Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

День в княжеском Киеве

Грани повседневности средневекового города
11 января, 2018 - 14:31
ТАК ВЫГЛЯДЕЛ КИЕВ ХI—ХIII ВВ. С ВЫСОТЫ ПТИЧЬЕГО ПОЛЕТА. МАКЕТ Д. МАЗЮКЕВИЧ, 1968 г. / ФОТО НИКОЛАЯ ТИМЧЕНКО / «День»

В тени средневековых городских стен виднелись не только зафиксированные в летописных источниках разнообразные узоры социально-политических событий и других ярких исторических явлений. Здесь всплывала повседневная жизнь людей с присущим им ритуалом ежедневного поведения и укладом, который определял распорядок дня, время разнообразных занятий, характер работы и досуга, формы отдыха, игры, любовный ритуал и ритуал похорон.

Городское население Киевской Руси во времена ее наивысшего подъема составляло, по подсчетам ученых, четыре процента общего демографического потенциала всей страны (около 12 млн). Среди других тогдашних крупных городов наибольшими были Новгород, Смоленск и Киев.  Последний был просто гигантом. Во времена его расцвета в нем проживало почти 50 тысяч человек. 

Население средневекового Киева было неоднородным по социальным, профессиональным и вероисповедным признакам. Большинство горожан исповедовали христианское вероучение, но даже в пределах одного города были разделены плотной сеткой парафиальных общин. По свидетельству саксонского хрониста Титмара Мерзебургского еще в начале ХІ в. в Киеве было свыше 400 церквей. Пожар, вспыхнувший в городе в июне 1124 года, уничтожил, по свидетельству летописных источников, почти 600 церквей. Городские древнекиевские сообщества, каждое со своим укладом жизни и мировоззренческими установками, ценностными ориентирами, образовывали определенное социокультурное содружество, единство которого определяли принадлежность к христианскому вероисповеданию, общим праздникам, радостям и бедам.

В урбанистической модели Киева органично совмещались аристократическая изысканность каменных дворцовых и храмных зданий на княжеском детинце и непритязательных по своей архитектуре деревянных жилищ горожан. Боярские дома тяготели ближе к княжескому двору, который размещался в аристократической части города, — на Горе. Из летописных источников известно, что в начале ХІІ в. здесь находились усадьбы Гордяты, Никифора, Воротислава и Чудина, Коснячка, Брячислава и других княжеских достойных личностей и купцов. Основная часть киевлян — «людей градских» — занималась абсолютно мирными занятиями — ремеслами, торговлей, сельскохозяйственными и другими промыслами. Этот люд проживал главным образом на плотно застроенном деревянными домами подоле, жилые кварталы которого сохранили свою индивидуальность и характер ремесленных, крестьянских и рыбацких поселений.    Проживали здесь и представители духовенства. Так, около 1161 г. в летописях вспоминается «двір  Лихачевъ попів», находившийся вокруг подольской городской изгороди. В церкви на Щекавице, как удостоверяют летописные источники, правил и, очевидно, где-то рядом жил поп по имени Василий, избранный в 1183 г. игуменом Киево-Печерского монастыря. Ближе к речной гавани находились складские помещения и торговые фактории купцов. Здесь, вероятно, размещались хаты лодочников, извозчиков и  грузчиков.

Основной тип городского жилья определяла  традиция  строительства срубов-пятистенок, сложившаяся в Киеве еще в начале Х в. Характерной чертой таких зданий является то, что основной сруб разделялся на две камеры — небольшие сени и собственное жилье. Глинобитная печь прислонялась к внутренней стене обитаемой камеры помещения. Как свидетельствуют материалы археологических исследований, размеры и планирования таких усадеб оставались неизменными в течение длительного времени. Это были нередко добротные жилища, часто двухэтажные, с клетями и без них, иногда с галереями.  Значительная часть срубов Подола имела высокие (до 1,5 м) подклети, входы в которые размещались на высоте пятого или шестого этажа. По мнению специалистов, это обстоятельство, возможно, объясняет отсутствие в отдельных срубах печей, которые, при наличии подклетей, располагались в верхнем жилом помещении. Для освещения жилых помещений использовались глиняные светильники, в которых нагревалось масло. Его изготовляли из конопли и льна. Жилища были меблированы деревянными кроватями, скамейками, столами, ослонами и креслами.

