У каждого времени — свои враги. В середине XX века олицетворением зла были фашисты. После Второй мировой войны немезидой цивилизации стали коммунисты. Сегодня признанные ангелы смерти — террористы. Слово «терроризм» проникло в учебники по праву и законодательные акты по всему миру. К «террористическим организациям» применяются различные санкции, помогать им — также преступление. Взрывы в Лондоне 7 июля показали, что террористы на сегодняшний день продолжают оставаться основными носителями зла.
Однако не всегда легко определить, кто «ими» — террористами — является. Является ли организация террористической — это определяется, во многом, политиками. ООН регулярно издает резолюции, осуждающие терроризм, но никак не может дать определение термину.
Официальное определение терроризма — неубедительно. Конгресс США, к примеру, определяет терроризм как преследование целей принуждения, устрашения населения или попытки повлиять на решения правительства. Но в эту формулу не вписываются даже атаки террористов, совершенные в сентябре 2001 года. Если целью угонщиков самолета было простое желание покарать неверных, то их атака выходит за рамки определения Конгресса.
Пытаться определить терроризм так же, как мы определяем кражу или убийство, было бы ошибкой. Слишком много спорных моментов. Лучший подход — рассмотреть все стороны терроризма и определить, почему определенные акты насилия вызывают у людей страх. Тогда мы сможем определить терроризм относительно этих переменных, не делая ни одной из них ключевой.
Три главных предмета, по которым существуют разногласия, — личности жертв, преступники и обоснованность их мотивов.
Должны ли жертвы террористов быть гражданскими лицами? Многие так считают, но когда «Аль-Каида» взорвала судно «USS Cole», большинство отнеслось к убийству матросов как к атаке террористов. Такая же логика применяется в руководящих принципах, разработанных к применению военными трибуналами, созданными по инициативе Джорджа Буша, которые не делают различий между атаками на военный персонал и гражданских лиц.
Вопрос относительно личности преступников аналогичен. Могут ли террористы быть солдатами или представителями государственной власти? Исламские государства, входящие в ООН, поддерживают эту позицию, и я думаю, они правы. Международный уголовный суд преследует глав государств за совершенные военные злодеяния. Пользуясь той же логикой, государственные лица должны нести ответственность за акты террора, совершенные с их ведома.
Самый спорный момент в определении терроризма хорошо отражает следующая фраза: «Террорист в глазах одного — борец за свободу в глазах другого». Вопрос стоит таким образом, могут ли благие цели оправдывать ужасные средства. Исламские страны считают, что могут, чем вступают в противоречие с мнением Запада.
Сторонники террора всегда верят, что их цель справедлива. Иногда это так, иногда — нет. Ни один из американцев не придет в восторг от идеи назвать восстание «бостонское чаепитие» актом террористической агрессии против собственности Британии. Ни один из французов не позволит назвать партизан-маки французского Сопротивления террористами. Но и те и другие совершали акты насилия против имущества и людей, а значит, подходят под общепринятое определение терроризма.
Есть и другие сложные вопросы. Как быть со взрывом отеля «King David» в Иерусалиме группой Штерна с целью освобождения Палестины от Британии? Хороший это террор или плохой? Причины многих актов террора коренятся в политике, но на деле в истории есть лишь несколько случаев, относительно которых большинство людей расходится во мнении.
И еще за этим явлением остается вопрос, не дающий покоя: в чем отличие терроризма, почему он требует особого определения, почему мы боимся этой формы насилия больше других видов преступлений?
Одна из причин в том, что терроризм — как правило, организованная деятельность. В июле 2002 года, когда египтянин открыл огонь и убил двух человек в очереди у терминала El Al в Международном аэропорту Лос-Анджелеса, ФБР решило, что подозреваемый — не террорист, потому что действовал в одиночку. Террористы организованы, и группа может продолжить свою активность даже после поимки одного из ее членов. И это делает их более опасными, чем обычные преступники.
Вторая причина большего страха перед терроризмом — желание террористов предать огласке то, что скрывают обычные преступники. Эффектный терроризм всегда в заголовках. Его не ждут, это всегда шок. Как и хороший театр, терроризм всегда разыгрывает некую моральную драму, и, чтобы вселить ужас в сознание людей, террорист должен действовать открыто, не испытывая при этом чувства вины или стыда.
Попробуем отнести атаки 11 сентября 2001 года к терроризму по следующим критериям: насильственное, организованное, открытое нападение сторон-частных лиц на невинных граждан, без учета справедливости мотивов. Проблема останется, так как есть противоположные примеры для всех шести свойств.
Иногда жертвы — военные, а преступники — государства, иногда мотив кажется справедливым, а иногда один хорошо вооруженный человек и без организации становится источником террора. Письмо с сибирской язвой может вызвать частный террор. Некоторые террористы испытывают чувства стыда и вины за свои поступки.
Этим противоречащим примерам не следует удивляться. Многие определения сталкиваются с подобными проблемами. Великий философ XX века Людвиг Витгенштейн предложил свой подход к сложным определениям: объяснить концепцию, используя «фамильные черты». Члены семьи обладают сходством относительно роста, оттенка кожи и цвета волос. Каждый из них может унаследовать общие черты, но не все вместе. Одна из черт может и отсутствовать, но каждый из них сразу признает свое родство с остальными.
То же можно сказать о терроризме. У него минимум шесть отличительных черт, но для каждой из них есть исключение. Сложные определения со встроенными исключениями могут поставить юристов в тупик, но в реальном мире это лучшее, что можно придумать.
Джордж П. ФЛЕТЧЕР — профессор юриспруденции Школы права им. Кардозо при Колумбийском университете. Его последняя книга — «Романтики на войне: слава и позор в эпоху терроризма».
