Политика довольно рано взяла его в свои объятия. В мае 1951 года семиклассник Ваня Драч написал свое первое стихотворение «Ми за мир!». Стихотворение было таким политически «правильным», что его напечатала районная газета. Вот строки из него:
«Розцвітає мила Україна,
Щастям повниться моя земля,
І працює радісна людина
В сяйві сонця, що зійшло з Кремля…
Боротьба за мир усіх єднає,
«Ми за мир!» — так каже увесь світ.
Нас ніхто-ніхто не подолає,
Хай вже скалить зуби Уолл-стріт.
Ми за мир! Так каже Україна.
Ми за мир! — всміхається дитя.
Ми за мир! — говорить вся країна.
Ми за мир, за щастя, майбуття!»
Пройдет много лет и Иван Федорович сам о себе скажет: «Хочу этого или нет, но морализаторство, наверное, вошло в меня, и я смотрю на других людей, как на своих учеников. А если говорить о политике, я весь в нее зафрахтованный и никуда от этого не денусь. Я весь состою из политики». Это утверждение можно уверенно опровергнуть. К счастью, не весь Драч состоит из политики, хотя она и сыграла в его жизни важную роль. Вот об этом и поговорим.
О начале я сказал. Затем было то, что во времена Советского Союза называлось «общественная активность» — председатель пионерского отряда, инструктор Тетиевского районного комитета комсомола, секретарь комсомольской организации военной части. И вот осенью 1959 года студенту, кандидату в члены КПСС Ивану Драчу политика впервые показывает, чем она является на самом деле. За выступление с несанкционированной политинформацией и за контакты с иностранцами-поляками потащили будущего классика в КГБ, а затем выгнали из дневного отделения Киевского университета имени Тараса Шевченко. Впрочем, кого из наших классиков «органы» к себе не таскали и откуда-то не выгоняли ...
Следующий период взаимоотношений Драча с политикой был не менее интересным. Он уже признанный поэт, в плеяде тех, кого назовут «шестидесятниками». Уже состоялась первая заграничная командировка в Италию (а тогда командировки за границу для деятелей искусств были акциями памятными и — безусловно — политическими). Уже он учится в незаурядном творческом кругу на Высших сценарных курсах при Госкино СССР в Москве. И тут политика ему напоминает о себе: потомки «железного Феликса» отследили его на самом деле просто человеческие контакты с иностранцами и предлагают выгнать с курсов. И спасает его другой, отставной чекист, а тогда преподаватель Михаил Маклярский, который ему симпатизировал.
По возвращении из Москвы Драч работал сценаристом на киностудии имени Довженко. Однако в родной Украине было не много таких сторонников, особенно среди сотрудников тогдашней политической полиции (она же КГБ). Они следили за Драчем, как и за другими. Тем более что Драч сам решился на политический шаг — стал одним из подписантов письма в защиту тех украинских правозащитников, которых в середине 1960-х годов накрыла первая волна политических репрессий. Не отступится он от своей позиции и в дальнейшем. Итак, в 1966-м, 1968-м и 1972-м ему устраивают партийно-политические «аутодафе» в форме выговоров. Да, его не арестовали, а лишь словесно распинали, а в 1974 году выгнали с киностудии.
... Не любит Иван Федорович обо всем этом рассказывать, но однажды я у него все-таки выведал, как же он выдерживал политических экзекуторов из Киевского горкома и Ленинского райкома партии столичного Киева? Не буду пересказывать детали, только скажу, что непросто это ему было пережить и продержаться, стоило это немалых нервов, а об унижении уж и нечего вспоминать. А я бы подробно об этом вспоминал, чтобы понятнее было тем, кто склонен обвинять Драча в политическом конформизме, чего стоил ему «конформизм». Да, писал поэзию о партии, о Владимире Ленине, но даже из напечатанных в этом томе документов видно, что вытворяли с ним те, кто называл себя «ленинцами».
Не Иван Драч, а французский поэт Поль Элюар когда-то написал:
«І те, що було зрозумілим, — зникає.
Птах зливається з вітром,
Небо зі своєю суттю,
Людина зі своєю реальністю».
Со своей политической реальностью Иван Драч начал сливаться с 1986 года, связанного с роковой для Украины (и как утверждают, для человечества) Чернобыльской катастрофой. Именно с этого времени для коммунистической власти он стал проповедником бунта, разрушителем, казалось бы, вечных истин и канонов, так сказать, воинственным и вредным Паком, лукавым лесным духом из пьесы Уильяма Шекспира «Сон в летнюю ночь». Хотя сам Драч, говоря о мотивации своего тогдашнего поведения, максимально заземляет его: понял, до какой степени система лживая и безжалостная, а поэтому решил идти до конца, не боясь за собственную жизнь.
