Выставка «Современная финская графика», открывшаяся в галерее «Лавра», оставляет ощущение консервативного оазиса. Здесь много света, не гудят напряженно машины, повторяя куски однообразных фантазмов под маркой «инсталляции», а на стенах нет бьющих наотмашь фотоплакатов. Финны по большей части задумчивы, сдержаны в красках и явно знают себе цену. Судя по всему, они действительно не торопятся вслед за «большой землей» в том, что касается авангардистского пафоса. Они наблюдают за природой и пытаются уловить при этом какие-то очень тонкие оттенки настроений; но и их консерватизм (равно как и модернистские приемы) — не самоцель, а лишь способ достижения действительно красивых результатов. Ээва-Лииса Исомаа, по ее аскетичной, нефигуративной манере можно было бы отнести к абстракционистам. Но размытые пятна на ее гравюрах складываются в мощные силовые поля самой природы, порождая впечатляющие образы ледников и океанского прибоя, скал и снежных шапок. С другой стороны, Анита Йенсен (это, кстати, еще один любопытный феномен финского искусства — в нем велика роль именно художниц) в своих «Доверительных сувенирах» компонует очень четко артикулированные фотомонтажи, в которых человеческое и природное соединяется с неотвратимостью кошмарного сна: человеческие лица, фрагменты растений, обгорелое дерево. Линия разорванного, «вывихнутого мира» получает крайнее развитие в «Бредовых состояниях» Яри Кюлли. Здесь уже символы из самых разных областей знания мчатся в беспощадной круговерти. Но это, скорее, исключение. Так, например, несколько композиций Антти Тантту носят название «Мученик» — но это, скорее, безопасные призраки на фоне всемирной библиотеки; здесь уместнее не мучаться, но медитировать. Буддийская вдумчивость проникает цикл Кирси Тииттанена «Места для молчания». Впрочем, по большей части финские графики все же «по сию сторону» бытия. Литографии Анну Вертанен и Харри Леппянена насыщены детской яркостью впечатлений. Около «Каталога» Анн Сундхольм хотечется задержаться подольше, потрогать руками эти невиданные книги-раскладушки, в которых вместо букв на развороте встают именно те игрушки, которых тебе когда-то недоставало. Похожим образом и Марья Стреммер превращает в игрушки свои тщательно прорисованные «Леса», наклеивая готовый офорт на куб из настоящего дерева. Однако смысловым центром всей экспозиции все же были неброские полотна Юхо Карьялайнена. Мужские фигуры, склонившиеся или сидящие. Безошибочный, полный экспрессии и рвущихся наружу страстей, контур. Одиночество. Человек, смотрящий на свою руку. Человек на земле. Человек и рыба. Тишина планеты. Именно об этих работах и об этом художнике стоит говорить в таких, очень сильных и простых категориях. «Типично финское» или «типично интернациональное» его искусство — не суть важно. Просто так уж распоряжаются музы, Аполлон или иные, неведомые покровители артистического вдохновения. Можно что-то сделать очень эффектно или шокирующе. А можно — сделать нечто очень простое, и глубины в нем будет намного больше, чем в самых немыслимых и невероятных формах и приемах. И это, наверное, то, чему финны могли бы научить мир.
