Авторы этих полемических заметок — не профессиональные историки. Один — много лет проработал в газете, другой — преподает в военном вузе далеко не гуманитарную дисциплину. Но история, ее загадки и крутые повороты давно привлекала нас. Совершенно неожиданно и, в общем-то, имея различные отправные точки, мы пришли к одинаковым выводам. Поразительно: сколь, мягко говоря, необъективны, заангажированы многие наши историки. Это — результат почти столетнего развития «советской исторической научной традиции». Увы, метастазы этой традиции влияют и на современных ученых.
Попробуем проиллюстрировать сказанное ярким примером. Речь пойдет о знаменитой Полтавской битве. Одному из нас довелось побывать в Швеции и основательно покопаться в тамошних архивах. Пища для размышлений была получена изумительная! И выводы, которые напрашивались после изучения документов в архивах Стокгольма, были также достаточно парадоксальными.
Начнем хотя бы с причин поражения армии Карла XII под Полтавой. Великолепно реализованная политика «выжженной земли», когда на пути шведской армии сжигались села и уничтожались запасы продовольствия, это — несомненная «тактическая» заслуга Петра I. Страшная по своим последствиям зима 1708 — 1709 года, проведенная шведами в Ромнах, Зенькове, Гадяче и Опишне, рассматривается шведскими историками как неизбежное следствие поражения корпуса генерала Левенгаупта в сражении под Лесной. Потеря шведами 28 сентября 1708 г. около 10 тысяч солдат, всей артиллерии и более 7 тысяч возов с продовольствием, позволили Петру I назвать эту битву, состоявшуюся ровно за 9 месяцев до Полтавской, «матерью» последней. Надежды на помощь со стороны Речи Посполитой и Крымского ханства оказались тщетными. Нельзя не отметить и фатальное по своим последствиям ранение Карла XII накануне битвы. Тот, кто был талисманом победы для любого шведского солдата, внезапно потерял возможность свободно перемещаться по полю боя и оказался на носилках. В решающем сражении, по оценкам шведских историков, русские войска имели пятикратное превосходство в живой силе. Карл XII на одном из последних военных советов сказал, что он желает, чтобы ни он, ни кто-либо другой из армии не вернулся живым из этого похода. Этот факт более чем убедительно показывает моральное состояние короля и его войска перед Полтавской битвой. Тем не менее, шведская армия к лету 1709 г. оставалась еще достаточно боеспособной, а полководец ее действовал расчетливо и осмотрительно.
Один из мифов, который российские историки использовали для того, чтобы превознести до заоблачных высот славу русского оружия, — это якобы героическая оборона крепости Полтава в апреле — мае 1709 года. На самом деле «защиты» крепости как таковой не было, поскольку окружение шведами крепости и строительство ими осадных укреплений имело своей единственной целью заставить русских дать, наконец, генеральное сражение.
В 1999 году, когда в нашем городе проходила научная конференция, посвященная 290-й годовщине битвы, бригадный генерал Ейнар Лит, который возглавлял шведскую делегацию, попросил перевести надпись на памятнике тогдашнему коменданту Полтавы, полковнику Келину. Услышав слова о доблестных защитниках крепости, он переспросил, правильно ли переведена надпись? Позже, уже в Швеции, он показал одному из авторов этих строк интересные документы, среди которых — дневник шведского лейтенанта Роберта Петре, чудом уцелевшего в битве под Лесной и попавшего в плен под Полтавой. Во время осады крепости он командовал небольшим подразделением, находившимся в укреплении с восточной стороны крепости. Лейтенант упоминает о перестрелке с осажденными, о попытках шведов заложить пороховые заряды под стены крепости и о противодействии русских, которые копали встречные подземные ходы и обезвреживали шведские мины. Но в этих воспоминаниях нет ни слова о хотя бы одной попытке штурма крепости! Наиболее интересный эпизод из дневника связан с услышанной лейтенантом беседой Карла XII с полковником фон Бинау, который командовал осадной артиллерией. Полковник просил короля дать двум его батареям только шесть часов, чтобы крепость пала. Король в вежливой форме отказал генералу, хотя у последнего было достаточно ядер и пороха. 16 мая 1709 г. отряд полковника Головина был без боя, по приказу Карла XII, пропущен в крепость. А во многих трудах российских историков описывается героическая вылазка солдат этого отряда, переодетых в шведскую форму. Когда же через два дня осажденные действительно предприняли вылазку на шведские укрепления, то в кровопролитном бою многие из них были убиты, а сам Головин попал в плен.
