Удобный Франклин
Центр современного искусства заканчивает лето сразу с двумя проектами.
Лето, межсезонье, однако просто так в отпуск не уйдешь: нужно запустить какой-нибудь выставочный проект и тогда уже расслабиться. В Центре современного искусства для верности презентовали два проекта сразу: «Удобная среда» и «Трансформация Франклина». Первый — авторское построение Лады Наконечной. Второй — работа Романа Листвака и Натали Пинчук. Оба проекта — победители ежегодного конкурса молодых кураторов и художников.
Судя по представленным объектам, молодежь предсказуема. В «Удобной среде» — фотографии и видео. В «Трансформации Франклина» — графика в поп-артовом, тиражном ключе и немного абстрактной живописи. Нечто подобное видано многократно, в прочих исполнениях, на множестве иных вернисажей, выставок, экспозиций, биеннале, триеннале.
Лада Наконечная фотографирует стены, монтируя их с фото других стен. То есть: вверху одна стена, внизу подмонтирована так, чтобы поиграть с масштабами; другая взята, как правило, более крупным планом. Особенно запоминается подклеенный к стандартному билдингу колумбарий, где среди прочих имен ясно виднеется мемориальная табличка с отчетливым магическим «Макс Эрнст». На видео — тоже стена, ровные ряды квадратных окон на темно-сером фоне, с огромной прямоугольной аркой посередине. Камера медленно скользит по стене, углубляется в арку и выныривает из нее. Наконец, еще один, наиболее, как представляется, удавшийся объект Наконечной — «…организм…» — пространство зала целиком расчерчено белыми нитями на ровные кубы.
«Трансформация Франклина» — это, конечно, трансформация одного из мощных (подсознательных, да и сознательных, пожалуй, тоже) мотивов актуальных художников — финансового. Большие полотна представляют собой обработку увеличенного изображения стодолларовой купюры с помощью разнообразно накладываемых на нее шрифтов, знаков, символов. На полу разбросаны те же бумажки уже в привычную, натуральную величину. Естественно, ксерокопии. Натуральные Франклины с водяными знаками, конечно, произвели куда бы больший эффект, но ведь художник, как известно, не обязан точно отражать явления и приметы окружающей действительности, а преобразовывать их силой своего воображения. Именно поэтому был применен ксерокс, а не, допустим, печатный станок. Так пусть же бледная копия устыдит наглый в своем всемогуществе, но и одновременно глубоко беспомощный в своей бездуховности оригинал!
Так или примерно так можно было бы сказать о трансформированном стодолларовом Франклине. В любом случае, трансформированный Франклин намного удобнее Франклина настоящего, поскольку настоящий, подлец, в руки не дается, а трансформер — вот он, пожалуйста, делай с ним что хочешь, вешай на стенку, и все хорошо. Организм нуждается в свежих, но одновременно и глубоко узнаваемых впечатлениях, даже если у него, у организма, мозги устроены квадратно-гнездовым способом.
Таковы кубы преобразованного бытия. Крестики-нолики, в одной ячейке — деньги, в другой — уютный домик, в третьей — просторная офисная работа, в четвертой — могилка. Скучно жить на этом свете, господа.
Папаши
Новую комедию с Эдди Мерфи можно считать почти смешной. Надеюсь, что советский фильм «Усатый нянь» еще кто-то помнит. Там усатый, но крайне молодой человек возится с целой толпой маленьких бандитов, постигая таким образом азы практической педагогики. Вся интрига строится на подспудном, но расхожем убеждении в том, что мужчина — существо, для воспитания детей совершенно не приспособленное.
Нечто похожее происходит и в фильме «Папин день». Двое «попавших» работников продуктовой компании, одного из которых играет записной голливудский весельчак последних двадцати лет, Эдди Мерфи, с горя решают открыть детский сад прямо на дому. Сначала никто им не может поверить: как, мужчины — и детский сад? Невозможно. Но потом все налаживается. И вскоре уже по дому Мерфи носится полтора десятка сорванцов. Собственно, процессу налаживания контакта новоиспеченных педагогов с этой братией, а также борьбой с нехорошей воспитательницей из конкурирующего сада и посвящен фильм.
Эксцентрический талант Мерфи известен хорошо. В «Папином дне» он также усиленно старается его применять. Получается иногда довольно забавно. Эдди Мерфи и дети — вообще удачное соединение, подтверждено опытом. И все бы хорошо, если бы не железобетонное убеждение создателей фильма, что смешно — это когда много и громко писают, пукают и рыгают, а также с грохотом куда-нибудь падают, получают внезапный удар по какой-либо части тела и прочее в том же духе. То есть смешные положение создаются самым прямым путем, общепринятым в американских телевизионных шоу и в Голливуде, — с помощью физиологических хохмочек ниже пояса. Такого рода «острот» в фильме хватает с избытком. Что довольно странно, потому как дети — лучшие в мире актеры, и при правильной работе с ними можно действительно насмешить зрителя.
Нет, конечно, бывает и по-настоящему смешно. Например, когда Мерфи осторожно заглядывает в туалет после неудачного детского каканья, очень остроумно звучит музыкальная тема из хичкоковского триллера «Психо» — под нее там совершаются ужасные убийства, а здесь на Мерфи почти что сваливается ужасная правда. Но таких моментов не слишком много, увы.
Да может, и не стоит так уж заморачиваться — смешно, не смешно… Главное, чтобы хеппи-энд восторжествовал. Чтобы злая училка прогорела и опустилась до уличной регулировщицы. Чтобы те, кто еще не успел счастливо жениться, сделали это. Чтобы «Папин детский сад» переехал в новое просторное помещение. Чтобы дети и воспитатели полюбили друг друга, наконец. Последнее, кстати, и является главным итогом фильма. Счастливые педработники со счастливыми детьми в новом, удобном, просторном детсадике — есть ли лучшая картина?
А теперь, дети, поднимите руку, кто видел нечто подобное на просторах нашей «Педагогической поэмы»?
