Почти 70 военных в Турции оказались под арестом. Двум отставным генералам уже выдвинуто обвинение в заговоре с целью осуществления военного переворота. На данный момент ни один вину не признал, и все утверждают, что обвинение выдает сценарий военных учений в городских условиях с легендой о взрывах в мечетях и убийстве политических деятелей еще в 2003 г. за план путча. Командование вооруженных сил наблюдает за этим, стиснув зубы, хотя в прошлом уже делало заявление о недопустимости шельмования армии.
Еще с октября 2007 г. тянется дело «Организации Эргенекон», по которому по обвинению в заговоре с целью свержения правительства арестовали почти 200 военных, полицейских, юристов, университетских профессоров и журналистов. Из обнародованных преступных деяний этой группы фигурируют разве что спецоперации по дискредитации неугодных исламских деятелей. Например, к кому-то из влиятельных клерикалов подсылали профессиональную проститутку, которая его обольщала, после чего им можно было руководить под угрозой разоблачения.
У нынешнего, как его часто называют, исламистского правительства Р. Эрдогана есть все причины, по меньшей мере, с подозрением относиться к армии. Сам он отсидел четыре месяца в заключении в 1988 г., когда военные устранили правительство, сформированное первой исламистской партией, которая одержала победу на выборах, — Партией благоденствия, а ее саму распустил конституционный суд. В 2008 г. военные открыто поддержали попытку генпрокурора и конституционного суда запретить нынешнюю правящую партию — Партию справедливости и развития (ПСР). Военные демонстративно бойкотировали церемонию инаугурации нынешнего президента А. Гюля, который тоже относится к этой партии.
Турецкие военные никогда не имели амбиций править страной, как, например, в случае хунт Латинской Америки. Они вмешивались в политику, точнее, брались наводить порядок по своему усмотрению, когда Турция увязала в политическом противостоянии между традиционными политическими партиями. Чтобы потом вернуться в казармы. В 1960 г. под предлогом «коммунистической угрозы» армия свергла левое правительство Аднана Мендереса под аплодисменты правых (говорят, не без поощрения американского ЦРУ), а самого премьера повесили. А последний переворот в 1980 г. широко приветствовало население, потому что экстремисты из противоположных лагерей перешли к уличному террору. Возвращая власть гражданским, военные передали им и конституцию, по которой до сих пор живет страна.
Чем же руководствуется армия и, собственно, какова ее цель, если это не завоевание власти? Ответ простой: выполнять задачу, возложенную на нее основателем турецкой республики Кемалем Ататюрком, — защищать законность. Культ личности Ататюрка, наглядно присутствующий повсюду в стране в виде многочисленных портретов и памятников, и до сих пор отвечает настроениям широких слоев населения, потому что Ататюрк, прежде всего, это квинтэссенция турецкого национализма, выраженного формулой: «одно государство — одна нация — один язык», выведенной турецкими просветителями Шинаси, Суави, Фикретом, Гекалпом.
Отсюда и возник мировоззренческий конфликт между армией и правящей ПСР. Для Ататюрка (многие исследователи считают, что он был скрытым агностиком) ислам был только частью национальной культуры, причем ислам реформированный, совместимый с современной западной цивилизацией. Практическое воплощение этой установки ярко иллюстрирует реальная практика начальников полиции в небольших городах, которые из года в год в первый день священного месяца Рамадан приходили в кафе в центре, чтобы демонстративно выпить стакан местной водки. Зато для исламистов — это самодостаточная и единственно правильная доктрина организации и регуляции всех областей общественной жизни — от норм личного поведения до функционирования экономики.
Исламистское движение в Турции возникает в том же временном промежутке, как и во многих других мусульманских странах, несмотря на существенные отличия в историческом развитии, социально-экономическом положении и тому подобное. Прежде всего это было вызвано разочарованием в традиционных политических идеологиях. Правые олицетворяли консервирование кричащего разрыва между бедностью и богатством. Левые больше не привлекали обещаниями справедливого общественного строя.