Множество дневников и воспоминаний непосредственных участников Полтавской битвы хранится сейчас в «Полтавской комнате» Королевского военного архива в Стокгольме, чем практически не могут похвастать российские архивы. Почти все шведские солдаты умели читать и писать, в то время как в русской армии таковых было крайне мало. Вот почему шведские историки весьма скептически относятся к описанию битвы в советской и российской историографии. Тенденциозность проявляется в учебниках, справочных изданиях, энциклопедиях, словарях... «Пророссийские» тенденции видны, например, в изданном в Полтаве в начале 90-х годов энциклопедическом словаре «Полтавщина». С российской стороны, говорится в нем, в исторической битве 27 июня 1709 года участвовало 42 тыс. солдат, в армии Карла XII — 30 тысяч. А вот точка зрения шведской стороны в виде цитаты из газеты «Стокгольмские дневные новости» за 27 мая 1902 года. «Была ли Полтава позором для Швеции? Было ли унизительным и постыдным поражение армии агрессора, состоявшей из 12000 голодных и полураздетых солдат с 4 пушками от хорошо обеспеченной и экипированной армии, численностью 50000 — 60000 солдат с 72 пушками?» Позднее, уже в 1992 году шведский историк и писатель Питер Энглунд в своей монографии, посвященной Полтавской битве, писал о двукратном превосходстве русской армии над противником.
Деликатный вопрос о том, каковым был перевес в численности у русской армии над шведской, достаточно принципиален. Увы, даже если признать двукратный перевес россиян (при подавляющем — в артиллерии), все меньше оснований тогда славить полководческий гений Петра I… Строгий взгляд шведских историков (подкрепленный, еще раз подчеркнем, архивными данными) не всегда приятен и нам, украинцам. Критически, хотя и осторожно, шведы затрагивают личность гетмана Ивана Мазепы, который несколько необоснованно обожествляется украинскими историками и, одновременно, — обливается грязью их российскими коллегами. Может быть, именно из соображений деликатности они не переиздали сборник Альфреда Енсена «Украина», опубликованный в 1921 г. в Стокгольме и содержавший статью про Ивана Мазепу. На основании уникальных архивных документов XVII — XVII ст. автор приводит довольно интересное описание жизни украинского гетмана в период, когда он находился при дворе польского короля. Документы эти свидетельствуют о том, что не все поступки будущего гетмана Украины отвечали нормам морали, даже если принимать во внимание эпоху (судить по нынешним меркам, конечно же, нельзя). Вследствие этого был нанесен весьма серьезный удар не только по репутации украинских государственных деятелей, но и по авторитету самой Украины. Возможно, что такого рода «приключения» случались и с другими известными личностями того времени. Как говорится: с кем не бывает… Не потому ли некоторые страны, вместо идеализированных личностей, печатают на банкнотах птичек, цветочки, памятники архитектуры и т.д.?
Впрочем, тенденциозность, склонность к мифологизации образов своих исторических личностей украинских историков в некоторой степени простительна. Ведь они справедливо рассматривают Полтавскую битву не только как апофеоз Северной войны (1700-1721), но и как последний шанс для Украины стать независимой под протекторатом Швеции. Упразднение института гетманства, насильственная ассимиляция путем переселения украинцев в отдаленные районы Российской империи, ограничения на употребление украинского языка — все это началось уже после Полтавской битвы. Ее последствия вряд ли у кого вызывают сомнения. Тут и «шведский», и «российско-советский», и «украинский « взгляды на историю почти совпадают. Да, Швеция вскоре утратила статус великой державы, завоеванный на полях Тридцатилетней войны (1618-1648). Да, Украина упустила свой шанс стать свободной. Да, Россия впервые заявила о себе как супердержава и далее были еще почти два столетия экспансии молодой империи… Но все-таки очень наивно (на фоне очевидных исторических фактов) выглядит желание некоторых современных историков толковать о героизме «петровцев» там, где, мягко говоря, это не совсем уместно делать. Отсюда же выплывает и желание говорить о «цивилизаторской миссии», которую государство Российское несло всем, без исключения, покоренным народам. Но насчет «миссии» — это другая тема…
Что касается шведских ученых-историков, то они, конечно, хорошо знают Украину и историю ее многовековых связей со своей страной. Знают они и о шведской принцессе Ингигерде, дочери короля Олафа, ставшей супругой Ярослава Мудрого, и о том, как славянские князья приглашали викингов в давние времена улаживать наши внутренние конфликты. А главное — в их подходе к событиям, происходившим в Европе, практически нет субъективизма и самолюбования. Историю в этой и многих других западноевропейских странах стараются видеть «голой», «без покрова».
В 1999 году во время проведения в Стокгольме очередной международной конференции по военной истории, в рамках ее культурной программы, состоялась выставка современной исторической литературы. Большую часть экспозиции составляли книги, изданные на высочайшем полиграфическом уровне, содержащие фотокопии уникальных исторических документов и их перевод на несколько европейских языков. Никаких комментариев (за исключением того, кто это писал, кому и когда), в этих книгах не было. Таковым становится современный и, мы бы сказали, цивилизационный подход к освещению истории: смотрите, читайте и думайте сами!
