В издательстве Украинского католического университета вышли в печать воспоминания Романа Корогодского «Брама світла: Шістдесятники». Это — вторая книжка из серии «Брама світла», которая была задумана автором как портрет украинской интеллигенции XX века. Еще при его жизни выпущен первый том воспоминаний о духовных родителях (знакомых, друзьях, учителях) культуролога, который и называется «Батьки».
После внезапной смерти Романа Корогодского в 2005 году, друзья собрались и доработали материалы, которые частично уже были опубликованы, а частично хранились в его архиве. «Брама світла: Шістдесятники» — воспоминания и размышления о лучших представителях поколения 60 — 70-х годов — поэтов, художников, литературоведов, деятелей кино (Василия Стуса и Василия Симоненко, Ивана Дзюбу и Аллу Горскую, Евгения Сверстюка и Ивана Свитличного, Афанасия Заливаху и Михайлину Коцюбинскую...) — участников диссидентского движения, которые создавали фундамент для нынешней независимости Украины.
«У меня с Романом Корогодским — особые отношения, — говорит правозащитник Евгений Сверстюк. — Фактически, я его ввел в круг шестидесятников. Его, человека, из другой среды, из другой культуры. Он был человеком, одаренным чутьем правды. Иначе бы не смог в те годы перейти в наш лагерь. Здесь осваивал все с самого начала. А самое главное — бесперспективно. Нельзя было то, что он узнал и увидел в 60-е годы, написать. И Роман просто довольствовался тем, что жил в нашей среде, осознавая, что здесь есть большая правдивость, чего, кстати, не было там, откуда он пришел. В этой книжке меня поражает его диапазон. Как-то он успевал со всеми познакомиться, всем поинтересоваться и обо всех что-то написать. С какой-то особой душевностью подходил к людям. Увлекался ими. Увлекался талантами. Думаю, это, собственно, его и привело в украинскую среду». «Основной целью для Романа было сказать правду, — отмечает одна из распорядителей, литературовед Михайлина Коцюбинская. — Причем правду не холодную, не объективную, не политкорректную, а очень субъективную. И мне кажется, что она для воспоминаний имеет чрезвычайно большое значение. Вот о шестидесятниках сейчас очень много говорят. И наблюдаются крайности: иногда тенденция к канонизации, а иногда — непонятная раздражительность, невосприятие. У Романа нет мифологизации. Это — критический взгляд. Среди шестидесятников были различные люди, с различной мотивацией и жизненными судьбами. Но в книге в основном показана та шопта, о которой Василь Стус писал, что она только для молитв и надежд. Но, по-видимому, она переросла эти границы. Она была каким-то ядром движения сопротивления, возрождения, еще одним воплощением того нашего вечного синдрома Феникса, на который у меня только одна надежда и есть. Когда-то Евгений Сверстюк очень метко сказал: «На поле чести никогда не людно». Это действительно так. Но в определенных ситуациях, в определенные исторические моменты, видим, что все-таки довольно людно на поле чести. Я чем старше становлюсь, тем все чаще вспоминаю слова Тараса Шевченко, который писал: «У моїй хатині, як в степу безкраїм,/ Козацтво гуляє, байрак гомонить;/ ...Тихесенько Гриця дівчина співає, —/ Я не одинокий, є з ким вік дожить». Поэтому в мире, где так много имитации, эрзацев, все-таки есть что-то настоящее. И будет что-то настоящее. И эта книга о том, что было и есть с кем жить».
