Техасская встреча президентов России и Соединенных Штатов порождает немало ожиданий: как это обычно бывает, либералы ждут взаимопонимания в отношениях Москвы и Вашингтона, а лидеры российских левых и «патриотов» предостерегают президента от «продажи России». Впрочем и до шанхайской встречи подобные ожидания и опасения существовали. Стоит напомнить, что тогда российско-американские отношения было принято описывать исключительно в выражениях восторженных, говоря о том, что наконец-то Москва и Вашингтон перед лицом всеобщей опасности сплотились в противостоянии бен Ладену. Президент Джордж Буш заявил, что холодная война теперь уже наверняка окончена, в штаб-квартире НАТО в Брюсселе после переговоров Владимира Путина и Джорджа Робертсона «кричали женщины «ура» и в воздух чепчики бросали»…
После Шанхая, когда Путин вновь заявил о неизменности позиций по ПРО, а затем поехал в Душанбе играть роль хозяина Азии, дарующего Афганистан Бурхануддину Раббани, наблюдатели писали, что «медовый месяц» в российско-американском диалоге окончен, Россия так и не ощутила всего масштаба возможной трагедии, преследует свои интересы и не хочет идти на уступки… Но после недавнего визита в Москву американского министра обороны Дональда Рамсфелда его российский коллега Сергей Иванов сделал заявление, подводящее итог не только этого раунда российско-американских консультаций, но и многомесячных дискуссий о ценности договора по ПРО 1972 года. Сергей Иванов заметил, что готов отчасти согласиться с мнением своего американского коллеги о том, что это соглашение является реликтом холодной войны. Правда, российский министр тут же оговорился, что таких «реликтовых» соглашений в российско-американском диалоге предостаточно, даже НАТО зачислил в число реликтов. Но важна, конечно, не эта утешающая фраза. Стала очевидной тактика Москвы — заявлять о неприемлемости тех или иных шагов, торговаться с Вашингтоном до невозможности, а уж затем соглашаться с предложениями Соединенных Штатов в обмен на важные для России уступки. Ведь и после заявления Иванова Путин высказывался относительно будущего договора по ПРО гораздо осторожнее, чем, например, продолжающий занимать жесткую позицию глава президентской администрации Александр Волошин. И подобное маневрирование касается отнюдь не только соглашения по ПРО. До сих пор неясно, какую именно позицию занимает Москва в вопросе о будущем правительстве Афганистана и насколько Владимир Путин готов здесь найти общий язык с Джорджем Бушем, тем более к ситуации, когда столь любезный сердцу российского президента «Северный альянс» занимает все новые и новые города, ранее находившиеся под контролем движения «Талибан». И это лишь малая часть вопросов, в которых позиции России и Соединенных Штатов то сближаются, то расходятся. Нет практически никакой возможности понять, в каком случае мы имеем дело с принципиальной позицией, занятой на продолжительный период, а в каком — с очередной задумкой, главной целью которой является обмен согласия на уступки. А ведь в понимании этого — определение уровня искренности, с которой российское политическое руководство воспринимает изменения в мировой политике после 11 сентября.