Иван Федорович как-то рассказал мне, что тогдашний партийный лидер Украины, консервативный и осторожный Владимир Щербицкий дал задание помощнику поинтересоваться материальным положением и гонорарами Драча. «И квартира у него есть, и дача, и гонорары немалые. Что же ему тогда еще нужно?!» — удивлялся вождь Компартии Украины. Давайте посмотрим на выступления Драча и поймем, что ему было не до материальных благ или до возможности использовать их в свою пользу (как это произошло с некоторыми его коллегами). Ему было не до должности. Что же тогда? Он ответил собственными поэтическими строками, котрые зачитал в конце речи на Учредительном съезде Народного Руха Украины в сентябре 1989 года. Вот последняя строфа:
«Та вже тисячоліття нами котять.
Та вічність чорна б’є без каяття.
Що ж нами вродить? Нами й заскородять!..
Нема народу — то пощо життя?!»
Бог дал Ивану Драчу талант владения словом, но ... Макс Вебер когда-то написал: политика — это борьба за статусы и ресурсы. Политическая активность Ивана Драча не предоставила ему
какого-либо особого статуса. А ресурсы у него, как и раньше, разве что интеллектуальные ...
Можно так на эту проблему смотреть. А можно так, как когда-то предлагал Вацлав Гавел: «Политика — это не искусство возможного. Это — искусство невозможного». Разве можно было представить, что благодаря усилиям, борьбе, стремлениям тких людей как Иван Драч появится Народный Рух, (альтернативный, казалось бы, вечной и непобедимой Компартии), будет поднят украинский флаг над Киевским горсоветом, проведена в январе 1990 года резонансная «Акція Злуки» ? Разве можно было представить, что в августе
1991-го будет провозглашена независимость Украины, и запрещенный ранее украинский флаг поднят над зданием Верховной Рады? Однако это произошло и Иван Драч этому способствовал решительно и бескомпромисно. Кстати, Драч, который был председателем НРУ в 1989-1991 годах и сопредседателем в
1991-1992 годах, потом скажет: «Я не сразу стал таким острым мужчиной, хотя я высказывал свои взгляды. Я заинтересовал “руховцев”. Наверное, потому, что был первым секретарем Киевского союза писателей, а еще недавно получил государственную премию Союза. Они искали какую-то такую фигуру, которая могла бы ходить по верхам и их отстаивать ... Амбиций вождевских у меня никогда не было».
13 июля 1990 года на заседании Верховной Рады именно Иван Драч (разумеется, в ранге народного депутата) внес предложение провозгласить Украину нейтральным государством. Это открыло новую страницу в истории Украины и — новую страницу в оценках деятельности Драча. Мнения разделились. Одни считают, что это предложение прекратило «холодную войну» между СССР и США. Другие утверждают, что именно Драч просто «сдал» ядерное оружие - серьезный «аргумент» Украины в отношениях со сверхдержавами, что породило новые опасности для нашей страны.
Не буду апеллировать ко мнению специалистов, которые считали и считают, что Украина не могла не отказаться от того ядерного потенциала, оставшегося ей после коллапса Советского Союза. Не буду напоминать, что выступал Драч не «от себя», а выражал консолидированную позицию.
Обращусь к такому не последнему в политической истории человечества лицу как Уинстон Черчилль. Он, как известно, получил Нобелевскую премию не за свою политическую, а за литературную деятельность, а потому умел выражать мысли не хуже Драча или его оппонентов. Так вот Черчилль как-то написал, что муза истории должна все видеть, касаться и «даже, если можно так выразиться, нюхать все. Она не может бояться, что та или иная интимная деталь лишит ее рассказ романтики или героизма. Перечень мелких деталей и мелких сплетен может шокировать и даже непременно шокирует обычных людей. Тем не менее он не сможет очернить память тех, кто грудью встречал напор бурных штормов, защищая все человечество». Это было сказано о Жорже Клемансо, но, как мне кажется, это можно адресовать также Ивану Драчу.
Дурна політика. Ніколи
Нікому я не підхлібив.
Мої приколи і проколи
Вартніші всіх дурних лобів.
Це пійло пив я. Повертаю.
Не мій це хліб. Не тих умів.
Дурна політика. Картаю,
Бо мудрої, мабуть, не вмів
Его вообще во многом упрекают. Например, был нерадикальным, когда возглавлял Народный Рух. Сам Иван Драч отвечал на такие упреки: «Меня не раз упрекали и упрекают за политическую умеренность. Объясняется она просто. Я не хочу, чтобы созревали и перезревали кисти украинского гнева и снова струились украинскими слезами и кровью».
Теперь вопрос: где сейчас те радикалы, которые проморгали (как когда-то Владимир Винниченко выразился) страну и все начинания августа 1991-го в пользу сами знаете кого? Где Народный Рух, который превратили в партию, и это был конец уникального политического феномена, хотя Драч был против упомянутого преобразования. Его упрекают, что в 2000-2002 годах занимал должность председателя Госкомитета по информационной политике, телевидению и радиовещанию Украины, мол, коллаборировал с властью. У меня вопрос: а как он должен был реагировать на предложение поработать на упомянутой должности? Отказаться? Не факт, что вместо него был бы человек, для которого Украина — понятие не географическое. Кроме того, медийность политики — важное свойство политической действительности. Вот почему вполне понятно стремление Драча попробовать через медиа влиять на эту действительность. Другое дело, насколько реализовалось это стремление ...
