходящей из направленных на подрыв конкуренции действий Шредера. Не желая носить ярлык антиевропейца, Шредер отступил.
Евро не только ставит знак равенства между политикой государств всеобщего благосостояния и «антиевропеизмом», евро также подстегивает реформы, заставляя правительства стран-членов ЕС конкурировать за привлечение мобильного капитала. Евро увеличивает мобильность капитала внутри Европы, поскольку снимает риск колебания обменных курсов при заключении сделок в пределах Европы. Фирмы, которым больше не грозит стать заложником одной единственной страны из-за угрозы неблагоприятных колебаний обменных курсов, могут свободно перемещаться в пределах еврозоны. Это означает, что они смогут обсуждать с правительствами стран-участниц ЕС оптимальные для своей деятельности условия (скажем, в сфере налогов, правительственных постановлений и трудового законодательства).
Например, чтобы побудить компании оставаться в Нидерландах, голландцы готовы уступить по вопросам налогообложения. Бельгия и Дания приняли законы и постановления, направленные на поддержку предпринимательства. И если «загнать вниз» меры по борьбе с конкуренцией, то, соответственно, темпы экономического роста в Европе сразу «побегут наверх». В итоге евро может лишь усилиться.
Видя такую тенденцию, европейские левые пытаются подавить правительственную конкуренцию, используя Европейскую комиссию для «гармонизации» европейских налогов, постановлений и стандартов труда на высоких, неконкурентных уровнях. Бывший министр финансов Оскар Лафонтен пытался (хотя и безуспешно) использовать трюк с гармонизацией налогов для того, чтобы заточить немецкий капитал в Германии, стране с высокими налогами. Говорят, что Брюссель поглядывает в сторону Нидерландов, желая гармонизацией ликвидировать уступки конкуренции в этой стране.
Дополнительно к гармонизации ЕС некоторые европейские политики предлагают наложить ограничения на рыночную деятельность в пределах ЕС с тем, чтобы избежать «гонки вниз». На недавнем саммите ЕС в Лиссабоне Николь Фонтен, президент Европейского парламента, утверждала, что «безжалостная эксплуатация несоответствий в социальном и налоговом законодательстве стран-членов ЕС» оправдывает ограничения на корпоративные слияния. Такие разговоры лишь приумножают несчастья евро.
Не все европейские лидеры приписывают слабость евро структурным факторам. Некоторые полагают, что укрепление американского доллара по отношению к евро отражает тот факт, что Европа и Америка находятся на разных стадиях цикла деловой активности. Как только рост в США замедлится и Европа догонит Америку, положение с евро улучшится. Но несмотря на силу европейской экономики по сравнению с японской, евро резко упал не только по отношению к доллару, но и по отношению к йене.
Прочие хорошо осведомленные источники указывают на то, что немецкая марка достигла наивысшей точки по отношению к американскому доллару именно в тот момент, когда структурные проблемы в Германии были еще серьезнее, чем сейчас. Но немецкая марка — это еще не евро.
В прошлом немецкий Бундесбанк пользовался гораздо большим доверием по сравнению с Федеральной резервной системой США. Сегодня ЕЦБ, в сравнении с нею, страдает от нехватки доверия. В прошлом иностранные валютные рынки обращали гораздо меньше внимания на структурные факторы. Сегодня способность страны конкурировать в глобальной экономике становится первостепенным фактором при оценке национальной валюты иностранными валютными рынками. В особенности это верно по отношению к евро, являющемся валютой «Новой Европы». Если «Новая Европа» потерпит поражение, та же судьба постигнет и евро. Как только европейские политические лидеры осознают, что неудача в проведении необходимых реформ угрожает не только обменному курсу евро по отношению к иностранным валютам, но также и его существованию, реформы будут проведены, и евро стремительно поднимется.