Изначально исламисты нашли для себя широкую социальную базу. Прежде всего это набожное население бедных и маргинальных регионов страны (например, Центральная Анталия), чьи потребности просто игнорировались прежними правительствами. И предприниматели — от малых до крупных — недовольные существующим в то время бюрократически олигархическим укладом (кстати, так хорошо знакомым нам), когда государственные подряды получал узкий круг приближенных к власти. Исламистская партия вообще (будь-то ПСР в Турции, «Братья-мусульмане» в Египте или «Хизбалла» в Ливане) не является копией партии западноевропейского образца. Точнее, не ограничивается этой смоделированной ролью. Как свидетельствует опыт самых успешных исламистов, они создают структуры, которые, в сущности, выполняют функции государства: оказывают социальную помощь, кредитуют строительство жилья, обеспечивают доступное образование и здравоохранение. Деньги на все это идут от идейно преданного партии бизнеса. Бизнесмены-исламисты в ответ требуют для себя не преференций, а равных возможностей и прозрачности в распределении государственных контрактов. Уровень коррупции при правлении исламистов снизился в разы.
Нынешнюю экономическую модель Турции уже успели окрестить «экономикой исламского протестантизма». Правительство поощряет свободное предпринимательство и считает добросовестный труд таким же богоугодным делом, как и молитву («открыть фабрику — все равно, что открыть мечеть»). И приветствуется не личное обогащение ради удовлетворения гедонистических влечений, а благотворительность.
Несомненных успехов правящее правительство добилось в решении известной курдской проблемы. Если тюркистская доктрина рассматривает курдов как «чужих», то для исламистов они — «братья», потому что такие же мусульмане. Интересно, что на всех выборах уровень голосования за Партию справедливости и развития более высок, чем в среднем по стране. Курдское население уже получило широкие возможности для удовлетворения собственных национально-культурных потребностей. Большие бюджетные деньги идут на повышение социальных стандартов.
Парадокс, но именно эти демонизированные исламисты добились поразительных успехов в евроинтеграции. Именно при исламистах ЕС начал с Турцией переговоры о вступлении. А сама страна экономическими показателями все увереннее досказывает соответствие тем известным копенгагенским критериям членства. Даже в конфликте правительства с военными Брюссель неизбежно оказывается на стороне исламистов, ведь ограничение роли военных в политике — давнее требование ЕС к Анкаре.
Активизировалась и сама турецкая внешняя политика, которую уже назвали «неосманской». По доктрине тюркизма Турция должна была находиться в сетях внешней политики США, теперь же Анкара уверенно ведет собственный курс, не оглядываясь на западных «старших братьев». Пример этого — хорошие отношения с Ираном и даже удачная попытка посредничества между ранним Обамой и Тегераном. Осуждение премьером Эрдоганом израильской войны в секторе Газа вызвало мощную волну симпатий к Турции в арабском мире — ни одна демонстрация там теперь не обходится без турецких флагов, появляются собственные партии — копии ПСР. Растет присутствие Турции на Кавказе, прежде всего благодаря масштабным экономическим проектам, по которым четко прослеживается политическая линия на решение местных конфликтов и реализацию целого регионального проекта «Большой Кавказ» при участии России. К слову, уже очевидно, что в случае — избави, Бог, конечно — обострения ситуации в Крыму, Москве придется иметь дело не с правительством в Киеве, а с Турцией, чья «мягкая сила» (деньги через сеть частных фондов, учеба молодежи в турецких вузах и так далее) неизбежно делают именно ее защитником интересов крымско-татарского населения.
«Вторая республика», которая фактически утвердилась в стране (осталось еще принять новую редакцию конституцию, которая урезает права судов на ограничение законодательной деятельности, считай, снимет угрозу запрещения исламистов конституционным судом), заставляет традиционные партии лихорадочно искать собственное место в новых реалиях. Если после ряда лет предвыборной риторики об «исламской угрозе» самая большая левоцентристская партия — Народно-Республиканская партия, все больше солидаризировалась с ПСР (например, в вопросе разрешения женщинам появляться в госучреждениях в хиджаби или осуждения израильской агрессии в секторе Газа), то правые партии такого маневра себе позволить просто не могут. Но нынешние аресты военных посодействовали им, чтобы на все заставки кричать о политическом кризисе, а значит, о необходимости досрочных парламентских выборов. Если, как это было уже трижды в прошлом, у них нет тайной надежды, что обиженные генералы опять возьмутся «защищать законность»...
