Три года назад произошло то, во что мало кто верил до конца — самолеты стран-членов НАТО бомбили объекты на территории Югославии. Результатами стало: общество, тогда еще югославское, получило глубокий шок, проблемы демократизации Косово остаются не менее актуальными, Слободан Милошевич не правит в Белграде, а находится под трибуналом в Гааге, страны с названием «Югославия» больше не существует. Последствия бомбардировок — не только в выгоревших зданиях Социалистической партии Сербии, министерства обороны и других учреждений в Белграде, разрушенных мостах в Нови Саде. Сербы, говорит журналист одной из ведущих газет — «Глас Явности» Предраг, пытаются сегодня об этом не вспоминать, но они ничего не забыли. Многотысячные манифестации в воскресенье, день трехлетия начала акции НАТО — тому пример: на улицы, как и три года назад, вышли далеко не только сторонники Слобо. Впрочем, сербы в большинстве своем не склонны считать и Соединенные Штаты, и другие страны Запада недружелюбными — в стране рождается спрос на европейскую интеграцию и тесное сотрудничество с международным содружеством. Данные опросов общественного мнения свидетельствуют о парадоксальных вещах: сербы в принципе не против вступления своей страны в ЕС, тогда как три года назад Франция, Германия, Великобритания считались враждебными странами. Кроме того, 90% жертв бомбардировок — гражданское население. Страна переживает момент самоопределения — изменилось не только название (даже представители органов власти как Сербии, так и Черногории шутя говорят, что не знают, в какой стране сегодня живут). Только начинается процесс формирования политических элит. Неустойчивость нынешней ситуации, как отмечают эксперты, иллюстрируется хотя бы шпионским скандалом с Момчило Перишичем, уже бывшим вице- премьером Сербии. Страна нуждается в масштабной помощи — но для ее получения она должна прежде всего выполнить все требования Гаагского трибунала, таковы условия как Соединенных Штатов, так и Европейского Союза. Довольно тяжела экономическая ситуация, которая дополняется забастовками железнодорожников и рабочих промышленных предприятий. Впрочем, белградские эксперты не ожидают массовых беспорядков, подобных сентябрьским-октябрьским 2000 г., когда под давлением не только Запада, но прежде всего собственных граждан Милошевич признал поражение на выборах и к власти пришла Демократическая оппозиция Сербии (ДОС). Несмотря на то, что сегодня ДОС при власти, название коалиции из 18-ти партий с различным влиянием, различными возможностями и различной идеологией до сегодняшнего дня не менялось. Интеллектуалы, эксперты, журналисты, молодежь почти единогласно считают 5 октября 2000 г., день, когда в Белграде сменилась власть, началом новой истории Сербии.
«Югославский вариант» в Украине невозможен, считает Милан Николич, директор Центра политических исследований, одного из самых влиятельных «мозговых центров» Белграда. Две страны всегда имели разную историю, разные традиции, разные условия. Именно Николич, по его словам, посоветовал оппозиции поставить на Воислава Коштуницу как на единого оппозиционного кандидата, потому что у него были наибольшие шансы победить. Выборы 24 сентября 2000 г. были далеки от честных и открытых, сказали «Дню» в ЦЕСИД — Центре за свободные выборы и демократию. Со стороны тогдашней власти были попытки фальсифицировать результаты на некоторых участках, неизвестно откуда взялось огромное количество голосов за Милошевича в Косово — в то время как албанцы бойкотировали выборы. Но параллельный подсчет голосов, говорят в ЦЕСИД, доказал, что кандидат от оппозиции победил в первом туре, и центр был первым, кто обнародовал эти результаты, что и стало причиной того, что люди вышли на улицы под лозунгом «Готов есть». Справедливости ради стоило бы добавить, что в Белграде спокойно продавалась оппозиционная пресса, на улицах можно было видеть и бигборды, и плакаты, призывавшие голосовать за оппозицию. И по некоторым другим данным, неизвестно, действительно ли Коштуница победил в первом туре — понятно только, что он действительно лидировал. Представители АНЭМ — Ассоциации независимых электронных масс-медиа, также утверждавшие о своем значительном вкладе в победу оппозиции, рассказали «Дню», что в то время, накануне и во время выборов корреспонденты радио работали в Сербии, технические же работники — на специальных базах в Венгрии, Боснии, Румынии. Сигнал доходил до слушателя в Сербии непростым путем через несколько пограничных стран. На вопрос — сколько это стоило — ответ простой: «Много». Причем платили за это не сербские компании, банки, люди, организации. Кто и сколько денег израсходовал на «сербскую революцию» — остается тайной. Однако понятно, что на нее был спрос в самой Сербии, иначе бы результата просто не было. Сербы действительно хотели перемен к лучшему. «Наш народ отличается высокой политической зрелостью, — говорит Милан Николич. — За последние десять лет мы пережили исключительно тяжелую ситуацию и прошли школу, которая не ломает, а учит». По данным Центра политических исследований, сегодня индекс национализма в обществе составляет 8—12%, что ниже, чем в соседних странах. Кроме того, стоит вспомнить, что сербам действительно было что терять — до распада Югославии ее граждане имели право на свободный выезд в любую страну света, в Югославии сразу же появлялись все новые фильмы, книги, выходившие на Западе, страна имела оживленные культурные, научные, экономические связи с Западом. Любое общество рано или поздно устает от войн и необязательных трудностей.
