Мир — плоский! Так говорит обозреватель Томас Фридман, который выбрал это провокационное название для своего бестселлера, чтобы пробудить в людях осознание драматического воздействия, которое оказывает на мировую экономику технология. Расстояние уменьшается. Географические барьеры больше не обеспечивают легкую защиту. Производственным рабочим и профессионалам в области высоких технологий в равной степени в Европе и Америке бросает вызов глобальная конкуренция. Западные потребители, которые звонят в местную компанию, скорее всего будут говорить с кем-нибудь в Индии.
Скептики подчеркнули пределы метафоры Фридмана. Как выразился один из них, мир — не плоский, а «остроконечный». Контурная карта экономической деятельности в мире показала бы горы процветания и многочисленные овраги лишений. Более того, расстояние далеко не утратило свою актуальность. Даже соседи с низкими тарифными барьерами, такие как Канада и Соединенные Штаты, торгуют больше внутри, чем через границы. Сиэтл и Ванкувер близки с географической точки зрения, но Ванкувер больше торгует с отдаленным Торонто, чем с соседним Сиэтлом.
Несмотря на такую критику, Фридман вкладывает в свою метафору важный смысл. Глобализация, которую можно определить как взаимозависимость на межконтинентальных расстояниях, столь же стара, как история человечества. Понаблюдайте за перемещением народов и религий, или торговлей по древнему шелковому пути, который соединял средневековую Европу и Азию. Но в настоящее время глобализация является другой, потому что она становится более быстрой и более обильной.
После прокладки первого трансатлантического кабеля в 1868 году Европа и Америка смогли связаться друг с другом в течение одной минуты. В 1919 году экономист Джон Мэйнард Кейнс описал возможность использования телефона англичанином в Лондоне, чтобы заказать доставку товаров со всего света ему на дом к обеду. Но англичанин Кейнс был богатым и, таким образом, являлся исключением. Сейчас сотни миллионов людей во всем мире имеют доступ к мировым товарам в своих местных супермаркетах.
Точно так же всего лишь два десятилетия назад мгновенная глобальная связь существовала, но в экономическом отношении была не доступна большинству людей. Теперь фактически любой может войти в интернет-кафе и воспользоваться возможностью, которая когда-то была доступна только правительствам, многонациональным корпорациям и нескольким отдельным людям или организациям с большими бюджетами. Огромные снижения цен на вычислительную технику, коммуникации и транспортные расходы демократизировали технологию.
Только десять лет тому назад две трети всех пользователей интернета находились в США. Сейчас там находится меньше четверти. Знание — сила, и в настоящее время больше людей имеет доступ к информации, чем в любое другое время в истории человечества. Негосударственные деятели теперь имеют возможности, которые когда-то ограничивались правительствами. Государство-нацию не будут заменять как доминирующее учреждение мировой политики, но оно должно будет делить сцену с большим количеством деятелей, в том числе такими организациями, как Oxfam, такими знаменитостями, как Боно и такими транснациональными террористическими сетями, как «Аль-Каида».
Но выравнивание является обратимым. Это уже случалось раньше. Мировая экономика была весьма интегрированной в 1914 году, но экономическая взаимозависимость снизилась в течение следующих трех десятилетий. Мировая экономика не вернулась к тому же уровню интеграции до 1970 года, и даже тогда она оставалась разделенной железным занавесом.
Первая мировая война была спусковым механизмом, который завел обратный ход, при этом экономическая глобализация шла на убыль, в то время как военная глобализация усиливалась, как показали две мировые войны и глобальная холодная война. Это отразило более глубокие проблемы внутреннего неравенства, созданного экономическим прогрессом XIX века. Политика шла не в ногу, и результатом этого был подъем патологических идеологий — фашизма и коммунизма — которые разделили государства и мир. Создание «государства всеобщего благоденствия» в западных странах после Второй мировой войны помогло обеспечить гарантии для людей, которым принесли вред экономические перемены, тем самым способствуя тому, чтобы они приняли возвращение международной экономической взаимозависимости.
Некоторые аналитики считают, что роль, которую в настоящее время играет Китай, похожа на роль Германии в XX веке. Возрастающая власть, окруженная внутренним неравенством, поворачивается к национализму и бросает вызов господствующей власти, провоцируя войну, которая поворачивает назад прогресс экономической глобализации. Как сейчас американская и китайская экономические системы являются крайне взаимозависимыми, такими же были Германия и Великобритания до 1914 года.
Но аналогия несовершенна. Германия превзошла Великобританию в области промышленного производства к 1900 году. Даже с сегодняшними высокими темпами роста экономика Китая вряд ли сравняется с экономикой США в течение еще по крайней мере двух десятилетий.
Более серьезная угроза плоскому миру, вероятнее всего, будет исходить от негосударственных и транснациональных сил, которым дало волю распространение технологии. 11 сентября 2001 года негосударственная сеть убила больше американцев во время неожиданного нападения, чем правительство Японии в Перл-Харборе в 1941 году. Я назвал это приватизацией войны. Если такие личности получат ядерные и биологические материалы, то мир будет выглядеть совсем иначе. Границы труднее будет пересекать и людям, и товарам. А если такие личности прервут поток нефти из Персидского залива, родины двух третей всемирных запасов, то глобальный экономический кризис, такой же, как в 1930-х годах, может укрепить протекционизм еще больше.
У глобализации есть две движущие силы: технология и политика. До сих пор политика усиливала выравнивающее воздействие технологии. Будучи крупнейшей экономической системой в мире, США взяли на себя инициативу по проведению политики, которая сокращает барьеры. Но события, описанные выше, могут перевернуть такую политику.
Некоторые критики глобализации, возможно, поприветствовали бы такой исход. Но результат, как мы видели после 1914 года, будет наихудшим из двух миров — отмена экономической глобализации, которая распространяет технологию и власть, но при этом увеличение отрицательных размеров военной и экологической глобализации, такой как: война, террор, изменение климата и распространение инфекционных заболеваний. В этом случае плоский мир может стать пустыней.
Джозеф С. НАЙ — профессор Гарвардского университета и автор книги «Мягкая власть: средства к успеху в мировой политике».
