Несколько раз откладываемая премьера спектакля «Гамлет» в Молодом театре наконец состоялась. Спектакль очевидно рождался в муках, и следы этих усилий слишком очевидно читались и в режиссуре, и в работе актеров. Основная приманка для многочисленных интеллектуалов, практически до отказа заполнивших зал, состояла, очевидно, в новом переводе шекспировского текста, выполненном Юрием Андруховичем. Со своей частью работы переводчик справился. Несколько осовременив лексику, добавив в монологи точно рассчитанную щепоть иронии, Андрухович сообщил хрестоматийному тексту ритмику и звучание нынешнего столетия. Увы, невнятицы актерской дикции, сменявшиеся громовым разрыванием «страстей в клочья», не позволили в полной мере оценить достоинства перевода. В свою очередь, это было следствием глубочайшего несовпадения между привычными способами существования на сцене, практикуемыми Молодым театром, и реальностью собственно «Гамлета». Попытка выстроить на подмостках мрачный, местами остросоциальный фарс, переодев героев чуть ли не в «новых русских», обернулась неправдивостью и интонаций, и жестов, и образов.
В программке «Гамлета» напечатан в качестве эпиграфа к спектаклю фрагмент из культового романа Германа Гессе «Игра в бисер». Заявка на эстетическую игру с текстом Шекспира находит в спектакле лишь фрагментарные подтверждения. Кроме перевода Андруховича, это и яркая, контрастная по настроениям музыка Юрия Шевченко, прекрасно взаимодействующие с освещением «шахматные» декорации Андрея Александровича-Дачевского, тщательно и ударно решенная сцена «Мышеловки» (можем, если хотим!), исполнение Станиславом Бокланом роли Клавдия. Все отдельные «бисеринки», рассыпанные в спектакле, к сожалению, не поднимают его до уровня самодостаточного сценического зрелища, оставляя этого «Гамлета» в категории опредмеченной, но неподвижной иллюстрации.