Со стремлениями у Ивана Федоровича все в порядке. Еще в середине 1990-х по его инициативе был создан Конгресс украинской интеллигенции (КУИН), который имеет и региональные отделения. Одна из его задач — доносить до действующих политиков проблемы украинцев, не бояться и не сомневаться в борьбе за их решение. Прочитайте в этом томе материалы, связанные с Конгрессом, и вы убедитесь, что Драч как лидер КУИН еще не совсем покинул политику.
... Помню, как я упоминал Ивана Драча на Соловках. В 2009 году попал я туда второй раз. Впервые — представьте себе — было это в 1976 году. 33 года я не был на Соловецком архипелаге. Не скажу, чтобы я настолько соскучился по печально известным в Советском Союзе Соловкам, ведь они стали символом несвободы, насилия, смертельногй безысходности. Но обо всем этом в 1976 году нам, участникам обычной (одной из многочисленных тогда) туристической группы, которая побывала на Соловках, в Кижах и на острове Валаам, конечно, не рассказывали. К тому времени я уже успел поработать в так называемых спецфондах, где прятали от широкого доступа западную «советологическую» литературу, а также разножанровые издания, которые в СССР считали антисоветскими. Пришлось мне кое-что прочитать и о Соловках. Не так много, но достаточно для того, чтобы понять, чем они на самом деле были и в каких местах мы оказались.
И вот в 2009 году Украинский институт национальной памяти организовал, как выяснилось, уже не первое путешествие на Соловки и в урочище Сандармох под городком Медвежьегорском в Карелии. Там с 27 октября по 4 ноября 1937 года были тайно уничтожены 1111 привезенных с Соловков заключенных, среди которых было и немало известных украинцев.
В 1976 году экскурсоводы ни словом не обмолвились о Сандармохе, поскольку, собственно, никто кроме посвященных, и не знал об этом зловещем месте. Оно было открыто только в 1997 году группой энтузиастов, в которую, в частности, входили правозащитники Вениамин Иоффе и Юрий Дмитриев. И вот тогда же, в 1997-м об этом узнал Иван Драч. И это он организовал первое путешествие с целью не только почтить, но и увековечить память погибших украинцев. Теперь в Сандармохе стоит крест с надписью «Убиенным сыновьям Украины», а родственники погибших могут приехать и возложить цветы. Впрочем, не знаю, как в нынешней России относятся к могилам украинцев ... А тогда, в 2009-м, узнав, что это Драч начал коммеморативные соловецкие акции, я вспоминал его, стоя перед ямами-коллективными могилами соловецких узников. Не безразличен Иван Федорович к тем могилам и к тем, кто в них лежит ...
Специалисты утверждают, что в отношении политики существуют три уровня рефлексии: обычный, профессиональный и научный. На этих уровнях используются различные дискурсы, которые слабо пересекаются между собой. Системы описаний, объяснений и оценок здесь не совпадают. Как правило, на обычном уровне доминируют оценочные, эмоционально окрашенные характеристики политики. Профессиональные политики в борьбе за голоса объясняют и дают оценку окружающему миру, склоняя граждан, разумеется, к своей поддержке. Ученые пытаются описать сферу политического и объяснить ее, избегая оценок.
И кажется мне, что можно сказать о четвертом уровне рефлексии относительно политики: поэтический. Кто-то из западных интеллектуалов отметил, что на Западе политикой занимаются собственно политики, а на Востоке — поэты. Я Ивану Федоровичу об этом говорил, когда мы летом 2016 года были в его родном селе Телиженцы Киевской области во время съемок документального фильма о нем. Драч мне объяснял, почему и как он попал в высокую политику, особенно в эпоху Народного Руха: «Самое удивительное было то, что я как поэт, человек небесный и далекий от реальных вещей, смог увидеть гораздо больше реалистичных деталей той жизни, отношений различных сред — писательских, художественных, артистических. Я понял, что я намного практичнее, конкретнее, чем мои тогдашние коллеги».
А еще Ивану Драчу принадлежат такие строки:
«Дурна політика. Ніколи
Нікому я не підхлібив.
Мої приколи і проколи
Вартніші всіх дурних лобів.
Це пійло пив я. Повертаю.
Не мій це хліб. Не тих умів.
Дурна політика. Картаю,
Бо мудрої, мабуть, не вмів».
И что бы он сам о себе ни думал, сказанное, написанное, сделанное Иваном Драчем-политиком, безусловно, не будет забыто и останется в истории. Это мне как историку абсолютно понятно. А еще кажется мне, что в политике Драч, по словам из одного его стихотворения, «завжди був самотнім, у кожнім гурті». И те, кто когда-то выставлял его как узнаваемую икону впереди своей политической группы, и та политическая группа, считавшая его своим злейшим врагом, до конца, до положенной в обоих случаях глубины не понимали и не поняли его.
«Краса — велика рідкість.
І мало хто з моїх фонтанів п’є».
Это не Драч написал. Написал тот, кого он встретил в 1962 году в Италии. Американский поэт Эзра Паунд. А сказано будто бы именно об Иване Драче.
