Окончание. Начало читайте «День» №143-144
Начиная с ликвидации УНР, прекратившей революционный процесс, в оппозиции к гетманской Украинской Державе оказались все социалистические партии бывшего Центральной Рады. С этого времени можно говорить об освободительной борьбе украинских патриотов. Следует только внести в определение историков диаспоры «освободительная борьба украинского народа» существенную поправку: обо всем украинском народе говорить не приходится. Не все украинцы стремились к отделению от России, в которой родились как они, так и их отцы, деды и прадеды. Значительная часть граждан была проникнута настроениями «неосознанного социализма», поверила лживым лозунгам Кремля и самоустранилась от борьбы за национальную государственность.
В шедших на территории Украины военных действиях есть лишь один период, когда можно было бы говорить о гражданской войне внутри украинского лагеря. Речь идет о ноябре-декабре 1918 года, когда развернулось восстание против П. Скоропадского, и о единственном, за исключением эпизодических вооруженных столкновений, масштабном бое под Мотовиловкой между войсками гетмана и возрождающейся армией УНР.
Государственные усилия руководителей Украинской Державы были значительно эффективнее, чем лидеров УНР. Команда П. Скоропадского находилась под прикрытием немецких штыков и имела достаточно продолжительный срок для государственного строительства. Возглавляемая М. Грушевским, В. Винниченко и С. Петлюрой команда находилась в постоянной борьбе с врагом, который был как за рубежом, очерченным лидерами УНР, так и внутри Украины. Речь идет не только о военных и общественных институтах, руководимых из-за украинско-российской границы, но и о русском или русифицированном рабочем классе самой Украины, а также о миллионных массах национальных меньшинств, привыкших подчиняться властям, находившимся в Петрограде и Москве. Наконец, лидерам УНР пришлось встретить вызов со стороны собственной социальной опоры — украинского крестьянства. Проникнутое настроениями «неосознанного социализма» в значительно меньшей степени, чем российское, оно все же оказывало давление на правительственных социалистов с европейским мировоззрением, которое особенно отражалось на позициях украинских эсеров. Когда правительство УНР начала контролировать партия эсеров, Центральная Рада приняла земельный закон, основанный на принципах «черного передела».
Ведущие историки украинской диаспоры указывали на отсутствие поддержки режима Скоропадского со стороны политических сил собственного общества. В частности, Матвей Стахив называл гетманский режим «типичной единоличной самозванной диктатурой, возникшей путем государственного переворота, причем победу ему при перевороте обеспечила исключительно чужая военная сила». Ярослав Пеленский давал похожую характеристику: «бюрократически-военная диктатура». Исходя из факта оккупации Украины, руководители Центральной Рады, начиная с Михаила Грушевского, рассматривали режим П. Скоропадского как марионеточный. При этом они забывали, что сами пригласили в Украину австро-германских оккупантов, спасаясь от российских красногвардейцев.
События, последовавшие за этим приглашением, были вполне прогнозируемы. Принятый 31 января 1918 года Центральной Радой земельный закон по своему радикализму мало отличался от ленинского Декрета о земле. В России ликвидация крупных собственников закономерно вызвала гражданскую войну. В Украине осуществляемый под давлением малоимущего крестьянства «черный передел» натолкнулся на сопротивление зажиточных крестьян, не говоря уже о помещиках. Не видя возможности защитить свою собственность украинскими властями, они обратились к оккупационной администрации. В силу событий военная администрация обязана была стать на сторону одной из сторон. Разумеется, она приняла сторону состоятельного крестьянства и помещиков, руководствуясь не столько классовой солидарностью, сколько собственными интересами. Борьба на селе за перераспределение собственности грозила сорвать весенний сев и поставить под вопрос будущий урожай. Тем временем заключенный в Брест-Литовске «хлебный мир» (Brotfrieden) мог спасти Центральные державы от продовольственной катастрофы, только если бы украинское правительство оставалось способным выполнить взятые на себя обязательства по поставке союзникам хлеба и другого продовольствия.
Оккупационной администрации появление Украинской Державы в форме Гетманата было выгодным. В глазах имперско-бюрократической элиты кайзеровского государства, стремившегося придать оккупированной Украине суверенный вид, Гетманат приобретал историческую легитимность. Такой формат власти нравился и самому Скоропадскому, происходившему из гетманского рода.
Современные исследователи дают государству Павла Скоропадского противоположные оценки. Например, Юрий Терещенко последовательно проводит идею присутствия казацко-старшинских традиций ХVІІ-ХVІІІ ст. в Гетманате ХХ в. и объясняет это «родством крестьянства и шляхты как носителей одного языка и веры». Напротив, Мирослав Попович давал сокрушительную характеристику Гетманату как «вымученной псевдомонархической конструкции, оказавшейся нежизнеспособной, поскольку не было в украинской традиции тех стабильных формообразований, которые пыталось нащупать в темноте консервативное общественное мнение».
Руслан Пыриг вполне обоснованно подчеркнул эклектичный характер построенной П. Скоропадским государственности: «Это был тип какой-то смешанной государственности. Украинской по названию и форме, отдельным аспектам внутренней политики, прежде всего в культурно-образовательной сфере. И российским — по широким проявлениям имперского наследия, которое динамично регенерировалось в юридической практике, средствах массовой информации, религиозной жизни, использовании кадрового потенциала, толерантном отношении к политически пестрой, но антиукраински настроенной российской эмиграции, которая себя в таком качестве совсем не осознавала». Не следует забывать, что из советской России, начавшей в это время сопровождаемые государственным террором коммунистические преобразования, в Украину перебрались десятки тысяч высокообразованных чиновников бывшего царского режима.
