Вечный, благодатный сюжет — любовь и война: неразлучные сестры, обе в доспехах самопожертвования, спасли от забвения не один текст.
Британец Энтони Мингелла должен быть особенно благодарен названной чете, — она уже принесла ему пригоршню «Оскаров» за «Английского пациента» (1996 г.) На сей раз расчет, по всем прикидкам, тоже точный, хотя и отдает самоповтором: любовь и Гражданская война (разумеется, в США). Не прекращающийся в Голливуде северо-южный ветер принес «Холодной Горе» шесть номинаций, в том числе и столь важных, как «главная мужская роль» (Джуд Лоу), «актриса второго плана» (Рене Зелльвегер), «саундтрек» (Гейбриэл Яред). Рене Зельвегер (на фото) — единственная, кто удостоилась «Оскара». Что ж, эпос — любимая колыбельная нации, а мелодрама — лучший фермент для оживления костюмированных массовок. Оттого, кстати, и считают историю Скарлет О’Хары нерушимой и несомненной классикой.
Мингелла прекрасно понимал, что сравнений с «Унесенными ветром» ему не избежать, потому и взял в работу роман Чарльза Фрейзера. Фабула первоисточника позволила некоторое смещение акцентов: от лирической саги к антивоенной драме. По вполне очевидному замыслу режиссера, война не просто оттеняет линию разлученных и воссоединившихся влюбленных, но и составляет постоянно присутствующую, всепроникающую реальность. Война везде — не только в мясорубке передовой, но и в кошмарах тыла, где царят нищета и мародерство, где рыщут озверевшие от безнаказанности ополченцы, вырезающие целые семьи по подозрению в укрывательстве дезертиров. Заявлена и внутренняя трагедия героя: Инмен (Лоу), профессиональный и мужественный вояка, теряет веру в идеалы, за которые воюет, вообще отказывается воевать. Но — вынужден убить еще нескольких человек, конечно же, очень плохих, негодяев-ополченцев, прежде, чем погибнуть самому. Его душевный надлом равнозначен приговору. Хотя ведь, с другой стороны, долгожданное свидание с утонченной и прекрасной Адой Монро (Николь Кидман), ради которого Инмен-Лоу и стал дезертиром, прошло наилучшим образом. Им бы жить да жить...
Они и живут — в эпилоге, вместе — Кидман с дочкой — живым напоминанием об отце, храбром и красивом Инмене, в городке Холодная Гора, куда он так стремился.
Я лишь излагаю конструкцию сюжета, то, как он должен работать. Но — не работает.
Даже удивительно — ведь все компоненты действительно отборные, архипрофессиональные, от съемок до актеров. Первоклассный исходный материал, с притязанием если не на «Апокалипсис сегодня» в декорациях Х1Х века, то на что-то близкое. А получается — невразумительно. И дело не в формате фильма — 155 минут, конечно, время для зрителя дискомфортное, но все зависит от того, чем наполнены эти два с половиной часа.
Как представляется, именно вопрос наполнения сюжета — жанрового, психологического и даже, если угодно, идеологического — режиссером решен не был.
Претендуя, со всей очевидностью, на создание высокой антивоенной (а как сверхзадача — и экзистенциальной) драмы, Мингелла пытался уделить не меньшее внимание и тому, что называется лав-стори. Уж коль скоро в титрах заявлена Николь Кидман, ее присутствие нужно как-то оправдать: показать ее влюбленной, а ближе к финалу и раздетой. Странно, однако, — постановщику не приходит в голову, что Кидман способна справиться с ролью куда более мощной и глубокой, нежели эротичная инженю в шляпке с ленточками («Догвилль» он, может, и пропустил, но наверняка что-то о том слышал, не говоря уже о «Широко открытых глазах»). Понятно, что к актрисе такого уровня следует найти свой подход. Увы, похоже, Мингелла видит в Кидман только лишь очередную голливудскую киноблондинку. То же и с Лоу — все его обязанности ограничились старательным ношением типажа мятущегося мачо. Могли ли двое исполнителей, стреноженных неподъемным сюжетом и схематичной режиссурой, изобразить роковую страсть — вообще, сильную страсть, будь то ненависть либо отчаяние?
«Холодная Гора» чревата подобными вопросами. Мингелла смешивает столь эмоционально богатые жанры, как мелодрама и пацифистский фильм — и получает на выходе лишь фальшь и скуку. Здесь не только любовь — но и война ненастоящая. Все эти изъезженные, изжеванные взрывы, бутафорские раны, глицериновые слезы — ну удивил бы хоть раз, хоть единым кадром, европеец же, в конце концов.
Впрочем, различие культур и богатство традиций в данном случае не при чем. Тут другое. Тут на личности надо переходить.
Просто, кажется, Мингелла во все это не верит. Ни в любовь сквозь холода и пушки, ни в страдания человеческие, ни во внутреннее преображение истомленного насилием солдата. Не верит и не чувствует. И никаких ссображений, убеждений на сей счет не имеет. Потому не может передать чувства-убеждения-идеи зрителю. Снимает ради кассы, ради продюсеров, даже (как он думает) ради публики. Только не ради себя.
Тем и отличается ремесленник — от Мастера.