На территории старокиевских усадеб  были расположены хозяйственные помещения, которые использовались для хранения разнообразных припасов, а также в качестве производственных сооружений. Остатки таких мастерских, в частности ювелирных, металлообрабатывающие и костерезные обнаружены в ходе археологических исследований не только в ремесленных кварталах Подола, но и в пределах Верхнего города. Ювелиры высокой квалификации, которые изготовляли драгоценную церковную утварь, предметы роскоши для княжеско-боярской верхушки и украшения для женских и мужских костюмов, были привилегированной группой городского населения. О мастерстве киевских ювелиров свидетельствуют украшения, обнаруженные археологами в разных частях Киева и других городах Руси.

Невзирая на плотность застройки городской территории, усадьбы киевлян утопали в зелени плодовых садов и растений. В огражденных деревянным забором дворах содержался домашний  скот — кони, козы, коровы, овцы. Днем горожане выпасали его на покрытой сочной травой Оболони и приднепровских лугах, а к вечеру загоняли в сараи и конюшни. Поэтому в городе нестерпимо попахивало гноем. Из загаженных птичьим пометом и продуктами жизнедеятельности дворов и непроветренных кухонь несло остро едкими  испарениями. Вот почему князь со своим окружением предпочитал летом проживать в загородной резиденции — на Красном дворе, как в случае отца Мономаха — князя Всеволода Ярославича,  около Выдубичей или на Берестовом. Нестерпимые запахи сопровождали жизнь горожан всех больших городов чуть ли не до ХІХ века. Вспомним, например, описание Парижа в культовом «Парфюмере» пера Патрика Зюскинда. Так же задыхался и Лондон, пока часовщик Александр Камминг не спас его, изобретя в 1875 г. туалет со сливом.

Город требовал тогда много воды, очень необходимой для хозяйственных нужд и гигиенических процедур. Ее черпали деревянными коробами из рек и ручьев, а в отдаленные районы  она транспортировалась в кадках. Археологическими исследованиями установлено длительное функционирование ручья, который проходил под Замковой горой и перерезал весь Подол. Усадьбы киевлян, возведенные на его берегах, имели своеобразное ограждение из досок. Береговая обшивка ручья крепилась и целой системой дубовых оселков-стяжек. В Верхнем городе, перерезанном многочисленными оврагами, также протекали реки и ручьи. Если во дворике не было колодца, воду хранили в специальных цистернах, из которых ее черпали, чтобы приготовить еду, напоить скот и просто умыться.  Умывальником служили глиняные горшки и медные тазы, а в княжеских покоях — ценные водолеи высокохудожественной работы зарубежных мастеров. В усадьбах, где не было собственной мойки-бани, их владельцы мылись в доме вокруг печи.

Культура городского быта имеет коммуникационную и символическую  природу. По улицам и спускам города, покрытым кое-где деревянным помостом, горожане передвигались в основном пешком. Зато княжеские вельможи и зажиточные горожане перемещались в толпе верхом на конях. На телегах, запряженных лошадьми, перевозили разные грузы — продукты, инвентарь и тому подобное.  Бойкое движение человеческих потоков временами спотыкалось, натолкнувшись на шумных нищих и калек, которые слонялись по городу, попрошайничая на перекрестках улиц и площадях, а в праздничные дни собирались вокруг церквей на паперти. Неслучайно среди прочих археологических находок, обнаруженных около церквей, больше всего встречалось монет, которыми прихожане одаривали несчастных. 