Анализируя появление Гетманата, следует подойти к наиболее существенному вопросу: он был одной из форм революционного национального государства, наряду с созданными социалистами народными республиками, или, наоборот, это был контрреволюционный переворот? Здесь придется признать правоту следующего вывода Владислава Верстюка: «Гетманский переворот был попыткой консервативных политических кругов погасить пламя революции, положить конец радикальным социальным настроениям, силой государственной власти и умеренных реформ направить общественную жизнь в русло правовых норм, обеспечить право частной собственности, отстоять интересы всех социальных слоев».
Такой вывод находим в разделе коллективной монографии «Історія України. Нове бачення», изданной под редакцией Валерия Смолия еще в 1996 году. Это была новаторская монография, разрушавшая советские исторические мифы. В аргументации проф. В. Верстюка революция, которой противостояли гетманцы, не названа своим именем. Но остается несомненным, что ученый имел в виду не революционную программу общероссийских партий, которые в согласовании с буржуазными партиями Государственной Думы вели страну в Учредительное собрание, и не государственные усилия лидеров УНР, пытавшихся удержаться на позициях европейского социализма. Речь шла о другой революции, целью которой была реализация рожденной в голове В. Ленина идеи государства-коммуны, скрывавшейся за терминологией коммуноссоциализма Маркса и «втемную» использовавшей разрушительную энергию «неосознанного социализма» объединенных в советы народных низов.
Следовательно, Павел Скоропадский был контрреволюционером только в представлении большевиков, пришедших к власти в России и Украине. Он использовал политическую конъюнктуру, когда убедился, что Центральная Рада не устраивает немецкую администрацию, но в своей политике противостоял не создавшим ее социалистическим партиям, а ленинскому вирусу коммунизма, который проникал к ним и, паразитируя на «неосознанном социализме» народных, сеял в Украине анархию и хаос.
Войну, развернувшуюся в Украинской Державе, нельзя называть гражданской. Это была война между крестьянами и оккупационными государствами, в которой погибли до 20 тыс. военнослужащих Германии и Австро-Венгрии и неизвестное, но несоизмеримо большее число крестьянских повстанцев. Что касается битвы под Мотовиловкой, то с ней следует разобраться отдельно.
Пытаясь сдержать продвижение сечевых стрельцов на Киев, гетман бросил навстречу им офицерскую дружину, сформированную преимущественно из российских офицеров, гвардейский сердюкский полк и бронепоезд. 18 ноября 1918 года авангард сечевиков числом до 400 солдат с десятью пулеметами и двумя пушками занял позиции в лесу между селом Мотовиловка и одноименной железнодорожной станцией. Высадившись из эшелонов, офицеры начали наступать на позиции сечевых стрельцов через открытое поле. Сердюки числом в полторы тысячи штыков получили задание занять село Плисецкое и оттуда ударить по сечевикам. Но они нарушили приказ и остались в этом бою сторонними наблюдателями. Полагая, что перед ними неопытные и неорганизованные крестьянские повстанцы, офицеры действовали очень неосторожно и были наполовину выкошены пулеметным огнем. Штыковая атака сечевиков, действовавших под руководством Андрея Мельника, завершила дело. Один из участников этого боя позже вспоминал: «Сердюки, шедшие на Плисецкое, почему-то залегли под селом, и это была одна из решающих причин дальнейшей гибели гетманцев».
После боя сердюки заявили, что переходят на сторону республиканских вооруженных сил. Они были разоружены и в течение месяца находились в Мотовиловке. Затем их перевели в Киев и включили в Действенную армию УНР в качестве 4-го полка корпуса сечевых стрельцов под руководством сотника Святослава Захарчука. Он стал одним из лучших полков в армии Симона Петлюры.
Причина предательского в отношении гетмана поведения сердюков в бою под Мотовиловкой лежит на поверхности. Гетман отбирал в свою гвардию выходцев из богатого крестьянства казацкого происхождения, с сильными национальными традициями, рожденными в эпоху Богдана Хмельницкого. Не они предали гетмана, а он предал их провозглашенной несколькими днями ранее федерационной грамотой, в которой провозглашалось присоединение Украины к будущей белогвардейской России. Под Мотовиловкой встретились вооруженные отряды российских офицеров-монархистов, которые уже собирались перейти против воли гетмана на службу к белогвардейскому генералу Антону Деникину, и сечевые стрельцы Евгена Коновальца, решившие отказаться от участия в украинско-польской войне. По их мнению, события на Большой Украине имели большее значение для утверждения национальной государственности.
Современным историкам не стоит противопоставлять республиканскую форму гетманской государственности. Обе были порождением объективных обстоятельств, складывавшихся в то время. Историкам следует принять во внимание позицию самого гетмана, вполне трезво оценивавшего ситуацию. В «Воспоминаниях», написанных в январе-феврале 1919 года, П. Скоропадский указывал: «Хотя якобы под фирмой Петлюры я был свергнут и должен был бы потому иметь зуб против него, я все-таки скажу, из всех социалистических деятелей на Украине это единственный, который в моих глазах в денежном отношении остался чистым человеком».
25 мая 1926 года наемником российских чекистов был убит в Париже Симон Петлюра. На панихидах, состоявшихся в европейских столицах 30 мая, присутствовали представители украинской эмиграции разных политических направлений. В письме к организаторам панихиды в Берлине Павел Скоропадский сообщал: «Прибуду почтить память Усопшего, поскольку, несмотря на расхождение наших путей, видел всегда в нем искреннего украинского националиста. Перед отверстой могилой склоняю голову...»
