Имя британского писателя индо-пакистанского происхождения Салмана Рушди известно во всем мире, причем не только литературоведам. Его книгу «Сатанинские стихи» радикальные исламисты посчитали богохульной, в 1989 году духовный лидер Ирана аятолла Хомейни призвал убить писателя, за его голову была обещана награда в размере $2,8 млн. Не так давно предыдущий президент Ирана Мохаммад Хатами заявил, что «дело Рушди должно считаться закрытым», но совершенно очевидно, что и сейчас писатель не может считать себя в безопасности. Вынужденный скрываться многие годы, Рушди продолжал писать. Его новая книга вошла в список кандидатов на престижную Букеровскую премию. В романе «Клоун Шалимар» рассказывается о мальчике из Кашмира, которого радикальный мулла превращает в исламского террориста. Сегодня мы представляем вам мнение Салмана Рушди о том, что мешает положить конец исламскому экстремизму.
Сэр Икбал Сакрани, глава Совета мусульман Великобритании, заявил, что исполнителями терактов 7 июля в Лондоне стали «наши дети». На моей памяти это первый случай, когда кто- либо из британских мусульман признал ответственность всей общины за злодеяния, совершенные ее отдельными членами. Сакрани не стал сваливать ответственность на внешнеполитический курс США или «исламофобию», он назвал теракты «серьезнейшим вызовом» исламской общине.
Вспомним однако: в 1989 г. именно этот человек заявлял, что «смерть, пожалуй, слишком мягкое наказание» для автора «Сатанинских стихов». Решение Тони Блэра возвести его в рыцари и выдвинуть на первый план в качестве представителя «традиционного», «умеренного» ислама свидетельствует либо о приверженности нынешнего правительства своеобразной «политике умиротворения» в религиозной сфере, либо о том, что выбор у г- на Блэра крайне невелик... Возглавляемая Сакрани организация бойкотировала церемонию в память жертв Холокоста по случаю шестидесятой годовщины освобождения Освенцима. Если сэр Икбал Сакрани — лучший образец «доброго мусульманина», который может предложить нам г-н Блэр, дела у нас обстоят неважно.
Пример с Сакрани наглядно иллюстрирует недостатки стратегии правительства, ориентирующегося на сторонников традиционного, но, по сути, ортодоксального ислама в борьбе с мусульманским радикализмом. Традиционный ислам — широкое понятие: среди его сторонников, несомненно, есть миллионы терпимых, цивилизованных людей, но есть среди них и немало таких, кто придерживается допотопных взглядов на права женщин, считает гомосексуализм богомерзким явлением, исповедует бытовой антисемитизм, и — об этом надо заявить прямо — если речь идет о представителях мусульманской диаспоры, во многом не воспринимает иные культуры (христианскую, индуистскую, еврейскую) стран, в которых эта диаспора существует.
В Лидсе — а именно там жили несколько камикадзе, совершивших теракты в Лондоне, — приверженцы традиционного ислама ведут обособленную, интравертную жизнь, по сути, они уходят в добровольную сегрегацию от остального населения. Некоторые из юнцов, выросших в этом отгороженном, напоминающем осажденную крепость мире, совершили непростительное — перешли нравственный рубеж и взвалили на спину рюкзаки со смертоносным грузом. Возможно, недовольство, толкнувшее этих молодых людей на террор, коренилось в неприятии ими событий в Ираке или других странах, но замкнутые общины, в которых живут некоторые приверженцы традиционного ислама на Западе, — самая благоприятная почва для взращивания подобного.
Сегодня мусульманам необходимо преодолеть рамки традиции, им нужно подлинно реформистское движение, способное привести основополагающие концепции ислама в соответствие с реалиями современной эпохи — своего рода мусульманская Реформация. Именно она способна противостоять не только идеологам джихада, но и затхлой, удушливой атмосфере традиционалистского вероучения, прорубить окно, через которое в замкнутое пространство мусульманских общин ворвется столь необходимый им свежий ветер.
Было бы очень хорошо, если бы эту идею поддержали правительства и общественные лидеры мусульман в исламском мире и за его пределами, ведь для создания и развития такого реформистского движения потребуются прежде всего новые подходы к проблемам образования, чьи результаты, возможно, скажутся лишь лет через 20, и новая наука, способная заменить диктат буквализма и узколобый догматизм, царящие сегодня в исламской мысли.
Для начала мусульманам следует предоставить возможность изучать священную книгу их религии как явление историческое, а не сверхъестественное, стоящее над историей. Несомненно, большой интерес у любого мусульманина должен вызывать тот факт, что ислам — единственная религия, чье рождение можно точно датировать, чьи корни не овеяны легендами, а подтверждены фактами. Коран появился в эпоху гигантских перемен в арабском мире, в VII веке нашей эры, когда на смену культуре кочевников, где царил матриархат, пришло патриархальное устройство оседлых поселений. Мухаммед, будучи сиротой, на себе испытал трудности, связанные с этими преобразованиями, и Коран вполне можно воспринимать как довод в пользу ценностей матриархата в новом патриархальном мире, консервативную идею, которая обрела революционное звучание из-за своей привлекательности для тех, кого обездолило новое устройство — бедняков, бесправных, и, кстати, сирот.
Кроме того, Мухаммед был удачливым торговцем, и в ходе своих странствий услышал от живущих в пустыне приверженцев христианства — несториан — их версию Библии, которой Коран тщательно следует (в частности, по Корану, Христос родился в пустынном оазисе под пальмой). Как же интересно будет мусульманам всего мира узнать, до какой степени их священная книга является продуктом конкретной эпохи и конкретного региона, и насколько глубоко в ней отразился личный опыт Пророка!
Однако мало кому из мусульман позволено изучать священную книгу под этим углом зрения. Настояния исламского духовенства на том, что текст Корана — непогрешимое слово Божье без какого-либо влияния человеческого разума, делают практически невозможными любые научно-аналитические дискуссии о его содержании. Действительно, с какой стати Богу учитывать социально-экономические реалии Аравии VII века? И какое отношение может иметь биография Пророка к посланию, которое Бог вложил в его уста?
Отказ традиционалистов обсуждать исторические реалии льет воду на мельницу исламофашистов, позволяя им держать ислам в заточении собственных твердокаменных убеждений и непогрешимых «абсолютных истин». Если же Коран будет рассматриваться как «документ эпохи», это позволит толковать его по-новому, в соответствии с реалиями последующих эпох. Законы, сформулированные в VII веке, наконец смогут уступить место потребностям XXI столетия. Именно с признания того факта, что любые идеи, пусть и священные, следует адаптировать к изменившимся условиям, и должна начаться исламская Реформация.
Широта кругозора неразрывно связана с терпимостью, а восприимчивость к иным мнениям — непременное условие для мира. Именно таким образом следует принять «серьезнейший вызов» террористов. Способен ли сэр Икбал Сакрани и иже с ним признать необходимость модернизации ислама? Если так, то они действительно помогут решить проблему. В противном же случае они так и останутся «традиционным» элементом самой проблемы.