Своеобразными коммуникационными узлами, где скапливались потоки горожан,  крестьян из близлежащих сел и пришельцев из далеких и близких миров, были городские торжища. Титмар Мерзебургский их насчитал в Киеве восемь. Однако на страницах древнерусских летописей их вспоминается всего два: «Бабий торжок» на Горе в Верхнем городе и торговище на Подоле вблизи церкви Богородицы Пирогощи. Здесь можно было приобрести все необходимое — от оптовой партии женских украшений, коней, домашнего скота, сельскохозяйственной продукции до обычного кухонного горшка. После базарного дня грех было обойти стороной корчму, чтобы промочить горло хорошей  кружкой вина или хотя бы пива. «Руси веселость — пить, мы не можем без этого быть» — приговаривала обольстительная трактирщица — разбавляя нередко при этом вино водой.

Рынки были своеобразным барометром состояния городской экономики, а также местом социального общения разных слоев населения: здесь обсуждались актуальные  жизненные вопросы, рождались и распространялись разнообразные сплетни, слухи и анекдоты. Профессиональные кликуны — биричи объявляли на торжищах официальные распоряжения власти,  вызывали в суд ответчиков. Русская Правда приписывала «призывать на торгах» о побеге челядина, пропаже оружия или одежде, после чего тот, кто помог челядину скрыться или попробовал продать украденные вещи, нес наказание.  Они также  собирали торговую пошлину, взыскивали налоги и штрафы и следили за порядком.

Культурный символизм повседневной жизни горожан проявлялся, в первую очередь, в одежде, которая маркировала возрастное и социальное положение человека. На улицах, среди пестрой толпы можно было разглядеть одетых в военную форму крепких парней, яркий наряд женщин, пышно украшенные кафтаны зажиточных купцов и бояр, строгие одежды духовенства. Горожане были законодателями моды в одежде. Специфическими городскими украшениями были стеклянные браслеты. В городах получает распространение кожаная обувь, становятся разнообразными ее фасоны и внешний вид. Мужчины носили высокие сапоги, шитые из тонкой кожи. Женщины обували низкие кожаные ботинки. Зажиточные слои населения  позволяли себе роскошествовать в нарядах, изготовленных из тонкого сукна и драгоценного шелка. Археологические материалы позволяют отличить одежду, в которой хоронили горожан, от той, которую они носили при жизни .

Средневековая городская цивилизация имела взрослое лицо. Дети же были предоставлены сами себе — в Киевской Руси они были на периферии внимания взрослых. Старорусские книжники обычно ограничиваются лишь лаконичной констатацией о рождении ребенка, да и то, лишь в княжеских семьях. На восьмой день рождения ребенка ему давалось имя, а на сороковой — проводился обряд крещения. Детство не имело никакого статуса и с ним пыталась покончить как можно раньше. Прагматичное Средневековье, как замечал его выдающийся знаток Жак Ле Гофф,  «едва замечало ребенка, не имея при этом времени ни умиляться, ни увлекаться им. Да и ребенок часто не имел дедушки — настолько привычного в традиционном обществе воспитателя. Слишком малая была продолжительность жизни в средние века. Едва лишь выйдя из-под опеки женщин, ребенок оказывался выброшенным и погруженным в изнурительный сельский труд или в учебу ратному делу».

В средневековом городе (не только в Киеве, но и по селам), ребенок также с малых лет приобщался к жизни взрослых, проникался их занятиями и заботами. Мальчики тренировались на деревянных мечах, готовясь к будущим ратным подвигам, овладевали основами ремесел.   Призвание девушек — подготовка к браку. Эти, как их называли в Средневековье, «люди прялки» с детства учились нехитрому домашнему ремеслу, перенимая  от старших духовные ценности и знания.    Быстрая социализация детей предопределяла и  раннее заключение браков между ними (девушек могли выдавать замуж уже с 12 лет, а мальчики могли вступать в брачно-половые связи с 14 лет).

Начало. Окончание читайте в следующем выпуске страницы «История и Я»

Владимир РИЧКА, профессор, доктор исторических наук
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