Последствия «югославского варианта» таковы. Сегодня в Сербии — около половины безработных (по официальным данным — около 30%), уровень ВВП — около трети от показателей 1989 г. (по оптимистическим прогнозам, для преодоления этого разрыва понадобится не меньше тридцати лет), экономика в тяжелом положении. Внешняя задолженность бывшей Югославии составляет $12 млрд. (две трети этой суммы уже фактически списаны). По данным близкого к правительству Сербии Института экономики, до 40% экономической активности — «теневая». Показатель привлеченных прямых иностранных инвестиций за прошлый год — около $100 млн. До половины ВВП производится в частном секторе. Различны оценки того, сколько стране стоил режим Милошевича — называются суммы от $10 млрд. до $100 млрд., включая убытки от бомбардировок. Уровень коррупции оценивается как высокий. В Сербии — около 600 тысяч беженцев из Боснии, Хорватии, Косово.
С другой стороны, как говорят эксперты чрезвычайно влиятельной институции G17 (которая в свое время разработала модель новой валюты, привязанной к немецкой марке), уже с 1 апреля динар будет конвертируемым (до полной конвертируемости еще далеко, но ведь гривня, в частности, не продается на международных биржах).
Полтора года деятельности нового режима не слишком вдохновляют сербов. К власти коалиции ДОС весьма критически относятся и журналисты, и эксперты, и люди, голосовавшие за оппозицию, потому что ожидали прежде всего улучшения уровня жизни. Недовольных в целом, в соответствии с данными опросов — около 80% населения, 54% не исключают в той или иной форме столкновений со властью. Но при этом массовые движения недовольства не угрожают новым политическим кризисом, считают эксперты.
Медленно идет реформирование. При этом президента Югославии (теперь уже — Сербии и Черногории) Коштуницу обвиняют в нерешительности, его бывшего соратника, премьер-министра Сербии Зорана Джинджича — в том, что он принимает решения поспешно и допускает ошибки. По оценке руководителя центра политических исследований Николича, сегодня в Белграде именно вокруг этих лидеров можно наблюдать процесс формирования двух политических блоков, которые можно охарактеризовать как социал-демократический и либеральный, или же традиционалистический и настроенный более «прозападно». Все это касается прежде всего партий, входящих в ДОС — сторонники Милошевича и радикальных националистов Шешеля не имеют сегодня большой поддержки в обществе. ДОС стоит на грани раскола, президент Коштуница, олицетворяющий традиционалистов, имеет преимущественно представительские функции, считается, что намного большую власть будет иметь новый президент Сербии. Здесь большие шансы, как прогнозируется, у нынешнего вице-премьера Сербии Миролюба Лабуса, экономиста, выходца из G17. Очень вредят развитию политические амбиции лидеров, считают сербские эксперты и журналисты. Страна остро нуждается в реформе системы управления, реформе армии и полиции. Многие комментарии относительно шпионского скандала сводятся к следующему: это показатель того, что армейская верхушка осталась старой. Между тем сотрудничество Перишича с ЦРУ одобрил еще Милошевич (публикуются даже документы).
Правительство Сербии очень тесно сотрудничает с независимыми экспертами тем или иным образом. Кстати, премьер Джинджич учился в Германии, что также показательно. Сербия, говорит Николич, имеет преимущества перед другими странами переходного периода, поскольку стартовала позже, и потому имеет шансы избежать их ошибок. Украинский опыт также внимательно изучается в Белграде. Но о его позитивах и негативах «Дню» старались не говорить. Хотя, отличия бросаются в глаза: сербы намного более активны в гражданском смысле. Там работают довольно сильные профсоюзы. Весьма сильны традиции самоуправления. Существует давление на правительство «снизу», причем сербы никогда не были слишком терпеливыми — и потому правительству придется обращать больше внимания на очевидные потребности общества. Довольно интересно выглядят показатели доверия общества по данным опросов: люди, несмотря ни на что, доверяют президенту, армии, а уж потом — церкви, школе, прессе. Несмотря на наличие монархической традиции, монархистов не больше 10 процентов населения.
Сербы уже в основном спокойно относятся к потере Косово — когда-то здесь была колыбель нации. Но договором с Черногорией, который подвел черту под существованием, как здесь говорят, «бывшей бывшей Югославии», не доволен никто. Комментарии, в частности, вице-премьера Лабуса — простые: это было прежде всего требование Европейского Союза для приближения Белграда к ЕС. Ни Сербия, ни Черногория сегодня не будут признаны в качестве суверенных государств. Что будет через три года, определенные в качестве переходного периода, неизвестно, прогнозов нет.
Белградская молодежь настроена оптимистически. Вечером в кафе в центре столицы свободных мест нет. Атмосфера — преимущественно спокойная. Сербы просто верят в себя и свое будущее.
